|
|
(Материалы Круглого стола:
обсуждение “Что такое “наивная литература”?”
(выступления участников и гостей семинара 22 апреля,
а также дополнения, присланные позже)
И.В. Ферапонтов
- Главным препятствием на пути исследования наивной литературы является, на наш взгляд, размытость, нечеткость границ, отделяющих предмет нашего интереса от иных явлений и фактов литературы и фольклора. Нужны какие-то четкие критерии, позволяющие разграничить их. В выборе этих критериев и заключается главная проблема. Кроме того, континуум этих явлений не дискретен, а непрерывен, размыт, все явления плавно перетекают друг в друга.
- Для сколько-нибудь серьезных исследований необходим обширный корпус текстов наивной литературы. Для сбора их необходимо рабочее определение, без которого исследователям придется опираться на свое интуитивное понимание термина “наивная литература”. Можно предложить эмпирическое определение, например, такое: наивная литература — творчество одиночек, не владеющих (или не вполне владеющих) определенными литературными навыками, обращенное к ирреальному адресату (грядущим поколениям, мнимым единомышленникам и т.п.).
- Обязательно нужно разграничивать наивную литературу, и литературу, бытующую в тех или иных субкультурах. Наивный автор обращается за
пределы своего непосредственного окружения, более того, это окружение не понимает и не принимает его занятий, он обращается к “виртуальному” читателю. В субкультуре
же литературное творчество часто институциализовано, включено в систему. Автор непосредственно общается со своим читателем. При этом в рамках субкультуры нельзя говорить о “незнании кода”, напротив, произведения такой литературы вполне соответствуют кодам, выработанным в рамках данной традиции (иначе эти тексты просто не были бы ею приняты). Поэтому наивная литература будет и есть занятием одиночек. Можно возразить, что были и будут одиночки и среди “просто” литераторов. Но они всегда находились в русле литературной жизни, а наивные писатели от нее изолированны, они опираются на свои представления о нем, часто далекие от реальности.
Возможно, что суть наивной литературы и заключается в личности наивного писателя, полуобразованного чудака, для которого художественное творчество оказывается родом религиозного служения будущему, потомкам, человечеству (или хотя бы своим внукам, но только не своему собственному теперешнему окружению), способом оправдания собственной жизни.
- Важно проследить связь между явлением наивного писательства и массовым школьным образованием — ведь именно оно задает стандарты, ценностные ориентиры. Возможно, именно школа и создает наивного писателя, давая ему некоторые знания, но не “доделывая” его до конца, т.е. не давая ему полноценного литературного вкуса, чувства меры и достаточных навыков. Ведь те “звезды”, на которые ориентируется наивный писатель, заключены в хрестоматиях. Хрестоматии образуют свое замкнутое смысловое и стилистическое пространство, настолько отличное от обыденного бытия, что наивный писатель воспринимает это пространство как священное. Отсюда попытки ввести себя и свою судьбу в этот мир хотя бы путем изложения своей биографии языком пушкинской сказки. Это не потребовалось бы, если бы он понимал, что для каждого содержания есть своя форма. Наивный писатель просто не знает иной формы, пригодной для нужного ему содержания. Мы сталкиваемся здесь с явлением диглоссии. Подобно тому, как в Древней Руси на русском языке говорили, а на славянском — писали, так и наивный писатель не может писать на своем собственном языке (однако, он неизбежно ошибается в употреблении, иначе он был бы только талантливым стилизатором).
- Что касается незнания кода, то здесь возможна и иная точка зрения: это не ошибка в коде, а свой собственный код. То, что он бывает комически похож на язык русской классической литературы — не более чем внешнее впечатление, не говорящее ни о чем. Можно провести мысленный эксперимент: представить себе ситуацию, при которой этот язык и эта форма включаются в традицию, порождается огромное количество текстов, и только образованные люди будут узнавать в них цитаты из Пушкина Лермонтова, превратившиеся в эпические формулы и общие места. Так было бы, если бы наивные писатели оказались бы вдруг родоначальниками традиции, если бы их труд оказался бы востребован и признан их непосредственным окружением.
- Можно предложить простое и несколько наивное решение: геометрическое. Представим себе пространство литературных явлений в виде некоего непрерывного поля. Для того чтобы разграничивать и выделять в нем какие-то области, нужно построить в нем систему координат, т.е. выбрать два (или больше — тогда это будет не плоскость, а пространство, трех -четырех, и более мерное) параметра, с помощью которых мы будем устанавливать координаты каких-то точек в нашем литературном пространстве. Какие именно параметры выбрать — можно решить потом.
(дополнение)
Литературные тексты никогда не существуют изолированно. Рассматривая специфику любых явлений литературы, необходимо анализировать три главных звена литературного процесса: автор, текст, читатель. Только выявив специфику каждой из этих составляющих, можно говорить о полной характеристике рассматриваемого явления литературы.
Отличием наивного автора будет отсутствие определенного уровня образования. Конечно, невозможно и не нужно устанавливать образовательный ценз для наивных писателей. Здесь существеннее всего оказывается разница в мировоззрении и мировосприятии, в картине мира.
Наивный писатель обладает в значительной степени традиционной (крестьянской?) картиной мира, однако школьное образование открывает перед ним как бы некое “окошко” в другой мир. Но наивный писатель истолковывает то, что он видит в это “окошко” совершенно неадекватно (с точки зрения представителя городской культуры). Он использует тексты высокой литературы технически, формально, как шаблоны для построения собственных произведений.
Наивный автор создает произведения, ориентируясь на форму литературного произведения, созданного в рамках городской культуры, однако при этом его сознание, его картина мира остается вполне (или в значительной степени) традиционной. Это несоответствие оказывается определяющим для текстов наивной литературы, порождает комический (для образованного читателя) эффект. Роль образования заключается не столько в передаче набора знаний, сколько в формирования мировоззрения, ценностных ориентиров и картины мира. Образование необратимо “портит” человека, он уже не сможет увидеть мир глазами крестьянина, носителя традиционной культуры. Поэтому часто оказываются неинтересными и ходульными стилизации “под фольклор”. Произведения наивной литературы в определенном смысле представляют собой пример обратного процесса, “обратной стилизации”: носитель традицинного сознания пытается создать произведение “под Пушкина”, думая, однако, что пишет нечто оригинальное.
Среди особенностей которые присущи текстам можно выделить смешение элементов, присущих высокой литературной норме и просторечных, фольклорных, бытовых составляющих. Это смешение прослеживается на всех уровнях текста. Цитатность, присущая текстам может быть объяснена тем, что наивный автор использует цитаты из классики как фольклорные формулы, полагая, что они должны быть присущи любым литературным текстам.
|
|
