СЛАВНАЯ ШУТКА ГОСПОЖИ ДЕ СТАЛЬ

Жермен де Сталь — первый европейский политический мыслитель, воспринятый Пушкиным как единомышленник. В момент создания оды Вольность поэт был во многом близок ее концепции русской и французской истории¹. Но в одном он с ней решительно расходился, а именно — в оценке Александра I. Писательница искренне почитала его просвещенным монархом, мечтающим, по ее мнению, о либеральных преобразованиях в России. Широкой известностью пользовался ее шутливый комплимент Александру: «Ваш характер, государь, — конституция вашей империи, а ваша совесть — ее гарантия»². Комплимент был у многих на устах, превратился в своего рода «летучее словцо». Удачный ответ царя, сумевшего попасть ей в тон («Если бы это и было так, то я был бы только счастливой случайностью»)³, еще больше способствовал популярности шутки. Можно предположить, что комплимент де Сталь воспринимался Пушкиным без восторга.

Известно, что его отношение к царю (и до и после смерти Александра) было глубоко негативным. У Пушкина многократно встречаются резкие характеристики Александра («Плешивый щеголь, враг труда» «Ура, в Россию скачет кочующий деспот» «Ты все пигмей, пигмей ничтожный»...«...падешь, тиран!»)⁴. Отношение Пушкина определялось во многом вмешательством царя в его личную жизнь (южная и северная ссылки). Но было и другое. С юных лет Пушкина занимала мысль об участии Александра в заговоре 11 марта 1801 г. Известно, что в годы южной ссылки он интересовался этим вопросом и мог получить веские подтверждения своим догадкам⁵, которые косвенным образом отразились уже в Вольности. В 1817 г. ода ничем не должна была раздражать царя, за исключением одного — картиной убийства Павла 1: «Вином и злобой упоенны <...> Как звери вторглись янычары!.. Падут бесславные удары...Погиб увенчанный злодей». Прямого намека на участие Александра в заговоре в оде не содержалось, но сама тема должна была сильно раздражать царя.

Позднее у Пушкина могло появиться желание к опасной теме вернуться, пусть косвенно, эзоповым языком, намекнуть на такую возможность. И другой вопрос мог занимать поэта: какая была бы реакция мадам де Сталь, поборницы нравственности в политике, если бы она узнала об участии царя в заговоре. Примечательно, что событиями 11 марта 1801 г. писательница живо интересовалась. Оказавшись в Петербурге в десятилетнюю годовщину убийства Павла, она жаждала обсудить заговор. Однако (что явствует из ее «Записной книжки»), собеседники этой темы упорно избегали. Сделавший это наблюдение Ю. М. Лотман приводит вывод де Сталь: «Они предпочитают менять человека, а не способ правления. Они желают сохранить за собой право наказывать монарха»⁶.

Пушкин этих слов не мог знать, они не вошли в книгу Десять лет в изгнании. Но вообще-то, как правило, политические размышления де Сталь неизменно проецируются Пушкиным на Россию, при чем в его сознании постоянно возникает вопрос: «европейская» или «азиатская» это страна и есть ли в ней хоть намек на законность. В этом отношении особый интерес представляет загадочная концовка пушкинской статьи Заметки по русской истории ХVIII века (1822): «Царствование Павла доказывает одно: что и в просвещенные времена могут родиться Калигулы. Русские защитники Самовластия в том несогласны и принимают славную шутку г-жи де Сталь за основание нашей конституции: En Russie le gouvernement est un despotisme mitigé par la strangulation» (ХI, 17). В примечании к тексту Пушкин дает свой перевод французской фразы: «Правление в России есть самовластие, ограниченное удавкою» (ХI, 17)⁷.

Естественно, возникает вопрос: какую «славную» (т.е. известную ) шутку имел в виду Пушкин? Мнения ученых разошлись. Некоторые исследователи (С. Дурылин, И. Фейнберг)⁸ «славной шуткой» считали знаменитый комплимент де Сталь Александру. Заметим, что славой пользовались именно устные шутки де Сталь, признанной королевы «causeries», знаменитые «mots» которой мгновенно облетали все салоны⁹. Но почему тогда Пушкин не привел комплимент после двоеточия? Другие (В. Ф. Ржига, Б. В. Томашевский, Н. Эйдельман)¹⁰ «славной шуткой» сочли приведенный Пушкиным французский текст.

Примечательно, что слов об «удавке» у де Сталь вообще нет. В ее книге Десять лет в изгнании (1821) есть лишь отдаленно схожая мысль: «Ces gouvernements despotiques, dont la seule limite est l'assassinat du despote, bouleversent les principes de l'honneur et du devoir dans les têtes des hommes»¹¹ («Эти деспотические правительства, ограниченные лишь возможностью убийства деспота, опрокидывают в человеческой голове понятия чести и долга»)¹². Писательница высказала эту мысль, стоя в Петропавловском соборе перед могилами Петра III и Павла: антураж к шуткам не располагал. Высказывание облечено в сугубо книжную форму и вряд ли могло пользоваться широкой известностью.

На наш взгляд, возможно и иное, третье толкование «славной шутки». Можно предположить, что Пушкин стремился создать сложный полифункциональный контекст, в котором Россия рассматривалась бы отнюдь не как «просвещенная», а скорее — как беззаконная страна («удавка» здесь — замена конституции) и прозвучал бы намек на участие Александра в заговоре 1 марта 1801 г. Хитроумно «переплавив» два высказывания де Сталь (устное и псевдоцитату¹³), Пушкин создает «игровой» контекст, в центре которого — «загадка», провоцирующая ищущую мысль.

После двоеточия, тонко имитируя стиль афоризмов де Сталь, он приводит созданную им французскую фразу, вложенную в уста «защитников самовластия». Поэт не только придает высказыванию писательницы отточенную афористическую форму, но и прямо ориентирует его на Россию. С этой целью он вводит уточняющее «в России» (en Russie), чего у де Сталь нет, заменяет общее понятие «убийство деспота» (l'assassinat du despote) конкретным «удушение» (la strangulation), злободневный смысл которого в своем примечании-переводе усугубляет саркастическим — «удавка» (обычно в своих статьях Пушкин не дает русского перевода французских фраз).

Столкновение двух высказываний Жермен де Сталь высекаeт искру — достигается требуемый эффект. Имя Павла прямо названо в начале заключительного абзаца Заметок («Царствование Павла доказывает одно...»); имя Александра должно было всплыть в сознании читателя при упоминании о «славной шутке»; слово «удавка» связывает два имени воедино. Мое предположение не претендует на обязательность, это — гипотеза, нашедшая, однако, среди авторитетных пушкинистов своих сторонников¹⁴.

Примечания

Опубликовано: Еще о «славной шутке» госпожи де Сталь // Временник пушкинской комиссии. 1973. Л., 1975. С. 125—126.

¹ См.: Вольперт Л.И. А. С. Пушкин и госпожа де Сталь (К вопросу о политических взглядах Пушкина до 1825 г.) //Французский ежегодник. 1972. M., 1974. С.286–304.

² Mme de Staël. Dix années d 'exil. Bruxelles, p.221. В дальнейшем: Dix années d'exil.

³Mme de Staël. Oeuvres complètes de m-me Staël. Publiées par son fils. Paris. 1821. v. XV. p. 313–314.

⁴ Об аргументах, подтверждающих гипотезу Ю. Г. Оксмана о том, что в конце 1810-х годов Пушкин готовился (по крайней мере в мыслях и в разговорах с Чаадаевым) к участию в цареубийстве см.: Лотман Ю. М. Новое о Пушкине //Вышгород. Таллинн, 1999, N 1–2. С. 33–43.

⁵В Кишиневе Пушкин был близок с С. А. Тучковым, весьма осведомленным в деле участия Александра I в заговоре. Там же показывал ссыльному поэту свои записки генерал Болховский, стоявший на карауле во дворце в ночь смерти Павла. В Одессе Пушкин часто беседовал с графом Ланжероном, записавшим воспоминания руководителей заговора 11 марта. См.: Записки С.А. Тучкова. СПб. 1903. С. 219; Лотман Ю. М. Источники сведений Пушкина о Радищеве (1819 — 1822)// Пушкин и его время, вып. 1. Л., 1962. С. 65; Фейнберг И. Незавершенные работы Пушкина. М., 1969. С.395 — 413.

⁶Цит. по Лотман Ю. М. Три заметки к пушкинским текстам // Временник Пушкинской комиссии. 1974. Л., 1977. С. 89.

⁷Слово «удавка» ориентировано, видимо, у Пушкина и на декабристскую трактовку русской истории. См. песню К. Ф. Рылеева «Ты скажи, говори ...».

⁸Дурылин С. Г-жа Сталь и ее русские отношения // Литературное наследство.Т. 33–34. М., 1939; Фейнберг И. Незавершенные работы Пушкина. М., 1969 С. 310. Этой точки зрения придерживался и Б. В. Томашевский в более ранних работах. См.: Томашевский Б. В. «Кинжал» и M-me de Staël // Пушкин и его современники. Материалы и исследования, ХХХVI. Пг., 1923. С. 86.

⁹«Блеск ее таланта особенно ощущался в в разговоре, в «болтовне», тут только она и мыслила, и писала, тут обсуждала свои сочинения» // Вайнштейн С. Госпожa Сталь, мыслитель переходной эпохи. СПб., 1902. С. 296. Об этом же писал Пушкин в «Рославлеве»: «Ждали от нее поминутно bon mot ... она сказала каламбур, который они поскакали развозить по городу» (VI, 203).

¹⁰Ржига В. Ф. Пушкин и мемуары M-me de Staël о России // Известия Отделения русского языка и словесности Академии наук, 1914. Т. ХIХ. С. 47; Томашевский Б. В. Пушкин, кн. I. М.–Л., 1956. С.583; Эйдельман Н. «По смерти Петра I...» //Альманах «Прометей». Т.10. 1974. С.332.

¹¹Mme de Staël. Dix années d'exil, p. 140.

¹²По мнению Б. В. Томашевского, неточность французской цитаты объясняется тем, что Пушкин, возможно, цитиривал наизусть, по памяти. Но и обманы памяти отражают тенденцию мысли.

¹³Пушкин, как известно, любил игру с псевдоцитатами. См. об этом Вольперт Л. И. Пушкин в роли Пушкина. Творческая игра по моделям французской литературы. Пушкин и Стендаль. М., 1998. С. 29–30. Или издание книги в интернете С.?

¹⁴Аникин А.В. Муза и мамона Социально-экономические мотивы у Пушкина. М., 1989. С. 128. В устной беседе с моим предположением согласились Н. Я. Эйдельман и Ю. М.Лотман. Ю. М. Лотман указал на литературный источник «славной шутки», слова Шамфора: «Le gouvernement de France était une monarchie absolue, tempéré par des chansons» («Правление во Франции было абсолютной монархией, ограниченной сатирическими песнями» (Лотман Ю. М. «Об источнике "славной шутки"» // Временник Пушкинской комиссии. 1974. С. 91).