начальная personalia портфель архив ресурсы
[ предыдущая статья ] [ к содержанию ] [ следующая статья ]
Мысль в пейзаже.
Мартин Хайдеггер. Работы и размышления разных лет.
Перевод, составление, комментарии А. В. Михайлова. Москва: "Гнозис".
К неизбежным атрибутам философской деятельности принадлежит своеобразный комплекс неполноценности, связанный с переживанием отделённости от жизни. Сублимация этого комплекса у великих философов принимает порой форму самоотождествления с профессиональными ремёслами. Платон, как известно, был неравнодушен к гончарному искусству и даже своего Бога изобразил этаким космическим ремесленником. Кант же восхищался судопроизводством, сочинив "Критику чистого разума", как утверждают знающие люди, по образцу судебного процесса.
Хайдеггер, поставивший под сомнение всю европейскую метафизику, а с ней и интерес к городским ремесленникам, обратил свой взор к сельскому хозяйству. Место философской работы "среди крестьянских трудов". Рубка леса, выпас скотины, починка крыши - "и мой труд точно таков. В этом тожестве коренится непосредственная принадлежность его крестьянам". Интересно, что в этом нет ни капли стилизации. Хайдеггер действительно понимает работу мысли как "погружённый в ландшафт" труд крестьянина (читайте об этом у Подороги!).
Вышедший сборник переводов ещё раз подчёркивает такую отчуждающе-странную перспективу философствования. Его главная тема - поиск определений мысли по ту сторону сознания - отменяет весь набор стандартных логических подходов. Даже сама книга, по воле технического редактора, перестаёт быть просто книгой, а становится "местом встречи" с философией Хайдеггера. Обычные её элементы, вроде названия на титульном листе или указатель имён здесь отсутствуют. Зато читатель находит в ней 5 (пять) оглавлений (пусть не думают, что это издательские недоработки!), которые лишь усиливают чувство неожиданности, возникающее после каждой перелистываемой страницы. Вот уж поистине "неторные тропы".
Но книга становится "местом" ещё и в другом смысле. Благодаря внимательному обхождению переводчика с текстами философа, мы имеем возможность не просто прочитать фрагменты из "Бытия и времени" или некоторые поздние работы, удивляющие своим почти литературным характером, но и увидеть связь того и другого, понять, почему строжайшие феноменологические анализы сменяются размышлениями о просёлке или колокольне. Необходимые для этого цитаты из других сочинений Хайдеггера, приведённые переводчиком во введении и не утомляющих читателя комментариях, намечают вехи духовного пути философа, дополнительно оттеняя его основное убеждение в пространственном характер мысли.
В свои поздние годы Хайдеггер размышлял о "топологии бытия", противопоставляя своя идею "изначального места истины" новоевропейской метафизике субъекта. Но ведь и ранний труд - "Бытие и время" - несмотря на свою "темпоральную" ориентацию ставит вопрос о месте человеческого существования, о "здесь-бытии". Прежде всякого субъекта и объекта есть место, в котором они возникают, и это место (отнюдь не в геометрическом смысле) само определяет характер связей человека с миром. Это место и есть бытие или "событие истины". Так возникает мыслительное пространство, в котором маленькая хижина в Шварцвальде и вакантное место после смерти Бога предстают как как одна и та же тема. И в этом месте связываются все нити разговора: об искусстве и современной технике, о Ницше и Стравинском, о "недавнем" заявлении Хрущёва и марксистской диалектике.
Сейчас у нас тоже поднимается волна моды на Хайдеггера. Многочисленные журналы считают престижным нечто из него напечатать (качество переводов при этом во внимание, как правило, не принимается). Всеобщему (и, надо сказать, справедливому) осмеянию подвераются бездарные попытки дознания, в каких отношениях состоял Хайдеггер с национал-социализмом (особенно забавно наблюдать это в России, где книжные прилавки совсем недавно освободились от печтаных выделений партийных философов по поводу очередных съездов). А скоро, того и гляди, на нас и вправду обрушатся многочасовые радиопостановки "Бытия и времени".
Тут и возникает непроизвольно вопрос, зачем всё это? Ну, конечно, есть желание оценить десятилетние старания переводчиков, есть интерес издателей к овладению рыночными пространствами, есть, наконец, вожделение икающей от пропаганды ленинизма преподавательской массы, рыщущей в поисках новых жертв педагогической вивисекции. Но есть ли что-то сверх этой разнородной активности, что привлекает внимание к Хайдеггеру?
Ответ, как мне кажется, присутствует в самой книге. Задавшись целью прояснит смысл "здесь-бытия" Хайдеггер вынужден был добраться до истоков человеческого существования, и попытался ответить на вопрос, почему современная культура говорит, мыслит и делает всё именно так, а не иначе? На чём основана очевидность явлений, ставших для нас обыденностью: прогресс науки, кризис религии, смерть искусства? Его ответ выглядит столь же простым, как и вопрос. И это не очередная моралистическая проповедь, экзистенциальное воззвание или технология оживления мертвецов. Прежде чем человек что-то делает, он уже есть, и вот это "есть" определяет всё остальное. Всякая мысль, и всякое слово артикулируют свою связь с бытием, в котором рождаются. И из того, каким образом бытие обнаруживает себя, вырастает круг жизненных возможностей. Человек не в силах его изменить, а лишь подготовить себя к новому явлению бытия, и продумать то место, в котором открывается истина.
"Только Бог ещё может нас спасти", - заявил Хайдеггер журналу "Шпигель". Правда, перед словом "Бог" он загадочно поставил неопределённый артикль.
[ предыдущая статья ] [ к содержанию ] [ следующая статья ]
начальная personalia портфель архив ресурсы