| К
Lehrer'у |
Последний монолог "Горя от ума":
чего не сказал Чацкий?
Ради красного словца не жалеет и отца.
Русская поговорка
Relax, have a cigar, make yourself
at home. Hell is full of high court judges, failed saints. We've got Cardinals,
Archbishops, barristers, certified accountants, music critics, they're all here.
You're not alone; you're never alone. Not here you're not. Okay, break's over.
"Saint Augustine in Hell"
Sting
Проверить, насколько хорошо исполнитель
роли Чацкого понимает пьесу, очень легко. Достаточно лишь выслушать начало его
последнего монолога, первые его фразы. Если исполнитель прочитает их так: "Не
образумлюсь… Виноват… И слушаю - не понимаю…", можно быть уверенным, что
своего места в пьесе он не знает.
Дело в том, что слово "виноват" в данном случае - не самостоятельное
сказуемое, а вводное слово, аналогичное современному "извините" в
предложениях типа "А вы, извините, кто?" или "Извините, не расслышал".
Чацкий вовсе не собирается говорить о какой-то несуществующей его вине перед
Софьей и Фамусовым - единственными слушателями его монолога (дворня, разумеется,
не в счет). Он извиняется за то, что не может осмыслить всю полноту открывшейся
перед ним интриги, за то, что он в замешательстве.
Завороженные схваткой Чацкого с "фамусовским обществом", мы часто
забываем, что "Горе от ума" - все же комедия, причем комедия, писавшаяся
для театра, человеком, хорошо знавшим театр и писавшим ранее для него, а значит,
в ней должна быть какая-то интрига. Интрига Софьи против Чацкого достаточно
понятна - однако и Чацкий ведет свою интригу против Софьи.
Комедийный конфликт основан на попытке Чацкого выяснить, кого любит Софья, и
попытке Софьи противостоять его усилиям. Поскольку зрителю все известно заранее,
он может не обращать внимания на действиях Чацкого и сосредоточиться на его
монологах. И все же само движение комедии без этих действий было бы невозможно.
Вспомним развитие сюжета. В первом действии Фамусов подозревает дочь в том,
что она влюблена в кого-то, вероятно, в Молчалина. Софье удается рассказом о
своем сне запутать отца и бросить подозрение также и на Чацкого, который вдруг
появляется, "из дальних странствий воротясь". Чацкий, влюбленный в
Софью, надеется на продолжение близких отношений, бывших у них до его отъезда,
но не находит взаимности. Это обстоятельство заставляет его задуматься; Фамусов
же пытается разрешить вопрос, "который же из двух?"
Второе действие начинается с попытки Чацкого разведать у Фамусова причины недоброжелательности
Софьи. Тот встречает не самые тонкие действия Чацкого вопросом о том, не хочет
ли Чацкий жениться на Софье, после чего разворачивается знаменитый спор о том,
как следует служить. Внезапное появление полковника Скалозуба, которого Фамусов,
очевидно, хочет видеть мужем дочери, заставляет Чацкого заподозрить, что она
полюбила другого. Он хочет узнать, кого именно, и ему вскоре предоставляется
такая возможность: сцена с падением Молчалина, вызвавшим обморок Софьи, позволяет
предположить, что она неравнодушна к Молчалину, однако ее дальнейшее поведение
дает основание думать, что ей небезразличен Скалозуб. Чацкий уходит, а Молчалин
высказывает Софье опасение, что об их связи узнают; Софья видит главную опасность
в Чацком.
В третьем действии Чацкий продолжает свое расследование. Теперь он пытается
получить сведения от самой Софьи. Начав с насмешек над Молчалиным и вновь поспорив
из-за этого с Софьей, он решает "притвориться" и признать за ним "ум
бойкий, гений смелый", чтобы выяснить чувства к нему Софьи, а больше чтобы
в скрытой форме признаться в своих чувствах. Софья пытается защитить любимого
ею человека от насмешек и в конце концов сознается, что любит Молчалина, очевидно,
рассчитывая на порядочность Чацкого. Однако Чацкий, лучше знающий, кого, как
и за что нужно любить, решает, что Софья притворяется, и пытается перевести
разговор на Скалозуба. Софья его обрывает и уходит. Чацкий в нерешительности.
Появляется Молчалин, Чацкий пытается разобраться, чем он мог пленить Софью,
и в результате решает: "С такими чувствами! с такой душою Любим!.. Обманщица
смеялась надо мною!" Между тем собираются гости; Чацкий своим громким смехом
вызывает неудовольствие старухи Хлестовой, но Молчалин увлекает ее в другую
комнату. Чацкий "хочет похвалить" в присутствии Софьи Молчалина, но
та прерывает его, ожидая новой колкости в его адрес, которую тут же и получает:
Чацкий фактически обвиняет ее в том, что она солгала ему, сказав о своей любви
к Молчалину. Чацкий уходит, а Софья в сердцах бросает проходившему мимо гостю,
что Чацкий "не в своем уме". Гость понимает это так, что Чацкий сошел
с ума, и Софья, не ожидавшая такого поворота, решает отомстить Чацкому за неуместные
шутки, и поддерживает эту версию. Начинает свою работу "мельница сплетен",
и вскоре все уже знают о сумасшествии Чацкого. Эту новость невольно подтверждает
и сам Чацкий, который разражается длинным монологом по незначительному поводу
и даже не замечает, слушает ли его кто-нибудь.
В начале четвертого действия гости разъезжаются. Хочет уехать и Чацкий, разочарованный
и опустошенный, однако его кучера не могут найти. Пока он ждет, появляется Репетилов,
своей болтовней усугубляющий усталость и злость Чацкого, поэтому при первой
же возможности Чацкий скрывается от Репетилова, устремившегося к Скалозубу,
в швейцарскую. Оттуда он подслушивает разговор Репетилова с гостями, из которого
узнает о том, что все считают его помешанным. Досадуя на сплетников, он думает
и о Софье, но считает ее равнодушной ко всем. Внезапно он слышит, как Софья
зовет Молчалина, и решает узнать все до конца. Чацкий и Софья подслушивают разговор
Лизы с флиртующим с ней Молчалиным, из которого один узнает о подлинном избраннике
Софьи, а другая - о том, что Чацкий был прав в своей оценке Молчалина. Софья
не выдерживает и заявляет Молчалину, что между ними все кончено; единственным
утешением для нее служит то, что никто не узнает об их связи: "нет укоряющих
свидетелей в глазах". Но в свою очередь Чацкий тоже не выдерживает и упрекает
Софью в том, что та предпочла ему подлеца. Молчалин меж тем скрывается, а вбежавший
Фамусов застает дочь наедине с Чацким и выражает свое удивление тем, что Софья,
распустившая слух о безумии Чацкого, одновременно встречается с ним. Фамусов
видит в этом заговор: он считает, что разгадал замысел Софьи, не желающей выполнять
волю отца.
Таково расположение фигур на игровом поле комедии к моменту, когда Чацкий произносит
свой последний монолог Но прежде чем перейти к его подробному анализу, остановимся
прежде на характерах основных персонажей комедии - Чацкого и Софьи.
Как бы ни хотел того Грибоедов, определяющей чертой характера Чацкого является
не ум, а болтливость. Чацкий говорит много, по поводу и без повода, с людьми,
достойными его ума, и, куда чаще, с людьми, его недостойными. На противоречие
это указал уже Пушкин; но надо добавить к этому, что именно разговорчивость
Чацкого навлекла на него беду. Софья опасалась не того, что Чацкий разболтает
все, что она сообщит ему как тайну - Чацкий порядочен, как мы это увидим позднее,
и Софья вряд ли в этом сомневалась. Ее тревожит способность Чацкого безудержно
злословить по поводу каждого человека, подающего к тому хоть малейшее основание.
Кстати, свою повышенную разговорчивость подтверждает и сам Чацкий, иронически
обещая "дни целые пожертвовать молве" в Английском клубе "про
ум Молчалина, про душу Скалозуба". Этим он особенно и опасен для Софьи
и Молчалина: вряд ли Чацкий смирился бы с поражением и стал бы помогать подруге
детства возвышать в глазах общества ее избранника.
Не в пользу его ума говорит и тот факт, что из более чем достаточных проявлений
любви Софьи к Молчалину Чацкий так и не смог сделать правильные выводы: он совершил
ошибку, для умного человека непростительную - решил, что другой человек, когда-то
думавший так же, как он, должен и в дальнейшем разделять его взгляды на жизнь.
Возможно, Софья в юности и смотрела на жизнь так же, как Чацкий (хотя вероятнее,
что он ее просто забавлял, удовлетворяя ее подростковый негативизм), однако
невозможно знать, что произойдет с человеком за три года разлуки, особенно если
человек в это время растет; действительно умный человек попытался бы понять,
в чем суть изменений, а не мерил бы другого по своей мерке.
Что же касается самой Софьи, то она представляет собой весьма интересный образчик
действия карамзинской программы воспитания барышень. Она умна и обладает сильным
характером; однако ее идеал мужчины вполне сентименталистский: "…Уступчив,
скромен, тих, В лице ни тени беспокойства И на душе проступков никаких, Чужих
и вкривь и вкось не рубит…". Этот идеал, разумеется, выгоден для женщин,
берущих при таком муже власть в доме в свои руки, что Грибоедов подчеркивает
введением дополнительных персонажей, супругов Горичевых.
Причина критичности Грибоедова по отношению к сентименталистским идеалам достаточно
проста. Несмотря на то, что мы привыкли числить "Горе от ума" по разряду
реалистических комедий, на самом деле это комедия раннеромантическая. Свидетельств
тому более чем достаточно. Прежде всего это использование форм классицизма -
единство действия, места и времени - при кардинальной трансформации фигуры главного
героя. С одной стороны, это герой-резонер, что для классицистской комедии невозможно
- там главным героем становится воплощение того или иного порока, так что доверить
ему выражение мыслей автора невозможно. Чацкий же - явный "рупор"
Грибоедова, провозглашающий идеи национальной самобытности и творческого индивидуализма
(вполне романтические). Конфликт между героем и средой также типично романтический
- непонятно, откуда взялись убеждения Чацкого, но явно не из его окружения;
мотив сумасшествия главного героя, реального или мнимого, также обычен для романтического
конфликта.
Таким образом, "Горе от ума" - ружье, направленное и против сентиментализма,
порождающего мужчин-подкаблучников и бабье царство, и против классицизма, удовлетворявшего
отцов, но надоевшего сыновьям. При этом Грибоедов следует формам классицистской
комедии, во-первых, просто в силу воздействия эволюционного ряда (в тэйлорианском
значении этого термина, возрожденном Ю.С. Степановым: новым средствам сперва
придают формы старых средств, потому что наилучшие формы для новых средств неизвестны,
и лишь затем находят более адекватные формы), а во-вторых, в силу логики двойного
противостояния: чтобы вступить в конфликт с кем-то, надо заговорить на понятном
ему языке. Сентименталистам адресована опознаваемая фигура Молчалина, а классицистам
- форма комедии.
Но перейдем наконец к разбору последнего монолога Чацкого. Итак, на Чацкого
обрушивается правда об отношении к нему Софьи; одновременно Фамусов грозится
разгласить всем новость о непристойном поведении Чацкого. Чацкий зол на всех,
а более всего на себя: ему следовало бы уйти сразу, как только он узнал об отношениях
Софьи и Молчалина. Но смолчать он не может:
Не образумлюсь… Виноват,
И слушаю, не понимаю,
Как будто все еще мне объяснить хотят,
Растерян мыслями… Чего-то ожидаю.
Он справедливо обвиняет себя в слепоте:
Слепец! Я в ком искал награду всех трудов!
Спешил!.. летел! дрожал! вот счастье, думал, близко.
Пред кем я давеча так страстно
и так низко
Был расточитель нежных слов!
В чем же низость нежных слов, сказанных
искренне? Очевидно, в том, что адресат был их недостоин. И в самом деле, злость
Чацкого обращается против Софьи:
А вы! о боже мой! кого себе избрали?
Когда подумаю, кого вы предпочли!
Заметим - имени Молчалина Чацкий не называет,
и не назовет до конца монолога: не его дело разглашать тайны Софьи. И все же
он говорит о том, что избранник у Софьи был - сдержаться в такой ситуации и
вправду трудно.
Далее Чацкий обвиняет Софью в том, в чем она уж никак не виновата:
Зачем меня надеждой завлекли?
Зачем мне прямо не сказали,
Что все прошедшее вы обратили в смех?!
Что память даже вам постыла
Тех чувств, в обоих нас движений сердца тех,
Которые во мне ни даль не охладила,
Ни развлечения, ни перемена мест.
Никакой надеждой она его не завлекала -
вполне достаточно было того холодного приема, который оказала ему Софья, чтобы
догадаться о перемене ее отношения к Чацкому. Говорить же об этом вовсе не обязательно
- но Чацкий этого не понимает: ему важнее упрекнуть ее в неверности, поставив
в пример самого себя:
Дышал, и ими жил, был занят беспрерывно!
С его точки зрения, отношения могли развиваться
лишь по двум сценариям - безоговорочное принятие, признание в любви и женитьба
- или немедленный разрыв:
Сказали бы, что вам внезапный мой приезд,
Мой вид, мои слова, поступки - все противно,
Я с вами тотчас бы сношения пресек,
И перед тем, как навсегда расстаться,
Не стал бы очень добираться,
Кто этот вам любезный человек?..
Вот так - никаких "Давай останемся
друзьями". Только презрение. Да и что ему теперь в этих людях? Особенно
же мучит Чацкого то, что он не смог поверить в очевидное: Софья любит Молчалина.
Этот достойный объект насмешек тут же получает свою порцию:
Вы помиритесь с ним по размышленьи зрелом.
Себя крушить, и для чего!
Подумайте, всегда вы можете его
Беречь, и пеленать, и спосылать за делом.
Муж-мальчик, муж-слуга, из жениных пажей -
Достойный идеал московских всех мужей, - довольно!
С вами я горжусь моим разрывом.
В общем-то, гордиться особо нечем - этот
разрыв не требует от Чацкого внешних усилий, любовь же его к Софье вряд ли пережила
этот вечер. Но почувствовать себя в такой ситуации выше "коварной обманщицы"
- чуть ли не необходимость для воспаленного сознания Чацкого.
Но остался еще один противник - Фамусов, заподозривший его в намерении жениться
на Софье! Нужно ответить и ему:
А вы, сударь отец, вы, страстные к чинам:
Желаю вам дремать в неведеньи счастливом,
Я сватаньем моим не угрожаю вам.
Теперь на роль жениха годится только Молчалин;
но портить ему будущей партии не стоит - Чацкий описывает его, но не называет:
Другой найдется благонравный,
Низкопоклонник и делец,
Достоинствами, наконец,
Он будущему тестю равный.
Ну что же, всем сестрам по серьгам - но
досталось-то еще не всем:
Так! отрезвился я сполна,
Мечтанья с глаз долой - и спала пелена;
Теперь не худо б было сряду
На дочь и на отца
И на любовника-глупца,
И на весь мир излить всю желчь и всю досаду.
За чем же дело стало? Изливает:
С кем был! Куда меня закинула судьба!
Все гонят! все клянут! Мучителей толпа,
В любви предателей, в вражде неутомимых,
Рассказчиков неукротимых,
Нескладных умников, лукавых простяков,
Старух зловещих, стариков,
Дряхлеющих над выдумками, вздором.
Воистину, судьба этого молодого
человека достойна жалости. Кому же еще жалеть, как не самому себе!
Безумным вы меня прославили всем хором.
Вы правы: из огня тот выйдет невредим,
Кто с вами день пробыть успеет,
Подышит воздухом одним
И в нем рассудок уцелеет.
Все виноваты - только он не виноват:
Вон из Москвы! сюда я больше не ездок.
Бегу, не оглянусь, пойду искать по свету,
Где оскорбленному есть чувству уголок!
Карету мне, карету!
Итак, главное, что не сказал Чацкий в своем
длинном монологе - кто же в самом деле был избран Софьей. Фамусов не понял ни
одного намека - видимо, Чацкий верно оценил его способности к пониманию иронии
- или, напротив, переоценил. Впрочем, мы можем выбрать любую версию, говорящую
ли в пользу порядочности Чацкого или в пользу его хитрости - факт остается фактом:
Молчалин остается не наказан (вряд ли Софья решит отомстить неверному любовнику).
Остается еще один вопрос: стоит ли пожалеть Чацкого - или он сам виноват в своих
бедах? Как нам кажется, стоит - именно потому, что он сам виноват. Казалось
бы, из-за чего его жалеть? Из-за того, что его не оценили люди, которых он презирает?
Что ему до них?
Но в том-то все и дело, что они уязвили его в самое сердце: проницательная Софья
нашла самое больное место Чацкого. Дело в том, что для Чацкого его ум - главное,
что у него есть. Ум - основание его самоуважения, оправдание его существования.
Но это значит, что Чацкий должен все время находить подтверждение тому, что
он умен; поэтому он вышучивает всех вокруг, когда говорит с теми, кого считает
равными себе по уму, и поучает всех остальных. Его беда не в том, что окружающие
не могут оценить его ум, а в том, что он нуждается в такой оценке. Его ирония
скрывает неуверенность в себе; он ищет защиты в убеждениях, которые считает
правильными - и не может удержаться от того, чтобы излагать эти убеждения перед
теми, кто заведомо посмотрит на него как на безумца.
Поэтому "горе от ума", а не "горе уму": возможно, отношение
Грибоедова к Чацкому не было столь уж однозначным. Оценка Пушкина в общем верна:
Чацкий действительно скорее декларирует, что он умный человек, используя чьи-нибудь
умные слова, чем демонстрирует ум в действии. В заимствовании самом по себе
нет ничего порочного - мы все говорим на языке, созданном не нами; но надо же
думать, кому, когда и что говорить! Если же не соблюдать этого простого правила,
то и от ума, своего или заемного, можно пострадать. Но Чацкий будто бы не знает
этого - его речевой аппарат не может остановиться, не может прекратить тяжкий
труд по доказыванию всем и каждому, что его хозяин умнее их - или хотя бы так
же умен, как они. В ход идет даже Репетилов: хоть и пустышка, а надо заставить
его бояться своего ума!
В комедии Грибоедова много по-своему умных людей: Фамусов, Софья, Молчалин,
Хлестова. Каждый из них использует свой ум так, чтобы он принес ему наибольшую
выгоду. И только Чацкий превратил свой использование своего ума в чистое искусство,
искусство для искусства: это так безопасно, не знать поражений благодаря тому,
что никогда не рискуешь. Его можно уважать за бескорыстие и принципиальность
- но не правильнее ли видеть в этом страх? Страх, заглушаемый бесконечными монологами
о том, как надо жить, и все же не дающий сделать хоть что-то, чтобы жизнь изменилась.
Одолеваемому словесами Чацкому удалось смолчать один-единственный раз - когда
он мог, но не захотел назвать Молчалина. Будем считать это проявлением порядочности
- излюбленного утешения тех, кто не находит в жизни других утешений. В самом
деле, зачем Чацкому длить интригу или мстить Софье - ведь для него уже все потеряно.
Все, что ему осталось - утешать себя сознанием, что в конце концов он поступил
как должно.
And now I can tell you some stories
Stories about the madman
Stories about the dream-child
You know, that real wild one
Who dances alone
In the middle of the whirlpool
And I can tell you about silence
"Radio Silence" B. G.
Удалось д…туну п ..нуть
"Мудрое слово Древней Руси"
|
