ТЕКСТА

Данный текст - републикация анализа, помещенного автором - Юрием Ээльмаа - на своем сайте. Его смелая определенность побудила меня высказать свое мнение; Юрий любезно согласился на участие в семинаре.

Юрий Ээльмаа

О чем размышлял царевич?

В июне 1841 года, за несколько месяцев до смерти, 27-летний Лермонтов пишет балладу "Морская царевна". Для кого-то 27 лет - расцвет молодости, для Лермонтова же - заключительный этап творчества. (Заметим, что Лермонтов - не самый молодой из писателей и поэтов, Вильгельм Гауф, замечательный немецкий сказочник, умер, едва перешагнув 25-летний порог). Уже написаны "Парус", "Выхожу один я на дорогу", "Дума" и многие другие стихи, подтверждающие, что перед нами вполне сформировавшаяся натура со своим субъективным мировосприятием. После таких шедевров простоватый сюжет "Царевны" выглядит по меньшей мере несерьезно. Поданый вне поэтической формы, он выглядит почти банальным: царевич, купая коня, услышал голос, поплыл на него, схватил звавшую его русалку, вытащил ее на берег, она превратилась в чудовище; царевич бросил ее и уехал восвояси. Что же тут особенного, неужели это текст периода создания "Пророка"?

Эта мысль была отправной, когда я решил внимательнее присмотреться к стихотворению. Забегая вперед, скажем, что "банальным" сюжетом дело не ограничивается, "Морская царевна" на самом деле является своебразным, во многом философичным примером поздней лермонтовской лирики.

На первый взгляд, темой стихотворения может быть обозначена тема любви. ...

"Я царская дочь!
Хочешь провесть ты с царевною ночь?"

Синие очи любовью горят...

Но остальной текст опровергает первоначальное предположение. В словах царевича "Добро же! постой!" звучит скорее угроза, нежели нежность. Рука у царевича названа "боевой", сам он называет вытащенную на берег русалку "добычей". Таким образом перед нами разворачивается тема борьбы, противоборства, поединка, но никак не любви.

Присмотримся повнимательнее, как представлены события в стихотворении.

В море царевич купает коня;
Слышит: "Царевич! Взгляни на меня!"

Где царевич купает коня? Очевидно, что на начало стихотворения герой находится на мелководье, где до него и доносится голос из воды. Вторая строфа гласит:

Фыркает конь и ушами прядет,
Брызжет и плещет и дале плывет.

Создается впечатление, что в тексте что-то пропущено. Царевич только что услыхал голос и сразу же бросился в воду, поплыл на звук. Мы знаем, что неподалеку от него, на берегу, находится его свита, товарищи, к которым он обратится, когда вернется с русалкой на берег. Что по идее должен делать царевич в таком случае: попытаться выяснить, определить источник звука, возможно, послать кого-либо из слуг на проверку, а уж потом решать, что делать дальше или же самому сразу бросаться в воду? Скорее первое. Как же можно объяснить его "странное поведение"? Нам представляется верным лишь один ответ на этот вопрос: царевич как будто знал о том, что голос раздастся, он, скорее, явился для него не неожиданностью, требующей выяснения, а известным событием, которое должно совершиться. Голос из воды был неким "сигналом" для него, по которому царевич бросается в воду. Назовем его гипотетически "вызовом на поединок".

Слышит царевич: "Я царская дочь!
Хочешь провесть ты с царевною ночь?"

Мы понимаем, что перед нами русалка, которая заманивает царевича, чтобы обольстить его, а затем умертвить. Это "приглашение на казнь" облечено в форму любовного зова, который должен обмануть царевича. Но как мы увидим по тексту, герой не поддается подобному обману, он знает, чем грозит ему подобный зов. Обратим внимание на изначально заданное равенство героев: стихотворение называется "Морская царевна", в самом тексте указывается на это: "Я царская дочь!/ Хочешь провесть ты с царевною ночь?", герой тоже обозначен достаточно однозначно: царевич. Персонажи поставлены в равное положение, и "поединок", на который "вызывает" царевича русалка, не предполагает однозначного исхода.

Интересным нам представляется также то, что лишь в третьей строфе царевич осознает, кто был на самом деле источником голоса: морская царевна, русалка. Только в третьей строфе она открывается герою, понимая, что для него это ничего не изменит, ибо он находится в ее стихии, а следовательно, в ее власти. Возникает вопрос: во 2-й строфе царевич прыгал в воду, не зная точно, кто его противник? Как это ни парадоксально звучит, но по тексту стихотворения мы должны ответить "да".

Четвертую, пятую и шестую строфы рассмотрим вместе, ибо они тематически сочленены:

Вот показалась рука из воды,
Ловит за кисти шелковой узды.

Вышла младая потом голова;
В косу вплелася морская трава.

Синие очи любовью горят;
Брызги на шее, как жемчуг, дрожат.

Интересно заметить, что, поняв, что перед ним русалка, грозящая уволочь его на морское дно, царевич тем не менее не поворачивает назад: он продолжает свой путь.

Процитированные три строфы отражают постепенное приближение царевича к источнику доносившегося голоса - сперва показывается рука, потом голова морской царевны, затем уже мы различаем синие очи. Обратим внимание на лексику, сопровождающую описание царевны. Она действительно красива: голова названа "младой", ее венчает коса с вплетенной травой, "синие очи" (архаичное, возвышенное описание) любовью "горят", брызги на шее сравниваются с драгоценным "жемчугом". Русалка находится в своей стихии, оттого она и прекрасна.

Но при этом мы замечаем глагол, которым обозначено действие царевны: "ловит". Он дисгармонирует с величаво-прекрасным обликом царевны, выдает ее настоящее стремление - она хватает поводья коня, чтобы увлечь его с седоком на дно. И царевич это замечает:

Мыслит царевич: "Добро же! постой!"
За косу ловко схватил он рукой.

Знаменательно, что царевич не высказывает свои эмоции вслух, он только "мыслит", дабы не спугнуть будущую добычу. Именно в этом месте тема противоборства окончательно оттесняет предполагавшуюся ранее любовную линию, становится доминирующей. (Интересно, что герой хватает царевну за косу, что несет в себе символический подтекст "полонения" (плененения) девушек, захваченных во времена войн, набегов.) В указанных словах царевича сквозит скрытая угроза, ожидание борьбы, он оказывается подготовлен к поединку, который и разворачивается в следующей строфе:

Держит, рука боевая сильна:
Плачет и молит и бьется она.

Перед нами даже не борьба, а недолговременное покорение морской царевны. Герою надо покорить русалку, сломить ее волю, чтобы в следующей строфе беспрепятственно плыть с ней к берегу.

К берегу витязь отважно плывет;
Выплыл; товарищей громко зовет.

"Отважно" плыть к берегу может только победитель, торжествующий от сознания своей победы. И ему необходимо признание окружающих - именно поэтому он зовет товарищей.

"Эй вы! сходитесь, лихие друзья!
Гляньте, как бьется добыча моя...

Что ж вы стоите смущенной толпой?
Али красы не видали такой?"

Герою важно показать вытащенное на берег "чудо морское", он горд своей победой. Обращают на себя внимание взаимоотношения между царевичем и его товарищами. Они не сводятся в формуле "господин-слуга", скорее, он воспринимает их как равных. И от этого его желание выглядеть первым среди равных становится значительнее, нежели в ситуации красующегося царевича.

Легко объяснить смущение друзей - желая разделить радость победы героя, они не понимают причины торжества. Перед ними морское чудовище, которое видит и сам царевич, оборачиваясь:

Вот оглянулся царевич назад:
Ахнул! померк торжествующий взгляд.

Видит: лежит на песке золотом
Чудо морское с зеленым хвостом;

Хвост чушуею змеиной покрыт,
Весь замирая, свиваясь дрожит;

Пена струями сбегает с чела.
Очи одела смертельная мгла.

Бледные руки хватают песок;
Шепчут уста непонятный упрек...

Метаморфозу с морской царевной Лермонтов описывает поистине удивительно. Торжество царевича оборачивается ужасом при виде представшей перед ним картины. Его победа оказывается пирровой. Переход от одного состояния к другому происходит через оборот назад: "Вот оглянулся царевич назад". Семантика оборота, взгляда назад, сложившаяся в мировой культуре, обладает ярко выраженной отрицательной коннотацией (ср. миф об Орфее и Эвридике, о жене библейского Лота, о фольклорном оборотничестве и др.). Здесь оборот также не приносит ничего хорошего: царевич видит ужасную картину. Интересно вновь обратить внимание на лексику, описывающую царевну, но теперь в ином качестве. "Чудо морское с зеленым хвостом" невыгодно контрастирует с фоном, на котором оно представлено ("песок золотой") - что еще более подчеркивает его уродство. Само слово "чудо" означает что-то непонятное, неопределенное, незнаемое и, как следствие, чужое, враждебное (ср. "Чудо-юдо, рыба-кит..."). Хвост - непременный атрибут русалки, который, что примечательно, не акцентируется при первом описании, наводит на мысль о принадлежности чуда к нечистой силе. Разворачивающееся описание позволяет наделить "чудо" хтоническими признаками: "змеиная чешуя", хвост "свивается" подобно драконьему.

Чудовище умирает и очи, которые были синими и горели любовью, оказываются одеты в "смертельную мглу", "бледные руки" подчеркивают мертвенность существа. Какой непонятный упрек шепчут уста чудища? Ответ очевиден: это укор царевичу, выволокшему русалку на берег и обрекшему ее на погибель. В современном значении здесь слово "непонятный" означает скорее "неслышимый". Эта строфа примечательна с позиции синтаксиса - она оканчивается многоточием, что подчеркивает, с одной стороны, недоговоренность (чудище, умирая, не все успело сказать), с другой, - обрыв (в данном случае - жизни чудовища).

Последняя строфа показывает на едущего прочь и задумавшегося царевича:

Едет царевич задумчиво прочь.
Будет он помнить царскую дочь.

Странный конец. Непонятный. На первый взгляд, финал четко определен: царевич победил, чудовище умерло, герой уезжает прочь. Но с другой стороны, остается ряд нерешенных вопросов. О чем недоговорила умирающая русалка? Почему царевич едет "задумчиво", о чем он думает? Как "будет он помнить царскую дочь": как результат победы, как увиденный ужас или станет размышлять о причинах случившегося преображения прекрасной девы в чудо морское? Вопросы как будто остаются без ответа, финал стихотворения как будто является открытым.

Но на наш взгляд, это не так. Чтобы показать это, перейдем от сюжетного плана стихотворения к композиционному.

При первом взгляде на текст "Морской царевны" бросается в глаза необычное графическое решение стихотворения: оно состоит из 17 двустрочных строф. Нельзя сказать, что это обычно для поэзии Лермонтова и для лирики XIX века в общем. Это не исключительная редкость, но необычность этого приема очевидна - в то время скорее были распространены четверостишия. Мотивировка нечленимости 17 двустиший на четверостишия (4+4+4+4+2) не выдерживает критики: она принадлежит скорее домыслам, нежели поэтической стороне стихотворного текста.

Мы не зря в начале нашего анализа указали изначальное равенство двух героев стихотворения: царевича и морской царевны. Представим их отношения в виде схемы передвижений героев в художественном пространстве стихотворения (цифры на схеме обозначают номера строф):

(Эта схема представляет собой самостоятельное произведение графического искусства; приглашаю посмотреть ее на авторском сайте . Дальнейший текст представлется мне достаточным для понимания - NN)

Оговоримся, что для анализа отношений этих стихий, мы рассматриваем героев стихотворения - царевича и царевну, как персонификации этих стихий.

Если условно разделить текстовое пространство на две части "Море-Суша", то первая строфа иллюстрирует пограничное состояние этих стихий: главный герой купает коня на мелководье - месте, принадлежащем одновременно и морю, и суше (1). Они находятся в равновесии и разъединенности по отношению друг к другу.

Затем "море" в лице царевны бросает "суше" вызов, который та (царевич) принимает (2). Она внедряется в чужое, опасное для нее пространство (3,4,5,6), и исход намечающейся борьбы, кажется, будет более успешным для "моря". Но даже на чужой территории "суша" ведет себя достаточно агрессивно (7) и побеждает (8). Весь путь, проделанный царевичем за восемь первых строф, он преодолевает за половину девятой, вторая часть девятой строфы разворачивается уже в родной стихии героя - на суше. Больше действие в "море" не переходит, оставаясь на суше. Герой обращается к товарищам и оглядывается в сторону "моря" (10,11,12), таким образом вновь поворачиваясь лицом к другой стихии. 13, 14, 15, 16 строфы фиксируют увиденное им, после чего он уезжает за границу повествования, вглубь "суши" (17).

На схеме отчетливо заметно, что, начинаясь с пограничного положения, нахождение героя в двух пространствах (море-суша) абсолютно зеркально: из 17 строф - 8,5 происходит в море, 8, 5 - на суше. Это положение соблюдено вплоть до буквы. Девятая строфа:

К берегу витязь отважно плывет; море
Выплыл; товарищей громко зовет. суша

Таким образом, уравновешенность, баланс стихий в стихотворении абсолютен. Очевидно, что при попытке доминирования одной стихии над другой, итог оказывается пессимистичным: царевич, покоренный русалкой, погибает (ср. стихотворение Лермонтова "Русалка"), царевна, вытащенная на берег, также находит свою смерть. Не оставляя в стороне эстетический момент (утопленник и чудо морское заведомо безобразны), мы приходим к выводу о том, что только в балансе, в гармонии могут сосуществовать две стихии, две противоположности и лишь тогда они прекрасны. (Ср. Инь и Ян, черное и белое и т.д.). Попытка преодоления другого ведет к неминуемой катастрофе.

Возможно, поэтому царевич едет "задумчиво" прочь и с этой точки зрения "будет он помнить про царскую дочь?".

NN

Эх, память сердца, молодости годы... Читая твой текст, вспоминал себя в классе - стоишь, говоришь что-то ученикам... Ну да это так, сентиментальное.

Хотя вспомнилась школа совсем не случайно. Именно тогда я заметил, что дети склонны требовать одно толкование, причем желательно - попроще. И не всегда удается убедить их, что такая простота хуже воровства.

Следы упрощения я вижу и в твоей работе - наряду с абсолютно верными наблюдениями. Ну вот, например. Ты очень точно отметил движение от стихов "о любви" - к стихам "о борьбе". Но на самом ли деле необходимо отметать первую версию - что это все-таки о любви? Разве мало у Лермонтова текстов, в которых любовь изображается как схватка, смертельная игра? Зачем ставить "или", когда можно - "и"?

Называть последний год творчества Лермонтова заключительным тоже, по-моему, несправедливо: заключительное подводит итог долгого пути, а Лермонтов был в самом его начале... Хотя определенность его художественной манеры, зрелость таланта к этому времени - действительно, бесспорны.

Иногда в своем анализе ты прибегаешь к объяснениям, взятым откуда угодно, только не из текста. Например, во второй строфе тебе видится витязь, уже принявший вызов (и дуриком сиганувший с мелководья на глубину). Но в тексте-то именно этого нет! Есть конь, идущий на голос морской царевны - может быть, завороженный им. Царевич следует за конем - другой вопрос, заворожен он сам или нет.

Вообще тема поединка здесь, конечно, есть - но поединка не силового. Недаром физическая победа дается царевичу так легко: ему противостоит вовсе не морской витязь, а царевна, чья главная сила - в чарующем виде, "красе"( даже не голосе, не получившем никакого определения).

Так что я бы стал читать этот текст как изображение отношений между мужчиной и женщиной. Стихия - да. Но не случайно на суше ошивается толпа мужиков, перед которыми хочет похвастаться царевич. "Суша" - мужское начало, "море" - женское. "Морская она, морская!"

Поэтому и твой окончательный вывод - о предустановленной гармонии стихий - кажется мне чуждым тексту. То есть сделать такой вывод, конечно, можно. Но не об этом думал Лермонтов. Мне так кажется...

Кажется, я закрыл не все свои вопросы. И это хорошо - можно поговорить дальше.

Юрий Ээльмаа

Давай сначала определимся, к какому жанру относить эту заметку. Я ни в коем разе не претендовал на то, чтобы дать полный и законченный анализ "Царевны" (типа алексеевского анализа "Памятника" на 272 страницы). Это, скорее, размышление о композиционной особенности стихотворения. Такой точки зрения не встречал нигде, захотелось написать об этом, но не более. Коме того, как вариант школьного анализа такое толкование, наверное, не подходит. Так что остановимся на простой фиксации особенности стихотворения.
Насчет темы любви и борьбы. Да, для Лермонтова эти категории близки, но здесь речь идет не об "и", а именно об "или". Перед нами мотив борьбы, поединка, облеченный в иную форму - любовную. Самой любви нет вовсе (хотя поначалу и может так показаться) - русалка зовет царевича ,дабы погубить его, он принимает вызов и оказывается победителем. Так что равновесия любви и борьбы тут не получается.
Заключительный год жизни Лермонтова. Скажи, а путь, пройденный Л., - не долгий (естественно, в не в смысле хронологии, а в плане результатов)? Ср. стихотворения 15 года и последних лет.
Прогресс очевиден. Понятно, что говорить об итоге в возрасте 27 лет странно, но в этом случае по-другому никак. Помню, у нас на 1 курсе преподаватель в разговоре о Пастернаке выдал следующий перл: "Доктор Живаго преждевременно погибает". Так вот, Лермонтов тоже вот так "преждевременно" погиб.
Дальше - еще смешнее. Меня обвинили в том, что царевич "дуриком сиганул с мелководья на глубину". Ну, предположим, что это странно. Что же мы видим у тебя?
Есть конь, идущий на голос морской царевны - может быть, завороженный им. Царевич следует за конем - другой вопрос, заворожен он сам или нет.
Здрасьте - приехали. То есть конь у нас сам по себе, а царевич в море бросился, чтобы обуздать бешеного коня? Это уже не царевич, а какой-то пастух получается: бросился за конем, тут еще и русалка подвернулась, так что мы два дела сразу состряпали - и лошадь на место водворили, и чудо-юдо на берег выволокли. О чем тогда текст вообще?
Отношение мужчины и женщины. Здесь я считаю, что хотя это и присутствует, но может рассматриваться и шире: как борьбу двух противоположностей. Хотя об этом я писал. Если же ограничиться только такими отношениями полов, то как-то это уж очень мрачно получается - гармония невозможна в таком случае в принципе. Разве это лермонтовская концепция?
И наконец:
Поэтому и твой окончательный вывод - о предустановленной гармонии стихий - кажется мне чуждым тексту. То есть сделать такой вывод, конечно, можно. Но не об этом думал Лермонтов. Мне так кажется...

Что думал автор - вопрос вообще праздный, нам этого не узнать. А вот какие интерпретации позволяет сделать сам текст - это уже другое. Не понял, почему вывод чужд тексту. Докажи. И предложи свою концепцию.
Discussion not overed. To be continued...

NN

Что касается жанра - я и не утверждал,что это "школьный" анализ. Так просто, повеяло... Но чистым композиционным анализом его тоже не назовешь. Ты ведь все же предлагаешь интерпретацию этой композиционной структуры. Но это все мелочи, по-моему.

Еще одна мелочь - спор о слове "заключительный". Предлагаю сойтись на слове "последний", приняв, что к этому времени Лермонтов достиг полной силы своего таланта. Пойдет?

А вот дальше - не мелочи. Хорошенько подумав, я решил, что мое объяснение - завороженный конь - взято из той же "заушной" области, что и твое - о том, что царевич ждал вызова. Во второй строфе присутствует-таки один конь, но мы можем считать его изображение метонимией движения витязя. Собственно, очевидно, что конь сам на глубину не поплывет - значит, его направляет чья-то воля. Я сперва подумал, что это - воля русалки, но ее голос - по тексту - недостаточно притягателен. Поэтому принимаю твой вариант: конь плывет по воле царевича. Однако никаких следов того, что царевич ожидал вызова (тем более - "приглашения на казнь"), в тексте все же нет. Думаю, тут стоит вспомнить скорее об известном правиле рыцарской этики: рыцарь должен принимать вызов, от кого бы тот ни исходил; и чем опаснее вызов, тем выше честь для рыцаря, этот вызов принимающего.

Особенность вызова, брошенного царевной, в том, что она предлагает испытание любовью - конечно же, смертельно опасной. И витязь готов испытать себя - но на своих условиях. На суше, на глазах у толпы друзей, хвастаясь победой над невиданной красой... И эта "победа" царевича в любовном поединке оборачивается (! семантика оборота!) для него поражением - и друзья не оценили, и волшебная краса исчезает. Вот так мне видится событийный ряд стихотворения.

Можно ли видеть в нем изображение борьбы двух стихий? Хотя ты и скептически настроен относительно нашей возможности знать, о чем думал Лермонтов, некоторые утверждения мы все же можем делать. Например, Лермонтов точно не думал об Инь и Ян. Что касается стихий - а какие стихии имеются в виду? Вообче любые? И почему Лермонтову понадобилось тогда натурфилософское содержание втискивать в романтический сюжет? Романтики вполне обходились для этих целей медитативной лирикой...

О том, возможна ли гармония - это тоже ведь твой вопрос, а не вопрос Лермонтова. Допустим, он хотел бы написать, что гармония возможна - что же, ему пришлось бы изображать любовные забавы в приплеске? Я все же думаю, что необходимость гармонии никак не следует из конструкции стихотворения: ведь тогда бы царевич и царевна либо вообще не встретились (каждый остался бы "в своей стихии"), либо использовали вариант с любовью на пляже...

Новенькое:

5.02.2005
Размещен полемический комментарий К. Юдина к статье М.Л. Гаспарова о стихотворении О. Мандельштама

30.10.2004
В списке авторов выложена ссылки на анализы текстов, сделанные на форуме

3.11.2003
Размещена
работа О. Кикава
о пунктуации А. Белого

24.10.2003. Продолжение
"Анализа текста" - разбор сюжетов "Жирафа" и "Озера Чад" Н. Гумилёва.

Пополнение
"Отходов" - кусок диплома по сказке эпохи романтизма.

21.10.2003. Продолжение семинара по интеллигенции

15.10.2003. Размещено обсуждение работы по "Левше" с форума "ГПР"

10.10.2003. Продолжение пособия по анализу текста. Разделы "Когда всё это кончится" и "Сюжеты бывают всякие".

1.10.2003. Открыт дискуссионный; лист - рассылка, в которую может писать любой подписчик. Хотите попробовать? Мыло на полку (см. внизу)!

19.08.03. Открыт семинар по Шкловскому

19.04.03. И еще одно пополнение "Отходов" - "Эпитеты в "Машеньке" Набокова"

16.04.03. Пополнение в "Отходах" - реферат по эпитетам

10.04.03. Обсуждение на форуме стихов Бродского Несколько новых ссылок

31.03.03. Опубликована работа о геометрии поэтического мира Иосифа Бродского