[ предыдущая статья ] [ содержание ] [ следующая статья]
Цит. соч.
“Материя исчезла”, — написал классик в классической книге. Воистину. Решив обсудить судьбы современной славистики, обнаружили, что говорить-то, собственно, и не о чем. Была какая-то славистика, придуманная цээрушниками для подрывов устоев империи зла. Что же, империя зла, полюбишь и козла. Империя исчезла, исчезла и госдеповская славистика. Была, впрочем, еще одна славистика — в самой империи — сочиненная интеллигентами, чтобы и жить академически-привольно, и с властью противной не особенно ссориться. Опять же, империя подгадила. Исчезла, растворилась вместе с Идеологическим Отделом, гэбухой (старого, впрочем, образца), гарантированными окладами, прочитанными за одну ночь “Лолитами”. Что же осталось? Выводок реакционеров-позитивистов на Западе, тупо, по-дурацки, без всякого понятия о трансгрессии с симулякрами, кропающие свои пошлые статейки о неактуальных Мандельштаме с Цветаевой, да выводок интеллигентских героев 60-80-х гг., прикинувшихся было “настоящими учеными”, но на поверку… В общем, что-то в них не так: то ли греческого толком не знают, то ли не по новым понятиям живут. В общем, “трэш”, как сказал бы англосакс.Значит, славистики нет. И некому создавать искомый образ стремительно модернизируемой России, самодостаточной и крепкой передним умом (что, видимо, и есть “нео-модернизм”); России, в которой водятся не только достоевские с набоковыми, но и “Балтика”, “Лукойл”, “Любэ”, “Норильский алюминий”, “Брат-2”, Кулик, Гельман и Герман Греф. Прозрачной России, без всяких там метафизически-гнусных затемнений и непроясненностей.Что же, по понятиям, так по понятиям. Чисто конкретно. Что имеется в виду под понятием “славистика”? Комплекс наук, изучающий славянские народы во всех гуманитарных аспектах? Совокупность комплекса наук, изучающий славянские народы во всех гуманитарных аспектах и институций, воспроизводящих эти науки? Масонская ложа, занимающаяся герметическими изысканиями в области загадочной русской души? Историко-культурная рефлексия русской ментальности? Стратегический проект Запада? Тип дискурса, отличающийся особой архаичностью? Дискуссанты обсуждают “славистику” как сразу все: и как науку, и как политический инструмент, и как симптом современного состояния академической науки и т.д. Особенно комичным выглядит в этом смысле их неудовлетворенность “научным уровнем” славистических героев прошедшей эпохи: и того они не знают, и сего не читали (Фуко прочел сотни книг, а вот Лотман с Аверинцевым, видимо по паре штук на нос — не больше); но, насколько я понимаю, точное определение предмета обсуждения, моделирование объекта рефлексии и есть первое из специфически “научных” требований… Витгенштейн бы не одобрил.В сущности, претензия к славистике одна: Россия перестала быть актуальной, перестала быть актуальной (по мнению беседующих) и славистика. Кто виноват? — зададим мы банально-русский вопрос. Россия, быть может? Окружающий мир? Господь Бог (точнее наш особый “Русский Бог”?)? Исчезновение политической актуальности России для Запада вряд ли стоит переводить в сферу исчезновения теоретической актуальности работ всех без разбору советских гуманитариев: от Бахтина до Лотмана. Разве советский структурализм не был таким же порождением шестидесятых, как структурализм парижский? Или Барт прочел больше книг, чем Топоров? Дело не в этом. Дело в общей универсалистской парадигме; в мощном заказе на создание некоей волшебной гуманитарной отмычки, призванной открыть любой конкретно-культурный сейф: от полинезийского до викторианского. Нынешний кризис русского структурализма есть вовсе не частный кризис талантливых шалопаев, с одинаковой легкостью толкующих хеттские надписи и хлебниковскую математику, а общий кризис сциентистской парадигмы. В этом смысле деконструкция — не провозвестник великого будущего гуманитарных исследований, а агония универсалистского мифа; смастерить искомую отмычку так и не удалось — остается попытаться смастерить универсальную отвертку, чтобы разобрать на хер весь этот мир по деталькам.Еще одно соображение, отчасти коммерческого характера. Не думаю, что стоит бояться “этнографизации” России, русской культуры, русской литературы. Современному русскому Блок говорит не больше (если не меньше), чем современному европейцу или американцу. Русская культура, если угодно, Великая Русская Культура (и, как ее главная составная часть, Великая Русская Литература) закончилась. Она теперь имеет свои хронологические рамки — рождение/смерть; полная определенность, как на могильном камне. Она стала артефактом, то есть — умерла. Она теперь занимает свое место в ряду прочих артефактов — Возрождений (Итальянского и Северного), Эллинизма, Готики, культуры ацтеков и майя, классической китайской культуры. Только теперь, после того, как она потеряла жизнь (и, соответственно, всяческую актуальность), после того, как стало ясно, что мы абсолютно неспособны воспринимать ее смыслы, пора приступать не только к ее беспристрастному изучению, но и к коммерческому использованию. Новая Россия должна начать торговать своей мертвой великой культурой, как нынешняя Греция торгует Афинами и Фивами, а нынешняя Италия — Римом и Возрождением. Для этого прошлое надо не модернизировать, а, наоборот, консервировать, даже архаизировать. Прошлое кончилось, пора его продавать. Без “этнографизации” сделать это будет невозможно. “Русский толстый литературный журнал” есть столь же завершенный в себе артефакт, как театр Кабуки или новоорлеанский диксиленд. Какой турист пойдет в традиционный японский театр, осовремененный музыкой Эндрю Ллойд Вебера? Кому нужен “толстый” журнал, в котором печатают последний роман Сорокина или трактат Жижека?Поэтому просвещенческий пафос А. Иванова по-человечески понятен, но объективно довольно смешон. Заставить Гаспарова прочесть Фуко можно, конечно, но будет ли от этого кому-то лучше? Сегодня тысячи пресловутых провинциальных доцентов прочли Фуко и Беньямина (во многом, благодаря прекрасным изданиям все того же А. Иванова) и обильно их цитируют, ну и что? Стали ли их работы от этого лучше? Точно нет. Раньше они цитировали Маркса-Ленина, потом — Бердяева-Булгакова, затем — Бахтина-Гумилева, теперь добрались и до Делеза с Поль де Маном. Их мышление не изменилось, им по-прежнему нужен всеобщий “инструмент”; что же, они его получили. В этом смысле они ничем не отличаются от немецких, американских, индийских, японских коллег. Самое нескромное проявление национального высокомерия — считать свою страну хуже других. И вообще: много ли сносок на Бланшо у Жоржа Дюби? Обильно ли цитирует Фрэнсис Йейтс Лакана? И, наконец, последнее: обратили ли вы внимание, на какие издания Бэкона и Альдрованди ссылается Фуко в своих действительно прекрасных “Словах и вещах”?