Фольклор и постфольклор: структура, типология, семиотика

Защита состоится ______________________________ 2006 г. на заседании диссертационного совета Д.501.001.26 в Московском Государственном Университете имени М.В. Ломоносова по адресу: 119992, г. Москва, МГУ, Ленинские горы, 1 корпус гуманитарных факультетов, филологический факультет.

С диссертацией можно ознакомиться в библиотеке филологического факультета МГУ.

Автореферат разослан _________________________ 2006 г.

Ученый секретарь

диссертационного совета

кандидат филологических наук, доцент А.Б. Криницын

Предметом исследования настоящей диссертационной работы стала фольклорная рифма. Тема эта освещается на материале не-песенных (говорных) жанров русского фольклора. В исследуемую сферу входят как классически-традиционные фольклорные формы (пословицы, поговорки, загадки, ряд жанров детского фольклора, календарные песни и заклички, заговоры), так и стадиально новые (фольклорный театр, лубочные картинки) и современные (некоторые жанры современного городского фольклора). Основной корпус текстов составили:

Русские заговоры и заклинания: материалы фольклорных экспедиций 1953 – 1993 гг. / Под ред. В.П. Аникина. М., 1998.

Даль В.И. Пословицы русского народа. СПб., 1998.

Детский поэтический фольклор. Антология. Сост. А.Н. Мартынова. СПб., 1997.

Загадки русского народа: Сборник загадок, вопросов, притч и задач. Составил Д. Садовников. М., 1995.

Поэзия крестьянских праздников. Сост. И.И. Земцовский. Л., 1970.

Русская свадьба: В 2-х т. Составители А.В. Кулагина, А.Н. Иванов. М., 2000.

Фольклорный театр / Сост., вступ. статья, предисл. к текстам и коммент. А.Ф. Некрыловой и Н.И. Савушкиной. М., 1988.

Актуальность темы исследования обусловливается, с одной стороны, недостаточной изученностью материала и в стиховедении, и в фольклористике (работы М.Л. Гаспарова и В.М. Жирмунского и статьи М.П. Штокмара, О.И. Федотова, Ф.М. Селиванова, А.Л. Жовтиса, Я.И. Гина), а с другой стороны, современной ситуацией текстопорождения, востребовавшей (осознанно или нет) рифму именно в фольклорном ее модусе существования (стих рэпа, рекламы, лозунгов, газетных и журнальных заголовков и т.п.)

Цель и задачи исследования

Цель работы — исследовать особенности фольклорной рифмы в сравнении с рифмой литературной, выявить и описать ее формальные, семантические и прагматические особенности. По итогам исследования дать определение фольклорной рифмы применительно к не-песенным жанрам фольклора. Для достижения поставленных целей необходимо решить следующие задачи: выявить особенности рифмованных фольклорных жанров, составить и проанализировать (в том числе и статистически) словари рифм по материалам собраний пословиц и поговорок В. Даля и загадок Д. Садовникова.

Научная новизна работы.

Настоящая работа представляет собой первое научное исследование, сделавшее фольклорную рифму говорных жанров предметом специального комплексного изучения.

Методологическая стратегия работы

По ходу работы нами применялась стиховедческая методология (преимущественно в главе первой и при составлении словарей рифм), избранные методики лингвистического анализа (словообразовательного, морфологического, синтаксического, речеактного, дискурсивного), методики теоретического литературоведческого анализа

Теоретическая и практическая значимость работы

Результаты проведенного исследования и комплексного описания феномена фольклорной рифмы могут быть использованы при разработке спецкурсов и разделов общих курсов по стилистике и прагматике говорных жанров фольклора, а также фольклорной традиции в целом — как в ее классических, так и современных формах.

Апробация результатов исследования

По теме диссертации были сделаны доклады на Ломоносовских чтениях (МГУ им. М.В. Ломоносова 2003 и 2004 гг.), на II Международном конгрессе исследователей русского языка (Москва 2004 г.), на конференциях и постоянно действующих научных семинарах Государственного республиканского центра русского фольклора (2005 г.) и Российского государственного гуманитарного университета (2004 и 2005 гг.).

Структура работы

Первая глава диссертации анализирует синтактику (формальный аспект) рифмы говорных жанров фольклора, вторая – семантику (смысловую наполненность), третья – прагматику (функциональность) фольклорной рифмы. Работа снабжена введением, заключением, библиографией (более 250 наименований) и тремя приложениями: словарем рифм пословиц, словарем рифм загадок и сборником современного рекламного рифмованного стиха.

Во введении обосновывается выбор предмета изучения – говорной (сказовый) стих как наджанровое явление — креативный диалект / дискурс фольклора, включающий пословицы, поговорки, загадки, заклички календарные и торговые, присказки и балагурные сказки, считалки, дразнилки и др. Кроме того, рассматривается фольклорная рифма как речевой факт сегодняшнего дня: анализируется ее роль во фразеологизмах (опять двадцать пять, сами с усами, галопом по Европам), речевых репликах (Че? – Капчо), рекламных стихах (ВАЗ для ВАС; ЕСТЬ ИДЕЯ. ЕСТЬ ИКЕА), газетных заголовках (Кому лигу, кому фигу; ВИЧ? Не хнычь; Курьез всерьез), некоторых жанрах современного городского фольклора (афоризмов и стихов из девичьих и дембельских альбомов, пионерских лозунгов и т.п.). В историографическом разделе введения проводится обзор теоретических исследований по проблеме рифмы: определения В.М. Жирмунского, М.Л. Гаспарова, О.И. Федотова, М.И. Шапира и др., сделанные в основе своей на литературном материале (с учетом метрики и строфики) или с опорой на него, как оказалось, не всегда способны описать феномен фольклорной рифмы (по преимуществу контактной и с непредсказуемым местоположением в тексте малого жанра). Во введении также разводятся рифмика и ритмика, созвучие и благозвучие (А.Х. Востоков), склад и лад. Таким образом, разделяются напевный и говорной дискурсы / диалекты. Анализируются также типы рифмованного стиха, выделенные стиховедами-предшественниками: сказовый стих (К. Тарановский), рифмовник (Л. Ибраев), рифмованная проза, раешный стих (М.Л. Гаспаров), прозиметрум и удеторон (Ю.Б. Орлицкий).

Во введении же формулируются главные особенности фольклорной рифмы: 1) устная форма бытования (здесь отличие от акустической и визуальной литературной рифмовки), 2) сам способ произнесения (речитатив, скандовка) говорных жанров, его близость скорее к силлабическому чтению (небольшая роль ударения при отчетливом выделении слогов), 3) отсюда неточность фольклорной рифмы, обилие рифмоидов, ассонансов и консонансов, разноударной рифмы (при наличии явных случаев переакцентуации Бог видит, что куда идет), 4) отсутствие в говорном стихе понятия строки, как следствие, вертикального членения текста; 5) повышенная семантичность фольклорной рифмы; 6) поэтика фольклора – поэтика типического (рифма типична для пословицы, поговорки, загадки, но отнюдь не обязательна в этих жанрах), а не канонического («поэтическое задание», «проект» в литературе классического периода предшествует созданию текста).

В первой главе рассматривается, со стиховедческих позиций, синтактика фольклорной рифмы, а именно описываются ее звуковые и просодические особенности, даются примеры основных корреляций звуков, слов и строфем.

1.1. Естественные рифмообразующие данные для русского языка, рассчитаные А.Н. Колмогоровым и Т. Экманом, – 25 рифмующихся пар на 100 слов прозы. При этом оказывается, что в процентном соотношении в жанрах говорного стиха доля рифмы в 2 раза больше потенциального языкового показателя – соответственно не 25, а 40-60% (подсчеты Б.П.Гончарова, Л.С. Шептаева, П. Ефименко). В отношении каталектики рифмы говорных жанров фольклора, по «округленным» данным Д.Самойлова, преобладают мужские рифмы (50%), затем следуют женские (40%) и дактилические (10%).

2.1. Корреляция звуков. На уровне звуковом фольклорная рифма «растворена» в звукописи, само понятие рифмы в говорном стихе фольклора не оформлено. Особенно четко этот феномен представлен в пословицах, где «теснота стихового ряда» оказывается максимальной: Было мыло, стало сало, Сало было, стало мыло. У мордвы две морды. Больше бога не будешь. Такое звуковое обогащение рифмы возможно не только в соседних словах, но и в пределах одного слова: частотен случай, когда в рифмующихся словах совпадают начало и конец, перед нами своего рода ана-эпифора, типа: крылах – костылях, баня – баба, блевку – блесну, горбом – горлом, грачи – горячи, дыхание – даяние.

Неточность фольклорной рифмы подразумевает различные комбинации звуков: при этом возможно как последовательное звуковое совпадение: воин – водит, воли – воды, Абросим – не бросит, бука не стукай, попомни – поповна, огород – горох, батожье – божье, кисейчатом – клетчатом, паренька – плясунка, полковник – покойник, так и «обратное» (по схеме ..абв…/…вба…): ворону – корову, город – ворог, Бог – год, заморье – дома, Потапа – лопата, похороны – гороховые; и непоследовательное, непоступательное совпадение: дупеля – пуделя, плети – лапти, подворье – здоровье, рублем – лбом, гладь – благодать, Орде – добре.

2.2. Корреляция слов. Фольклорная рифма – рифма произносимая, вследствие чего она обладает меньшим межрифменным расстоянием. Такой рифменный феномен мы называем контактной рифмой: старуха-говоруха, зай-горностай, натура дура, тощ как хвощ, кумко-голубко, слизень-близень, радость на старость, палица-буявица, пир на весь мир, скатертка-самовертка. В современном рекламном стихе такая рифма также достаточно востребована: Угощение для общения, ВАЗ для Вас, Лавина адреналина, Пельмешки без спешки, Телефон – миллион, Кольчуга для друга, Оксидил победил и др.

Небезынтересным параметром при анализе формальной составляющей фольклорной рифме оказалась длина слова.Средняя словарная длина слова по словарям В.И. Даля и С.И. Ожегова, как показали наши подсчеты, составляет 6-7 звуков. Разные типы речи, как предполагалось, должны иметь разные показатели средней длины и относительной частотности разнодлинных слов. Так, в прозе – сказка, загадка (средняя длина для сказки 4,5, для загадки 4,8 звуков) – разрыв между частотностью коротких и длинных слов оказался небольшим, тогда как в лирике – причитания (средняя длина 5 звуков) – отчетливо заметны 2 центра частотности: это междометья длиной 1-2 звука и слова длиной 7-8 звуков. Былина (средняя длина слова 4,5 звуков) по этим показателям ближе к прозе (меньше разрыв между короткими и длинными словами). Высокая лирика (средняя длина слова в песне – 4,7 звуков) характеризуется, т.о., более длинными словами, а жанры т.н. говорного стиха – более короткими.

Слоговой анализ, в принципе, подтверждает эти данные: так, длина фольклорного слова (в среднем 2,0 – 2,4 слога) оказывается короче как слова литературно-прозаического (2,9 слога по подсчетам Б.М. Томашевского и Н.Г. Чернышевского), так и слова литературно-стихового: 2,6 – 2,65 слога для четырех- и пятистопного ямба.

Но самое интересное то, что «плотность» (т.е. отношение звуковой длины к длине слоговой) в лирических жанрах меньше (т.е. в них на один гласный в слоге приходится один согласный, т.е. структура слога типа CV или VC). В говорных же жанрах на один гласный приходится около 1,2 согласных (т.е. на 4 слога типа CVили VC, приходится один слог с двумя согласными типа CVC, CCV, или VCC). Иными словами, можно утверждать, что слово говорных жанров «плотнее», что рифмованные жанры так сказать «консонантнее» жанров ритмических, а рифма основывается больше на согласности, чем гласности, так как легче воспринимается аллитерация, чем ассонанс.

В малых жанрах русского фольклора длина слова может выступать как организующий параметр: Соломы воз, а сахару кус. Умом туп, да кошель туг. Тит в горе – ровно кит в море. Длина слова оказывается важным фактором вообще говорного стиха, или складной речи. В этом ключе созвучие, типа: стол – хромой, выглядит гораздо беднее, чем, скажем: двор – стол, дом – вон. То есть короткие слова создают некоторое подобие рифмы, они провоцируют к рифме, к семантическому соположению сопоставимых по своей длине (и слоговому составу, но не всегда совпадающих в качестве звуков) слов. Есть также примеры поговорок, зачастую фразеологизованных, «целиком» состоящих из односложных слов: Бок аль жох, бух в пух, весь как есть, вор да мор, глуп как пуп, в грязь так князь, гусь на Русь, дом вверх дном, ерш да еж, зась на ась, зри в три, квас не про вас, клещ не вещь, клуб в луб, лжа что ржа, мста не мзда, пир на весь мир, прост как дрозд, в пух и прах, стар да мал, стар стал, стыд не дым, ни сук ни крюк, тих да лих, тощ как хвощ и др.

Среди корреляций слов в рифменной фразе возможны самые разные комбинации: смежные – АА: Натура дура, Пышка-кубышка. АА, ББ: Маленький, / Горбатенький / Утят / Таскат. АА, ББ, ББ: Не крылата, / А перната; / Как летит, / Так свистит, / А сидит, / Так молчит. ААхх: Натура дура, судьба злодейка. Кину / Мякину, / Подниму толкач. хАА Постись духом, а не брюхом. хААх: Бодливая корова комола живет. ААхА: Абросим не просит, а дадут – не бросит. Телятки / Гладки / Привязаны к грядке. Перекрестные – АБ, АБ: Водою плывучи, что со вдовою живучи. Келья – гроб, и дверью хлоп! АБ, АБ, хх: Слову – вера, хлебу – мера, деньгам – счет. хАБ, хАБ: Бог даст совет, так и в пост мясоед. хАхА: Ни отец до детей, ни бог до людей, Стоит поп разинувши рот. хАхАхА: Беленький детинка / Пошел в ляданку, / Застал всю скотинку. ххАххА: Стоит баба на юру, / Полон рот табаку. хАхАхА: У бога-света с начала света все доспето.

В формулах рифмованных жанров чрезвычайно распространенной оказывается рифменная модель ААхА (типа сказочных: Ни вздумать, ни взгадать, ни пером описать, с нянюшками-мамушками, с красными девушками): …на море, на окияне, на быстром Буяне; … пенья, коренья, старые воленья; …на сохе, бороне, на холодной воде; с сохой, и с бороной, и с кобылой вороной.

2.3. Корреляция строк. Строгой корреляции рифмовки «строк», как и звуков в фольклорных текстах не наблюдается, фольклорная строфика, т.о., основана не столько на строфах, сколько на «строфоидах». Явление строки и строфы намечается лишь в некоторых жанрах детского фольклора (потешка, считалка и др.), закличках, и отчасти загадках:

Двустишия: АА: Палата добра, да без хлеба беда; Летами ушел, а умом не дошел. Летом мохнатенька, / Зимой сучковатенька. Зимой и летом / Одним цветом.

Трехстишия: ААА: Ой дуду, дуду, дуду // Сидит ворон на дубу. // Он играет во трубу…В ельничке густом, / Во березничке частом / Олень машет хвостом.

Четырехстишия: АА, ББ: Ай качи, качи, качи, // В огород петух скочил, // Он по грядкам поскакал, // Всю капустку поломал. Хоть церковь и близко, да ходить склизко, а кабак далеконько, да хожу потихоньку; Лежит Дороня, / Никто его не хороня, / А встанет – / До неба достанет. АБ, АБ: Стреклива, стреклива / Крапива болотная. // Журлива, журлива / Свекрова неродная

Пятистишия: ААА, ББ: Придет осень, / Убьем лося; / Кости бросим, / Шкуру продадим, / А головку сами съедим. Громко стучит, / Звонко кричит, / А что говорит, / Никому не понять / И мудрецам не узнать.

Шестистишия: АА, ББ, ВВ: Сидит девица / В темной темнице, / Ткань созидает, / Узор вышивает, / Без шелков, без напалок, / Без тонких иголок. Холостой – простой, женат – богат, а вдовец – что зяблец. Молоденек – зелененек; просмеешься, в пастухи наймешься, а протрубишься – и дров нарубишься.

Семистишия: ААА, ББ, ВВ: Шитовило, / Битовило, / По-немецки говорило; / Спереди – шильце, / Сзади вильце, / Сверху синенько суконце, / С исподу бело полотенце.

Восьмистишия: АА, ББ, ВВ, ГГ: Стану на камень, кровь не канет, стану под перевод – кровь переведет, встану на мыло – кровь замыло, встану на шило – кровь зашило; Крылья орловы, / Хобота слоновы, / Груди кониные, / Ноги львиные; / Голос медный, / Носы железны; / Мы их бить, / А они – нашу кровь лить.

Девятистишия: АА, БББ, ВВ, ГГ: Скрыпит скрыпица, / Едет царица, / Просится ночевать: / Мне не век вековать, / Одну ночь ночевать; / Придут растопорщики, / Разломают мои косточки, / Тело в вал бросят, / А душу в рай стащат.

На материале говорных жанров (строфический, а не словесный уровень), таким образом, можно говорить об абсолютном преобладании смежной (парной) рифмовки, между элементами которой может быть разное количество слов (встречаются и холостые строки), что также может быть следствием «устного» бытия рифмы, – и если перекрестная рифма еще встречается (как следствие параллелизма, типа: Стой горой, дой рекой), то кольцевая не встречается вовсе.

3. Параллельные формы бытования рифмы. В поэтике фольклора существует еще по крайней мере три феномена, так или иначе соотносимые с рифмой, – это морфолого-синтаксический параллелизм, т.н. «речевой стих» (стих организованный глагольными рядами) и грамматические и семантические биномы.

3.1. морфолого-синтаксический параллелизм. Самой распространенной точкой зрения на генезис рифмы как приема является гипотеза о ее происхождении из морфолого-синтаксического параллелизма (В.М. Жирмунский, М.Л. Гаспаров, Л. Ибраев). На наш взгляд, следует различать параллелизм в ритмических жанрах – песнях и былинах и параллелизм говорного стиха. Первый тип (4 и более членов) будет характеризоваться явлением строки (он занимает ее практически всю: Чистым серебром кораблики изнаполнил, / Красным золотом суденышки изукрасил) и наличием ритма в тексте. Все это отвлекает от рифмы, делает ее восприятие трудным, а появление случайным. В говорном же стихе, в текстах типа Тише едешь, дальше будешь; В некотором царстве, в некотором государстве… Встану я, благословясь, пойду, перекрестясь…Стой горой, дой рекой… – сама фраза короче (2-3 члена параллелизма), что на малом стиховом пространстве делает рифму заметной и очевидной.

3.2. Речевой стих. В отечественном литературоведении достаточно изученным стиховым явлением оказывается речевой стих, он же старший русский стих (по Л.И.Тимофееву), или фразовик (по А. Квятковскому). Речевой стих Л.И. Тимофеева можно считать разновидностью фразовика, т.к. он полагает концы таких фразовых интонационных волн исключительно глагольными. В.В. Виноградов считал такую фразовую структуру заимствованной, с чем не соглашался Л.И. Тимофеев.

Следует отметить, что такое же явление наблюдаем в русских сказках, как в их основном тексте, так и в присказках: Погоди – не хвались, прежде богу помолись, руки умой да за дело примись! (…) Пошло время за полночь, на реке воды взволновалися, на дубах орлы раскричалися… «Фу-фу-фу! Прежде русского духу слыхом не слыхано, видом не видано; нынче русский дух на ложку садится, сам в рот катится». – «Эй, старуха, не бранись, слезь-ка с печки да на лавочку садись…». То же явление конечно-глагольного распределения характерно и для заговоров: Леший лесной, бог наш, вышли мне Ивана, он мне нужен, я без него не могу ни жить, ни быть, ни дня дневать, ни часу часовать, ни минуты миновать. Характерен здесь и жанр загадки: С вечера заторкал, / С полуночи захоркал, / Поутру встал, / До локтей заскал. Особенно характерны пародии на книжный текст: Некие жены приидоша, в лице его бияша, а покупать не покупаша. Вывезен на кучи, яко убогий Лазарь; псы около него ходяша, раны его лизаша, а есть и неедяша. Такие же пассажи встречаются и в текстах фольклорного театра: Музыкант, Капрала проводил и концы схоронил. (…) Невесту добыл, Немца убил, лошадь купил и подлеца Капрала проводил!

3.3. грамматические и семантические биномы. Из всех типов лексических повторов, характерных для фольклорной речи (типа слыхом не слыхивать, ночь ночевать и др.), особый интерес представляют сочетания, поддерживающие рифменные механизмы: калина-малина, трава-мурава, ельничек-березничек, свистнул-грохнул, хорошая-пригожая. В отношении поэтической семантики таких сочетаний выделялись различные смыслы: усиление значения (В.Я. Пропп), экспрессивность (В.М. Мокиенко), обобщение, неопределенность и идеализация (А.А. Потебня), пренебрежение (Г.С. Виноградов). Против значения идеализации таких сочетаний свидетельствуют парные слова, встречающиеся в говорном стихе фольклора, типа: елки-палки, шило-мотовило, финтит-вертит, плешивый-шелудивый, часто встречаются и «нейтральные» пары: соха-борона, стучит-бренчит, житье-бытье. Т.о., сам механизм приема соединения синонимов не несет какой-то определенной семантики в рамках фольклорной традиции, а определяется семантикой лексической и дискурсивной (в песенном и былинном жанре – идеализация и возвышенность, в говорных – чаще пренебрежительно или нейтрально).

В современной речи находим похожие, зачастую нерифмованные сочетания, обозначающие реалии пищевые (конкретизация понятия «продукты»): овощи-фрукты, соки-воды, чай-кофе, молоко-хлеб, сыр-колбаса, вино-водка. Встречаем рифмованные сочетания и в обсценной лексике: бляха-муха, шобла-ёбла, ёк-королёк, ё-моё. Распространены парные рифмованные «игровые» сочетания: зелень-мелень, конфетки-монфетки, коньяк-моньяк, сахер-махер, тортики-шмортики. Подобные пары, «обнажающие» прием, встречаются и в детской среде: фокус-м/покус, каляки-маляки, киска-мур(л)ыска, кашка-малашка. Второй компонент последних часто начинается с «детского» м- (ср. традиционное календарное Коляда-моляда и детскую заумь с губными б- и м-: аты-баты, эни-бени, колин-молин, шишел-мышел). При пародировании речи тюрко-язычного (в этих языках это типичный механизм словообразования с семантикой «разное», «и то, и другое», «всякое») населения можно услышать передразнивание: культур-мультур, шашлык-машлык (Ср. в мультфильме о Мюнхгаузене: – Какой-такой павлин-мавлин?). Т.о., в современной речи при употреблении подобных парных синонимических рифмованных конструкций актуализованной оказывается семантика конкретизации, экспрессии, игры и пародии.

Во второй главе, анализирующей семантику фольклорной рифмы рассматриваются как общие смысловые характеристики рифмованного дискурса, так и лексические характеристики членов рифмопар.

Определение рифмы, особенно рифмы фольклорной немыслимо без учета ее смысловой составляющей, во многом обеспечивающей как мнемонический, так и структурный рифменный потенциал. Слова рифмопары – это выделенные созвучием слова, они часто составляют «ключевые слова» жанра или литературной эпохи. Рифма как прием является, как кажется, самым миниатюрным механизмом, задействовавшим как формальные, так и смысловые ресурсы фольклорного слова и текста. Само наличие рифмы в тексте, восприятие текста как рифмованного, во многом задает его семантику (здесь можно говорить о “семантическом ореоле” рифмованного дискурса). Установка исполнителя на порождение рифмованного дискурса, рифмованной речи в некотором смысле определяет если не тематику, то настроение, общий тон его сообщения. Как кажется, таких настроений у рифмованного дискурса несколько: такой рифмованный фольклорный текст будет окрашен эмоционально (экспрессивно) и/или аналитически и/или пародийно-комически.

Каким образом в одном приеме соединяется аналитизм с комизмом? Ответ на данный вопрос связан не только с семантике самого приема, но и с его конкретным лексическим наполнением. Так, рифмы Арина – разиня, Андрюха – брюхо, дьяки – дураки пародийно-комичны: пародийность комична по определению, в отличие от пародичности (Тынянов): здесь частотны имена собственные, – дразнилки; рифмы, типа елозила – приморозила, арбузами – голопузами, блошку за ушко, втихомолочку – богомолочку, вяканье – до бяканья, дрянца с пыльцой, жабу – бабу комичны (комизм вторых обусловлен часто морфологически: употребляются уменьшительно-ласкательные суффиксы, диминутивы), рифмы же типа беден – честен, без денег – бездельник, кражу – пропажу, крест – несть, лихота – теснота, лихорадка не матка, не ложью – по-божью, лживо – гнило, ленив – сонлив аналитичны, что во многом обеспечивается абстрактными существительными (чаще в пословицах).

грамматическая семантика. Частеречная принадлежность рифмокомпонентов

И.С. Климас на материале былин и песен выяснила частотность лексем, в зависимости от их частеречной принадлежности, т.е. процентное соотношение основных частей речи в первой сотне частотных словарей: существительные – 44/48 (былина/песня), прилагательные – 22,7/18,4, глаголы – 22/24,7, числительные – 5,7/3,8, наречия – 4,4/4,1. В принципе, такое распределение сохраняется и на рифменном материале. Как показал Т. Дж. Шоу, в рифме Пушкина, Батюшкова и Баратынского на первом месте идут существительные, потом глаголы, затем прилагательные. Данные М.Л. Гаспарова демонстрируют похожее распределение (существительные – глаголы – прилагательные), характерное для стиха Ломоносова, Пушкина, Некрасова, для досиллабики – глаголы – существительные – прилагательные, для стиха же Брюсова и Маяковского – существительные – прилагательные – глаголы. Такое же распределение можно наблюдать и на фольклорном материале. На материале грамматически однородных рифм загадок лидируют существительные – 40%, затем идут глаголы – 30%, и прилагательные – 12%.

Морфологизм фольклорной рифмы

Часто компоненты фольклорной рифмы сополагаются исключительно благодаря морфологии: в их состав входят одинаковые суффиксы, обеспечивающие рифменный минимум: бабушка камешком; вербушка – над речушкой; Витенька – крошенька; волчище серое хвостище, волченёк-куманёк, вороненьких – молоденьких, вороточком – рукавочком, (Масленая)-обируха – обмануха; ассенизация – канализация, проклемация!

В жанре пословиц нередки случаи и однокоренных рифм с меной или добавлением приставок: будет – добудут, будешь – избудешь, жить, поживать – наживать, забудешь – позабудешь, зачинается-починается, заезжают – объезжают, поехал – приехал, пройдет – прийдет.

лексическая семантика: смысловые отношения рифмокомпонентов между собой. Особенности референции фольклорного слова

В литературном классическом стихе дистантная рифма сближает понятия, создающие образность. До-рифменное содержание строки по ходу стихотворения успевает смениться, вследствие чего понятия оказываются связанными весьма опосредованно, образно: морозы – розы, Аврора – собора, награды – взгляды, нарядом – взглядом, рока – востока и др. Такое единство понятий образно-ситуативно. В фольклорном же говорном стихе, зарифмованные понятия (даже при дистантной рифме) часто образуют некое предметно-пространственно-ситуативное единство: молочком – пирожком, голова – борода, груздем – кузов, дорога – до порога, с козой – неудой и т.п.

3.1. Рифма как форма

Заумь: полное отсутствие смысла

В детском фольклоре, календарных закличках частотен феномен заумной рифмы: Шулды, булды, закоулды; трах-тарарах; трюх-бух; Авсень-паусень, / шинь, пень, / ширварвень. / авсень-паусень. / дзинь

3.1.2. Заумь: осмысленное слово в соседстве с бессмысленным («эхо»)

Распространен также случай, когда на ряду с заумным словом, фразой встречается осмысленное "нормальное" слово, фраза: здесь заумная часть также подбирается или придумывается исходя из рифменной необходимости. Такая рифмовка призвана как бы облегчить создание рифмы (с этим и связано бытование подобного рода механизма преимущественно в детской среде, это своего рода "учение" рифме): тари, тари, тари – янтари; ти-та-та – решета; тирушки-витушки – пичужки, ватрушки, Андрюшки; трух-тух – во весь дух; финти-фанты – куранты; тара, бара – ни два, ни полтора, тень-потетень – плетень; тары – бары – растабары / У Варвары куры стары; Чики – чики – чикалочки / Едет Ваня на палочке. Детский фольклор в этом смысле представляет, с одной стороны, некоторую «изнанку» приема, его апробирование, экспериментаторство с ним, с другой – является "обучением" рифмованной речи.

3.1.3. «Озаумленные» слова. Намек на звуковой состав слова. Звукоподражания

Помимо зауми, в детском фольклоре встречаются зарифмованные ряды слов, звуковой состав которых "подражает" звучанию полноценных лексем. Вот, к примеру, числовой ряд считалки («группа озаумленных счетных слов» по Г.С. Виноградову): Трынчики, / Волынчики, / Пядун, / Лядун, / Дикинь, / Выкинь, / Родивон, / Поди вон! (3, 4, 5, 6, 7, 8, 9). В говорном фольклорном стихе можно найти также и звукоподражания, типа топ-топ, хлоп-хлоп, которые также могут рифмоваться и с полноценными значимыми лексемами, типа хрясь – в грязь, хлоп – в лоб, бух – в пух и др. Междометья также частотны в фольклорной рифме, как рифмующиеся между собой, так и с полнозначными лексемами: глядь да глядь – хвать да хвать, ай – сарай, ох-ох – блох, ох да ох – бог, охти да ахти – идти, тор да ёр – вор, трух-трух – во весь дух, тяп-ляп – корабль, тяп-тяпком – платком, чай – примечай, шасть – часть, эх-ма – тьма.

3.1.4. Неологизмы: намек на смысловую составляющую

Рифменный дискурс предрасполагает к созданию лесических новообразований. Частотен и довольно устойчив случай, когда неологизмы, благодаря внутренней форме, отсылают к своим денотатам: Хапало, кивало, зевало, нюхало, мигало, чихало; У тебя пестрец, / У меня вострец, / Пойдем в дверь / Потычемся;

3.1.5. Номинация. Ономастика

Нередки в фольклорной рифме и имена собственные (чаще рифмующиеся между собой): Кузька да Васька, Макарьи – Натальи; ни Миша, ни Гриша; Семионов – Матрена, Терентьюшко – Мелентьюшко, Федора за Егора, Фомка – Еремка; Марья Моревна, прекрасная королевна; Аввакум не кум, Авдей – не злодей, Илья – свинья; Владей, Фаддей; Денис, поделись.

Имена собственные частотны в дразнилках, где рифма подбирается под собственное имя, типа: Федул: губы надул, Алешка-картошка, Андрей-воробей, Степа-растрепа, Юрка-мурка, Зинка-корзинка. И наоборот, когда под рифму подбирается «любое» рифмующееся имя собственное, причем людскими именами называются предметы. Так, например, загадка с одной разгадкой (светец) имеет следующие варианты: Стоит Янтошка / на одной ножке; Стоит Абросим, / Ничего не просит, / А чего дашь – не бросит; Стоит Афрося / Ничего не просит; Стоит Чурило, / Замазано рыло; Стоит Гаврило, / Замарано рыло; Причем, вместо Янтошки может быть и Ермошка, и Тимошка, и Митрошка, и Ярмошка. Похожие примеры с перечислением имен собственных находим и в заговорах (по большей части здесь встречаются женские имена): Земля Татьяна, вода Ульяна… Первый чирей – Василий, второй – Иван, третий – Демьян… Зоря ты, зоренька, красная, ясная, утренняя Дарья, вечерняя Тасья…

Частотны также в пословицах и загадках географические названия: Шла свинья из Саратова / Вся исцарапана; Бежит свинья из Порхова, / Вся исторкана.

Здесь Саратов тождественен Порхову, а Ермошка Митрошке и Чуриле с Гаврилой. Здесь имя собственное – во многом условность, просто знак места, локуса, предмета или лица, но никак ни характеристика его, ни выделение из ряда других похожих.

Таким образом, часто имя собственное в загадках и пословицах просто отсылает к какому-либо предмету, даже не намекая на него, ни формально, ни семантически. Это своего рода «фиктивная» номинация», при которой имена собственные начинают функционировать как нарицательные существительные. В традиции рекламного стиха целесообразным оказывается зарифмовывать название товара (иностранные названия поясняются рифмой – это чаще всего лекарственные препараты с неясной внутренней формой) или название торговой точки (магазина, торгового центра и т.п.): DOPPELHERZ– / Сила двух сердец; ВИТАТРЕСС: сильнее, чем стресс; МЕЗИМ – / Для желудка незаменим; ЭЛЬДОРАДО – / То, что надо; Мебельный центр ГРОМАДА / ехать далеко не надо; Также часто зарифмовывается названия продуктов питания и товаров массового потребления (типа колготок, бритвенных станков, моющих средств) с говорящим, а чаще все-таки с иностранным названием: Молоко вдвойне вкусней, / Если это MILKYWAY; Колготки ЭЛЛЕДУЕ / лучше не найду я; GOLDENLADY – / Уверенность в победе; MAC3 GILETTE/ Лучше для мужчины нет.

3.1.6. Числительные

Раз, два – бьют вола, / Три, четыре – причепили, / Пять, шесть – бьют шерсть, / Семь, восемь – сено косят, / Девять, десять – деньги весят. Интересна функция числительных в этих считалках. Здесь можно говорить о своего рода «фиктивном» счете, ни дети, ни предметы при произнесении таких считалок не пересчитываются. Водящего определяет, «высчитывает» не ряд числительных, а конец текста. В рекламном стихе, что интересно, счет отнюдь не фиктивен (как и ономастика). Числительные здесь определяют важную информацию: адреса, номера телефонов и т.п. Ты спросишь, где его достать? / шесть шесть четыре два нуля пять пять; 105-25-05 / пора / полы / менять; Наш телефон запомнить просто 101 33 90; Телефон – миллион; Ткацкая 5 / продолжает удивлять; Теле-семь / интересно всем; Слушай ВСЯК / В каждой квартире / Строй на МАЯК 24;

Рифма как смысл

Контактная рифма

Любопытные результаты дает семантический анализ рифмопар контактной рифмовки (в морфологическом плане это чаще всего пара «существительное + существительное», или «существительное + глагол») с точки зрения падежных отношений. При этом фигуры перечисления, называния, сравнения, побуждения, определения свойства и местоположения оказываются особо частотными.

Перечисление (, и, да)

Кумовство да свойство, блошку и вошку, верно и мерно, ерш да еж, наготье да босотье, вдовой да сиротой, ссорах да во вздорах, пущами да рощами, с горушки да до елушки, складно да ладно, красива да счастлива. В перечислительных рядах рифмокомпоненты зачастую группируются попарно (аа, бб, вв): …она космата, она волосата, она соплива, она ноздрива… …от стрешного, от поперечного, от дённого, от полудённого, от ночного, полуночного.

Номинация

Именование человека и животного (героя сказки или колыбельной) или необычных (волшебных) предметов – достаточно частотный случай для контактной рифмы: баушка Христоправушка, старуха-говоруха, мальчик с пальчик, девица-красавица, молодичка невеличка, молодец-удалец, матушка-ластушка, отец-молодец; крошечка Хаврошечка; курочка-рябушечка, курочка-копароечка, Сивка-бурка, коза-дереза, кошечка-судомоечка; муха-шумиха; мышка-норышка, зай-горностай, волченёк-куманёк, собачка-пустолаечка, птичка невеличка; Масленица, Обманщица; палица-буявица, скатертка-самовертка. В рифменном отношении герои литературных сказок именуются по фольклорной модели: конек-горбунок, муха-цокотуха, Карабас-Барабас и др.

Сравнения (как, что, с)

Счастлив как чернослив, ножки как сошки, на словах как на гуслях; глухой что шальной, сонной что мертвой, старый что малый, прямой что дурной, Мозырь что пузырь, ребенок что поросенок, у ребят что у зайчат; борода с ворота. Такие контактные сравнения имеют тенденцию к фразеологизации – тощ как хвощ, гол как сокол.

Императив

Владей, Фаддей; Денис, поделись; Катерина, иди на перины; Еремей, разумей; Попомни, поповна; Молчок, старичок. Такой контактный рифменный императив находим и в современных лозунгах (Борис, борись! – ельцинская эпоха) и в рекламном стихе: Не проспи – / беги, / купи; Не копи – купи (инкомавто); Не тормози – / Сникерсни; Не тормози – / Кроссвордни; Посетите Спорт-сити.

Свойство (предикация: подлежащее + сказуемое)

Тесто пресно, солома съедома, осташи хороши, обычай бычий, поросята полосаты, нос курнос, кулик невелик, земля мерзла; стыд не дым, скупость не глупость, мста не мзда, обиход не уход, погонялка не возилка, норов не боров, душка не сучка, грехи не смешки, вдовица не девица. Часто такой текст занимает весь текст пословицы – Пуля дура; Лихорадка не матка. Тюрьма не дурна.

Локатив

Из семантических падежей на материале фольклорной контактной рифмы самым распространенным оказывается локатив. Но его особенность такова, что он определяет не столько местоположение и пространственную ориентацию глагольного действия, а при нулевой связке связывает два существительных (реже прилагательное или наречие, еще реже глагол с существительным, называющим локус): кашка на ложки, солоница на божнице, на роже кожа, доска середи мостка, на горке Егорка, Никитка у титьки, сироточка на загнеточке, криворот у ворот, ножка по дорожке, воробей на перегороде, на пролубочке две голубочки, курочка по проулочку, кошечка в окошечке, кисурка во печурке, в поле воля, дрема возле дома.

3.2.2. Дистантная рифма

Если семантические отношения между членами рифмопары в классическом литературном стихе по преимуществу ситуативно-образные, то в говорном стихе русского фольклора отношения между компонентами неконтактной рифмы больше тяготеют не столько к образности, сколько к «лингвистичности», обнаруживают парадигматические отношения: включают синонимию, антонимию (здесь сказывается «аналитизм» пословиц и поговорок), категориальность (несовместимость, по терминологии Кобозевой) и партитивность.

Синонимия

Синонимия оказывается, пожалуй, самым распространенным из отношений между членами фольклорной дистантной рифмопары: серебром – добром, скуден – беден, бездолье – горе, кручинушки – печалюшки, милостив – жалостлив, вечной – бесконечной, глупости – дурости, старой – пожилой, плешивых – шелудивых, парко – жарко, пар – угар, потехи – смехи.

Антонимия

Антонимические отношения оказываются также одними из самых частотных в рифме. Возможно потому, что антонимы изначально также представляют собой именно пару понятий (тогда как синонимия часто предполагает ряд лексем): барин – крестьянин, рабах – господах, всюды – никуды, высоко – глубоко, счастье – напастье, ненастье, прибыли – гибели, добром – дерьмом, праведника – ябедника, правдивый – лживый, хваленые – хуленые, молодухи – старухи, с конем – пешком, горького – сладкого, мил – постыл, глупость – премудрость, камешком – перышком, скуповато – мотовато

Несовместимость. Категориальность

Среди корреляций семантического поля, И.М. Кобозевой была выделена в частности, «несовместимость»: слова несовместимы в том смысле, что они не могут в один и тот же момент времени характеризовать одно и то же явление, относиться к одному и тому же объекту: беленек – черненек, далеко – высоко, глубоко, мельницу – кузницу, генералы – капралы, свекровку – золовку, полтиной – гривной, дням – зарям, ночам, часам, середа – четверга, жеребенка – теленка, лебедина – павлина, соколье – воронье, деревянный – оловянно, дубовая – вязовая, русский – французский.

Партитивность (синекдоха)

Партитивные отношения между компонентами фольклорной дистантной рифмы достаточно частотны. И здесь чаще встречается случай, когда второй рифмокомпонент-лексема называет часть первого, то есть распространеннее отношения «целое – часть», а не «часть – целое», детализация, а не обобщение: лесами – зверями, сад – виноград, огород – горох, лесок – грибок, волк – хвост, котики – лобики, свинка – щетинка, гуси-лебедята – крылята, петушок – гребешок, церковки – маковки, двор – забор, старичище – бородища.

4. Лексика. Тематика, рифменное поле

4.1. лексико-тематические группы (кластеры) языка фольклорных жанров

Фольклорная лексикография, в отличие от лексикографии диалектологической и литературной, стала детально изучаться лишь в последнее время, в курской фольклористической школе (работы Климас, Бобуновой и др.). Метод этих исследователей состоит в изучении тематических групп лексики, или т.н. лексических или семантических полей. Как выяснилось, разные фольклорные жанры тяготеют к определенным лексическим полям, «кластерам» и даже лексемам. Рифма – прием, кроме всего прочего, эстетически маркированный. Лексемы, попадающие в рифменную позицию, во многом сближаются благодаря чисто формальным признакам (звуковому совпадению), тем интереснее проследить лексическую наполненность рифмопар. Самыми распространенными рифменными полями, на материале пословицы, поговорки и загадки, оказались следующие: 1. Части тела, органы человека и животных; 2. Родственный или социальный статус человека; 3. Пища, еда, посуда, утварь; 4. Одежда, обувь; 5. Дом, двор; 6. Животные. Т.о., видно, что в говорных жанрах фольклора, доминирует бытовая и «животная» лексика. Тогда как жанры лирические характеризуются по преимуществу лексикой высокой: миром растений и природы.

Рифменное поле: структура и лексическое наполнение: детализация и рифменный индекс

Для характеристики рифменного поля оказались возможными следующие характеристики (сравнения проводились со словарями рифм Лермонтова и Блока, составленных А.Я. Шайкевичем и Т.Ю. Максимовой соответственно):

Во-первых, детализация рифменного поля. Так, в поле «части тела» в говорном стихе фольклора входят 67 заглавных компонентов (первых членов рифмопары), у Лермонтова 63. То есть у Лермонтова, например, есть бакенбарды и локон, но нет рыла и пуза.

Во-вторых, степень зарифмованности каждого компонента поля. Так и в фольклоре, и у Лермонтова в поле «части тела» попали и «чело», и «рожа», и «лицо», но рифменные индексы, т.е. число рифм (лексем!!) для каждого члена оказались различными: чело – 59 у Лермонтова, 2 в фольклоре; лицо – 24 у Лермонтова, 3 в фольклоре, рожа – 4 у Лермонтова, 9 в фольклоре.

Таким образом, характеристика рифменного поля формируется двумя параметрами: степенью распространенности самого поля (число всех компонентов и отдельно число заглавных членов рифмопар в него входящих) и их рифменными индексами.

Оказалось небезынтересным рассмотреть поле «части тела» (соматизмы) на материале фольклорной рифмы в сравнении со словарями рифм Лермонтова и Блока. Для фольклорной рифмы, если учитывать не столько частотность, сколько распространенность рифменного поля (со сколькими другими лексемами рифмуется данное слово-соматизм), результаты примерно следующие (также в убывающей последовательности): Ум/умок/умишек, голова/глава/головка/головушка, душа/душка, рука/ручонка/рученька, рот/роток/роточек, нога/ножка, нос/носина/носок, глаз/глазок, рожа, ухо/уши/ушки, перо, тело/тельце, бок/бочок, хвост, борода/брада/бородушка/бородка, язык, рыло. Слабо зарифмованными оказались соматизмы сердце и лицо, лексемы, во-первых, с достаточно редким окончанием (на -ц), и, пожалуй, коннотативно слишком высокие для рифмованного дискурса.

Рифма, помимо такого доминантного статического анализа, позволяет провести еще и анализ, так сказать, динамический, т.е. проследить с какими лексемами из других кластеров соединяется тематическое поле «части тела». Интересно, что соматика в фольклорной рифме оказывается связанной прежде всего с бытом, хозяйством (борода – ворота, пера – двора, рукой – домой, роток – огород, хлевок, уме – гумне, умок – домок, уголок). Фольклорный человек (в рифменной картине мира) работает (борода – борона, бородушка – боронушка, ножки – сошки, пером – веретеном) и ест (рот – кусок, роточек – кусочек, рука – мука, пуза – арбуза, пузище – о пище, тело – съело, уста – куска, языком – пирогом), по преимуществу некрасив (глазу – грязи, горбом – бельмом, кожа – рожа, непригожа, крылах – костылях, рожа – не гожа) и озабочен денежными проблемами (душа – барыша, душка – полушка, уму – суму, умок – скопидомок, ума – рубля, шейка – копейка).

У Лермонтова такой «рифменный» человек на войне (бока – прыжка, седока, головою – борьбою, бою, груди – орудий, душой – бой, длани – брани, костей – коней, плечах – боях, телами – врагами, челе – седле, чела – стрела), в любом случае в стрессовой ситуации (волос – угроз, глаза – гроза, глаз – Кавказ, страх; головой – громовой, головою – роковую, судьбою, душой – бедой, судьбой, крылами – громами), он любит (бровь – кровь, любовь, глазки – ласки), молится, плачет, надеется (глаза – слеза, головой – мечтой, губам – мольбам). Он молод и красив (бородой – белизной, молодой; власы – красы, глотка – красотка, душой – красотой, молодой, косой – молодой). Он ночью на природе (головой – зарей, луной, душой – ночной, кудрей – ночей, ног – листок, очами – небесами, стадами, очах – скалах, очам – лучам, очи – ночи, полночи, полуночи, очей – темней, морей, камней, рука – ветерка, руками – звездами, устами – ветвями, звездами, челе – мгле, щеках – облаках).

Примерно то же у Блока: любовь, красота (бровь – любовь, кровь), мечта и мольба (глазами – мечтами), но без всякого стресса, здесь человек, напротив в ночи, в звуках, в «угасающей» обстановке (глаз – гас, волоса – вполголоса, грудь – уснуть, душа – шурша, души – потуши, тиши, утиши, крыла – изнемогла, крылами – снами, крылах – зачах, крылья – бессильи, рукой – упокой) и опять же на природе (глазами – горами, цветами, главой – листвой, луной).

Таким образом, человек на фольклорном рифменном материале занимает доминирующую позицию (по сравнению с другими тематическими полями). Человек здесь представляет собой «меру всех вещей». Тогда как в лирике, где «ступенчатое сужение образов» (Б. Соколов) лишь подводит к человеку, вектор направлен от природы к человеку, от макрокосма к микрокосму. В фольклорном мире сосуществуют обе модели построения пространства и осмысления места человека в нем: антропо-бежная / антропоморфичный код (языковая модель В.Н. Топорова и бытовые рифменные жанры) и антропо-стремительная / космологический код (лирическая модель Б. Соколова и высокие песенные жанры).

Стандартная и шаблонная рифма: постоянные рифмопары говорных жанров и общефольклорные рифмопары (для говорного стиха)

При рифмопорождении даже в литературной поэтике с ее, казалось бы, установкой на новизну, срабатывает поэтическая инерция: довольно частотен феномен т.н. «шаблонной рифмы» (В.М. Жирмунский). Такая постоянная рифма может не быть однозначно отрицательным показателем, но может рассматриваться и как «характерный» признак поэтики того или иного идиостиля, стиля эпохи или даже целой литературной (или другой) традиции. Надо заметить, что существуют и постоянные рифмы для всех жанров говорного фольклорного стиха, например: богат – горбат, богатый – лопатой, брат – (не) рад, быка – молока, вечером – нечего, винца – пивца, вода – беда, воля – доля, ворота – борода, голова – борода и др.

Для календарного фольклора частотны следующие рифмы: Коляда – рождества, кишка – горшка, ведро – бревно, верстах – столбах. Для пословицы: авось – небось, барышом – нагишом, беда – ворота, береза – угроза, блошка – вошка, бобра – добра, бог – бок, год, бога – много, богатый – тороватый, бык – быть, век – мех, венец – конец, за виски – в тиски, воров – мастеров, ворону – корову, глаза – роса, глазами – руками, год – вод, горы – воры, горами – плечами, горбом – горлом, городок – уголок, грех – мех, орех, смех, густо – пусто и др.. Для загадки: бодаста – ходаста, водой – бородой, Гаврило – рыло, горах – головах, гром – дом, детки – клетку, дорога – тревога, зимовать – летовать, конь – огонь, кони – поле, кот – трет, Кузьма – нельзя, маленький – горбатенький, удаленький, без ног – скок, ногах – сапогах, песком – Петром, поле – кони, родился – (не) крестился, Софья – сохла, стучит – гремит, бренчит, хлеве – стене, ходит – водит.

В третьей главе на рифменном материале целесообразно различать прагматику «внутреннюю»: внутритекстовую, речеактную, ситуативную (роль рифмы в формировании речевой ситуации малого жанра или фрагмента жанра «большого») и прагматику «внешнюю»: общую, описывающую тот эффект, который сообщает рифма дискурсу в целом и те способы которыми этот эффект используется говорящими. Особо следует оговорить немаловажное отличие прагматики от семантики: первую характеризует, в частности, невыводимость (прагматического) смысла из лексического значения слов.

Рифменный дискурс в фольклоре ориентирован в сторону прагматики сильнее (здесь иллокутив и перлокутив преобладают над локутивом), нежели дискурс напевно-ритмический (нарративный или лирический), он в большей степени социально ангажирован, подразумевает активное участие сторон, предполагает воздействие на своих пользователей, предпочитает диалог монологу.

Стоит особо отметить диалектичность «общей» рифменной прагматики: убедительность и истинность пословиц и заговоров соседствует с развлекательным балагурством сказок и небылиц, а проклятия и оскорбления дразнилок и заговоров «сочетаются» с просьбами и приказами закличек и заклинаний.

Обращение: Номинация, называние

Частотной речевой рифменной стратегией оказывается именование, называние персонажа (ласковое или презрительное), обращение к нему: сова – веселая голова, волк – подопрелый бок, ящерка-шерошерочка, коза рьяная, за боки драная, котик серенький, хвостик беленький; бычок-соломенный бочок; баба-яга – костяная нога; вор-Симеон со своим котом; сивка-бурка, вещая каурка.

Саморепрезентация

Частным случаем номинации, называния как речевого акта является само-представление, саморепрезентация, когда герой сам представляет себя – речевая стратегия, характерная для приговоров дружки и фольклорного театра, где герои представляли самих себя при первом появлении на «сцене»: реплика сватов: А мы люди не просты, / У нас парни холосты, / Ищем куниц / Да красных девиц…представление героя при первом появлении в фольклорном театре: Я Петрушка, Петрушка, / Веселый мальчуган! / Без меры вино пью, / Всегда весел и пою: // Тра-ля-ля! тра-ля-ля-ля!.. / Ха-ха-ха! Ха-ха-ха!

Диалог, вопросно-ответная структура

Необходимо разделять диалог «реальный», происходящий в действительности, где реплики принадлежат разным людям, и диалог «риторический», симулятивный, где спрашивающий отвечает на собственный вопрос.

Диалог «реальный»

Вопросно-ответную структуру имеем в свадебном обряде, при сватовстве: – Нашей княгини молодой Настасьи Васильевны в нашем доме нет. Она ранним утром вышла на крыльцё, / Обвернулася в кольцо / И укатилась под крыльцё. / Надь, дак там ей ищите. – А мы, как об этом узнали, / И сразу же из-под крыльца ее подняли …

Характерен здесь и жанр заманки, поддевки: – Таня, Саня, Лизавета / Ехали на лодке. / Таня, Саня утонули, / Кто остался в лодке? / – Лизавета. / – Хлоп тебе за это. – Скажи: «Самовар». / – Самовар. / – Тебя цыган целовал.

Такой «реальный» диалог характеризует и поэтику фольклорного театра (диалог Доктора и царя Максимилиана, Скорохода и Маркушки): – Царь, а что ты мне дашь за это? – Генерала! / – Сам ты – Помиралов! – Ну, полковник. / – Сам-от ты – покойник! – Ну, прапорщик. / – Сам ты тряпошник! – Ну, так поручик. / – Я сам тебя немного получше! … – Старый черт, где ты? / – В клеву! / – Что ты там, старый черт делаешь? / – С…у.

Сюда можно отнести тип загадки, в которой последнее слово рифмуется с разгадкой (в том числе и при полном отсутствии смысловой соотнесенности): Что в избе за баса? – Образа. Что в избе гадко? – Кадка; Что в избе Фрол? – Стол; Что не корыстно – коромысло.

Диалог риторический

Диалог риторический, симулятивный оказывается характерной чертой многих говорных жанров. Так, в заговоре «воспроизводится» диалог с ячменем: «Кукушек, кукуш, что себе купишь?» – «Куплю себе топорок». – «Руби ячмень (имя) поперек». «Ячмень, ячмень, мой кукиш, чего ты мне купишь?» – «Куплю топорищу, срублю головищу». В закличке-веснянке имеем символический диалог с весной: Весна красна, / На чем пришла? / На кнутике, / На хомутике, / На овсяном пучке, / На пшеничном колоске. В пестушках и потешках встречается серия коротких вопросов-ответов: – Ладушки, ладушки, / Где были? / – У бабушки. / – Что ели? / – Кашку. / – Что пили? / – Бражку. / – Кого били? / – Машку. / – За что? Про что? / – Не ешь нашу кашку! / Не пей нашу бражку…

Такой же тип, риторический вопрос с заданным ответом (но если в заговоре и закличке симулировался ответ, то здесь симулируется вопрос, ответ на который, якобы, очевиден), находим и в рекламном стихе: Устал? Проблемы? / ЦЫГАПАН / Сила молодости оленя; Зимой не до лирики? / Скушай финики! Устал от морозов? / Съешь абрикосов! Ты спросишь, где его достать? / шесть шесть четыре два нуля пять пять; Собрался покупать ПК? / Купи компьютер R&К

1.1. Оскорбление, дразнение, издевка

Наиболее простая и самая короткая форма обращения-«оскорбления» – это тексты типа дразнилок, построенные по модели Имя + характеристика (приложение). Аркашка-букашка, Алешка – лепешка / Мать – картошка, / Отец – огурец; Иван-болван, / Пустой барабан. При этом в детской среде существует особый тип рифмованных текстов, который А.Н. Мартынова определяет как «ответы на поддразнивания»: Обзывайся целый год, / Все равно ты бегемот. / Обзывайся целый век, / Все равно я человек. В фольклорном театре встречаем оскорбление с поправкой: – Ванька новый! / – Чего изволите, барин голый? / – Что-о? Что ты сказал? / Я говорю: чего изволите, мол, барин?

Здесь особый интерес вызывает жанр, определяемый как «речевые ответные реплики на неуместный вопрос», типа Где? – В Караганде. Заметим, что практически на все вопросительные местоимения русского языка существуют подобные «оскорбительные» рифменные пары (здесь зарифмовывается либо вопрос с ответом, либо рифма целиком в ответе, с повтором слова): – Что [ч’о]? – Капчо / Через плечо / А через плечо не горячо; – Где? – На бороде / В Караганде / Против неба на земле; – Куда? – На кудыкину гору, собирать помидоры; – Откуда? – От верблюда; – Почему? – По качану / Что кончается на «у»; – Кто? – Дед Пихто / Лорд в манто / Конь в пальто; – Честное слово… – Честное слово врать готово; – Все равно… – Если б было все равно, люди б лазали в окно; – Если бы… – Если бы да кабы – во рту бы выросли грибы; и был бы то не рот, а целый огород; – Я нечаянно… – За нечаянно бьют отчаянно.

1.2. Просьба, приказ (императив)

Одной из самых распространенных рифменных стратегий оказалась просьба, (повеление, приказание), адресованная к предмету: А соха-борона, / Ступай на поля, / Вспаши, взборони / Хлебца новенького, / Хлебца новенького, / Посолененького! К мифологическому персонажу (при переезде в новый дом): Дворовой, дворовой, пойдем со мной. Дедушка соседушка, пусти меня, люби меня, жалей меня. К стихиям (вода, ветер, огонь), абстрактным понятиям (скрипу), животным (курам, клещам), растениям (дубу), частям тела (крови, зубам, деснам): Двенадцать сестриц, возьмите с младенца (имя) крик. Воротний скрип, возьми детский крик. Огонь Мартын, вот тебе железный тын, от земли до неба дорога твоя, больше пламя не пускай никуда. У, дуб-дубище, возьми свое зубище.

Интересны также и детские заклички-просьбы к улитке, божьей коровке и т.п., содержащие посулы и угрозы: Слизень-близень, / Выпусти рога, / Дам тебе пирога / И кувшин молока. / Как не выкажешь рога, / Пестом зашибу / И в острог посажу! Такие же обращения-просьбы по сути своей представляют собой и торговые заклички (косвенное обращение-просьба как реклама товара): Рискуй, спеши, счастья не упусти!

Подобные рифменные императивы находим и в современном фольклоре – см., в частности, комические советы в альбомных стихах, типа: Жуй морковку, лук и хрен – / Будешь как Софи Лорен. Люби себя, чихай на всех, / И в жизни ждет тебя успех. Живи, балдей / И бей парней.

2. «Внешняя» (общая) прагматика

Внешняя, общая прагматика оказывается сопоставимой с общей, генеральной семантикой рифмованного дискурса: так, комизм оказывается основой развлечения, аналитизм обусловливает «истинность» и поучительность пословиц, эмоциональность упрочивает суггестивный эффект.

2.1. Мнемонический эффект

Общее место всех стиховедческих исследований – мнемонический эффект рифмы, формально похожая пара слов легче запоминается и является основой для «заучивания» всего текста. Так (по модели сказочных формул, мигрирующих из текста в текст) функционируют в заговорах т.н. закрепки: Век по веку, отныне до веку; Отныне и до веку, век по веку. В колыбельных песнях выделяются следующие рифмованные формулы: Спи, усни, / Больше вырасти.Спи по ночам / Да расти по часам. Спи, дитя, здорово, / Вставай весело, / Спи камешком, / Вставай перышком.

Мнемонический эффект позволяет рифменному тексту быть использованным при обучении детей речи и счету (последнее начинается посредством рифмы не столько со считалок, сколько с потешек).

2.2. Суггестивный эффект: внушение, поучение, обучение

Помимо прочих, рифменный диалект, как кажется, оказывает на слушающих и говорящих своеобразный суггестивный эффект: сополагание похожих слов заставляет их поверить в принципиальную соположимость реалий, стоящих за ними. Поучение, вывод, наставление содержат и новые афористические жанры, часто с комическим подтекстом, распространенные в девичьих и дембельских альбомах: Любовь – это река, где тонут два дурака; Любовь – это болото, где тонут два идиота; Любовь – сказка, а через год коляска; Чем больше морда и живот, тем крепче армия и флот.

2.3. Развлекательный эффект

Комизм семантики фольклорной рифмы обеспечивает, наряду с занимательностью формы развлекательный эффект рифмованному тексту. Балагурные сказки, загадки, большинство жанров детского фольклора, фольклорный театр, обрядовые рифмованные приговоры обладают действенным развлекательным потенциалом.

2.4. Механический эффект: моторика, счет в игре, поддевки

Рубленый ритм говорного стиха может иметь и жестовые, пластические параллели при исполнении рифмованного текста. Так, в считалке произнесение текста сопровождает движения руки произносящего текст ребенка, исполнению потешек и пестушек сопутствуют укачивания, удары в ладоши, подбрасывания или качание на коленях.

В заключении подводятся итоги проведенного исследования, даются краткие характеристики основным рифменным фольклорным жанрам:

пословица, поговорка: краткость, яркая выраженность формы, гипертрофия семантики, ситуативность прагматики.

загадка, закличка (торговая и календарная): средняя, частично урегулированная форма (подобие строки и строфы), определенность семантики, предсказуемая прагматика.

заговор: средняя, плохо выраженная форма (преобладание перечислительных рядов и формул); гипертрофия семантики и прагматики.

сказка балагурная: гипертрофия формы, часто абсурдная семантика, невыразительность прагматики.

На основании проведенного исследования сформулировано следующее определение фольклорной рифмы: Фольклорная рифма есть прием соединения двух (или более) слов через совпадение в них двух (или более) звуков, провоцирующее (беден – честен) или спровоцированное (осина – вершина, монисты – повисли) их семантическую/ой сопоставимость/ю.

Т.о., фольклорная рифма характеризуется: во-первых, двойной финитностью (совпадающие звуки тяготеют к концу слова, а слова, в свою очередь, к концу фразы); во-вторых, принципиальной бинарностью: 2 (почти) одинаковых звука – 2 сопоставимых слова. Интересно, что такая звуковая (фонетическая) и словесная (лексическая) бинарность находит подтверждение в бинарности фразовой (синтаксической): так, пословица двучастна по сути (доминирующая синтаксическая конструкция ее – условие): если …., то….; загадка всегда состоит из вопроса и ответа, в ее тексте одно явление определяется через другое по метафорическому принципу, в основе жанра заговора – также аналогия: как у ..., так и у …

При изучении фольклорного рифменного дискурса в ходе анализа целого ряда жанров, объединенных рифмой, наглядно выявилась диалектичность рифменной речи практически на всех уровнях описания: на формальном уровне, где пословичная жесткая структура (рифма подкрепляет сопоставление частей-фраз) существует наряду с балагурной сказкой (рифма достаточно произвольными, принципиально астрофическими конструкциями связывает весь текст); на уровне семантическом – аналитизм пословиц противостоит комизму и эмоциональности детского фольклора и экспрессивности закличек и заговоров; в плане прагматическом основными моделями фольклорных фраз оказались такие разные речевые стратегии, как просьба, оскорбление и поучение.

По теме диссертации опубликованы следующие работы

А. А. Петрова. Фольклорная рифма: лингвопоэтика одного приема // Русский язык: исторические судьбы и современность. II Международный конгресс исследователей русского языка (Москва, МГУ им. М. В. Ломоносова, филологический факультет, 18-21 марта 2004 г.): Труды и материалы / Составители М. Л. Ремнева, О. В. Дедова, А. А. Поликарпов. – М.: 2004. Сс. 577-578. 0,1 п.л.

А. А. Петрова. К проблеме народного стиха. Фразовый ритм, или ритмика без метрики // Поэтика фольклора. Сборник статей: К 80-летнему юбилею профессора Владимира Прокопьевича Аникина / Сост. С. В. Алпатов, Н. Ф. Злобина. – М., 2005. Сс. 274-278. 0,22 п.л.

А. А. Петрова. Фольклорная рифма: синтактика, семантика, прагматика // Славянская традиционная культура и современный мир. Сб. материалов научной конференции. – М.: Государственный республиканский центр русского фольклора (в печати). 0,65 п.л.

Материал размещен на сайте при поддержке гранта №1015-1063 Фонда Форда.