Г. М. Василевич
МАТЕРИАЛЫ ПО ФОЛЬКЛОРУ СИБИРСКИХ ЭВЕНКОВ
Введение
Большинство приводимых в настоящей работе текстов записано мною в итоге ряда командировок к эвенкам - бродячим охотникам-оленеводам Восточносибирского края*1. Часть текстов записана мною у ряда слушателей Института народов Севера в 1928-29 г.*2. Во всех текстах сохранены особенности говоров.
В текстах имеются образцы: 1) северного диалекта (илимпийский говор - Туру, Ингаригда, ербогоченский говор - Нгоконно, Ербогочен), 2) южного диалекта (сымский говор - Сым-Чиромбу; подкаменно-тунгусский говор - Ср. Катанга, Подкаменная Тунгуска, непский говор - Непа, Ика, токминский говор - Токма, верхне-ленский говор - Тутура, северо-байкальский говор - В.Ангара) и 3) восточного диалекта (олекминский говор - Тунгир-Калар и Олекма, куро-урмийский - Кур, Урми и сахалинский говор - Сахалин). Словарный материал в принятой в настоящей статье транскрипции вошел в мой „Эвенкийско-русский диалектологический словарь" (Ленинград. 1934), к которому приложена карта распространения диалектов и в введении дана характеристика диалектов и говоров эвенков, кочующих к западу от Лены*3. Перевод фольклорных текстов дается точный, но с учетом требований литературного изложения. Для большей ясности в некоторых местах перевода даны в скобках пояснительные слова. В виду отсутствия в эвенкийском языке союзов в переводе опущен союз „и".
Собирание и изучение в течение ряда лет эвенкийского фольклора дали мне возможность сделать ряд наблюдений над его распространением и бытованием. Многочисленные сказки, мифы, предания, загадки и т. д. говорят о богатстве тематики эвенкийского фольклора. Жизнь в тайге, охота за зверями, межродовые отношения - все это дало богатый материал фантазии и творчеству эвенков.
__________________
*1 а) от Комитета Севера при ВЦИК в 1925 г. на истоки Нижней и Подкаменной Тунгусок - Токминский район, в l926-27 г. в среднюю часть бассейна Подкаменной Тунгуски в 1929 г. в Витимо-Олекминский национальный округ; б) от Института по изучению народов СССР Академии Наук в 1930 г. к сымским эвенкам Туруханского района; в) от Научно-исследовательской ассоциации Института народов Севера и Комитета нового алфавита народов Севера при ВЦКНА в 1931 г. по Н. Тунгуске через Катангский национальный район и Эвенкийский национальный округ. Соответствующие этнографические и экономические очерки помещены мною в журн. "Советский Север" №.3, 5 за 1930 г., № 2, 10 за 1931 г.; в журн. "Этнография" № 8 за 1930 г.; в журн. "Северная Азия" № 4 за 1926 г.; в журн. "Этнограф-исследователь" № 1 за 1927 г.
*2 От П. и В. Путугиров, И. и В. Увочанов, Н. Каплина из Ербогочена; от А. Камбагира из Нгоконны, от И. Зуева из Тутуры, от Д. Воуля с Ангары; от О., Н., А. Салаткиных, В. Лонтонгира и А. Чарончина из Непы Катангского национального района от В. Эдян с р. Урми Дальневосточного края, от А. Афанасьевой и от Слепцовой с Сахалина.
*3 Краткая характеристика восточного диалекта имеется в объяснительной записке к составленному мною эвенкийскому букварю "Оmakta hokto", Ленинград, 1923 (отдельное приложение).
Еще не так давно фольклор у эвенков в основной своей части являлся выражением определенного мировоззрения, верований и представлений. В настоящее время роль его меняется. Широко развернувшееся социалистическое строительство на крайнем Севере быстро ломает старые патриархально-родовые отношения, меняет психику и мировоззрение народов Севера, что находит свое отражение и на современном фольклоре. Это довольно ярко сказывается как на тематике произведений, на отношении к нему самого населения, так и, наконец, на форме произведений.
В настоящее время можно отметить постепенное и повсеместное угасание эвенкийской сказки, мифов и преданий. Все реже и реже вcтpeчaютcя эвенки, знающие свои предания и сказки. Наиболее развернутые, законченные мифы, сказки, предания можно встретить сейчас только в отдаленных уголках тайги, мало затронутых влиянием культуры. Такие пятна сохранения сказки, мифов и преданий у эвенков Восточной и Западной Сибири можно наметить на Обско-Енисейском водоразделе, по бассейну р. Комо*1 (левый приток Подкаменной Тунгуски), в северной части Катангского национального района и в Илимпийском районе Эвенкийского национального округа.
В тех местах, где шаманство отмирает или его совсем нет, почти исчезла и своя тема, а если она и существует, то в большинстве случаев темы сказок заимствованы от соседей, а из своего фольклора передаются только отдельные мотивы*2. В лучшем случае в таких районах можно встретить людей, „знающих сказки", точнее - знающих отдельные мотивы, своеобразно сокращенные и измененные. Примером могут служить сказки, записанные в разных районах на одну и ту же тему (№№ 56, 60, 67, 68 у Василевич и № 17 у Титова). Тема - столкновение эвенков людоедов с эвенками не людоедами, обмен женщинами невестами; кочевание людоедов с полученной в обмен женщиной; сборы к жертвоприношению ее и бегство ее. Или еще тема - о глупце (№№ 85, 87): отдельные моменты из похождений лисы здесь рассказываются как самостоятельные короткие сказки.
В районах оседлых эвенков отношение к сказке иное. В то время как в глухой тайге мифы и сказки, охватывающие моменты, связанные с мировоззрением и рисующие идеал человека-охотника, до развертывания работы школ отвечали молодежи на многие вопросы и имели большое значение, здесь очень давно появилось другое отношение. Для этих мест характерны следующие реплики: „врешь, лисица не может говорить", „медведь ведь зверь, он не может говорить, однако наврал", „это так, зря, люди не могут друг друга есть" и т. д. В таких районах мы уже не встречаем сказок, характеризующих мировоззрение и мифологию.
Отмечая отрицательное значение сказки как воспитателя анимистического мировоззрения, отмирающего естественным путем с введением школ и культурно-просветительной работы, мы одновременно должны отметить положительную сторону влияния сказки как воспитателя речи. В местностях, где сказка исчезла, не встретишь красочного и яркого рассказа, подобный рассказ является просто перечислением фактов, в то время как от эвенков из районов бытования сказки рассказ какого-нибудь обыденного факта можно слушать как хорошую сказку. Значение сказки как воспитателя речи могло бы оказать ценную услугу в развитии речи и литературы. Положительное влияние фольклора особенно заметно на воспитанниках Института народов Севера: те из них, которые слышали в детстве сказки, пишут сочинения на вольные темы на родном языке значительно красочнее и подробнее, чем те, которые никогда не слыхали сказок; последним нужно было вложить много труда, чтобы написать хотя бы более или менее связный рассказ.
Сказки рассказываются эвенками обычно во время охоты, когда большие морозы или пурга заставляют охотников отсиживаться в шалаше или в юрте.
__________________________
*1 См. „Сказки эвенков Приангарья" Т. И. Петровой.
*2 Ср., например, "Материалы по устному творчеству эвенков Прибайкалья" Е. Титова.
с.3
Разговоры об охоте вызывают в памяти сначала сказки о животных, об охотниках, потом и другие. Иногда, чаще зимою, старухи за легкой ручной работой рассказывают сказки детям и подросткам. К сказкам прислушиваются и взрослые, продолжая свое дело и ведя между собою тихий разговор.
Способы передачи сказок зависят от их содержания. Предания и сказки о животных передаются обычно прозой. Известные взрослым, они не всегда слушаются ими внимательно. Несколько иное отношение к сказкам мифического характера и к преданиям или былинам о бесконечных похождениях богатырей. В них проза чередуется с стихотворной формой, которая передается речитативом или поется, причем каждый абзац имеет свою мелодию. При передаче рассказчику вторят все присутствующие, что значительно оживляет процесс передачи и слушания.
Особых сказочников, какие встречаются среди других народностей, у эвенков нет. Сказки знают и рассказывают в одинаковой степени как мужчины, так и женщины, но загадки больше знают женщины.
Здесь я привожу краткие характеристики некоторых сказочников, с которыми мне пришлось иметь дело в тайге:
1. Шомирча Кима, 26 л., с бассейна р. Чиромбу-Сым. Середняк. Человек с крайне повышенной нервностью, с исключительно острой памятью и восприимчивостью. Имел в роду ряд шаманов: прабабку, деда, двоюродного брата (умерших) и дядю. Детство прожил с прабабкой, большой шаманкой. Один из первых воспринял все новое. Среди эвенков пользовался большим уважением и играл не малую общественную роль. Сравнительно хорошо говорил по-русски. Во время рассказывания сильно увлекался и рассказ сопровождал исключительной мимикой. К сожалению, этот талантливый эвенки умер в 1931 г. От него записаны сказки №№ 22, 25, 37, 40, 41, 43, 69, 70, 71, 98, 104.
2. Нётурча Баяки, 44 л., из того же района. Очень бедный, в роду имел шаманов (отец и дядя). По характеру отличался теми же особенностями, что и Шомирча. В детстве немного „кружал". Среди своих пользовался скорее сожалением, чем уважением. Свои обычаи знал довольно хорошо. По-русски почти не говорил. От него записаны сказки №№ 3, 21, 44, 52, 83, 84.
З. Семен Кильтыно, 65 л., из района рек Тым (прав. приток Оби) и Чиромбу-Сым. Середняк, шаман. В среде эвенков как шаман большого уважения не имел. По-русски почти не говорил. От него записаны сказки №№ 42, 45, 46, 53.
4. Илья Каплин, 65 л., из района рек Лимты-Илимпеи и Ингаригды (левый приток Н. Тунгуски). Середняк, умный, бывалый старик и хороший хозяин. В роду была бабка шаманка. До 1929 г. играл большую роль в общественной жизни нгоконновских эвенков. Был членом Нгоконновской коммуны, но на первом году ее существования, когда хозяйственная жизнь коммуны еще не стала на правильные рельсы, вышел из коммуны. „Душно там, много людей, все живут вместе, свежее (мясо и рыбу) едят редко. В тайге жить лучше. Сам знаю, где какая рыба есть, где зверя больше. Сам добуду, свежее всегда ем", - говорил мне летом 1931 г., мечтая об организации „настоящей" небольшой артели, куда бы вошли только хорошие охотники и хорошие хозяева. По-русски говорил хорошо. Артель, о которой он мечтал, организовалась зимою 1931 -32 г. От него записаны сказки №№ 2, 7, 38, 49, 50, 62.
5. Михаил Йолигир, 37 л., из района Туринской культурной базы. Середняк, развитой, умный и хитpый, по отзывам некоторых эвенков. В роду были шаманы. Играет большую роль в общественной жизни эвенков. По-русски говорит хорошо. От него записаны №№ 1, 11, 23, 30, 33, 73.
Печатаемый здесь фольклорный материал, в значительной части представляющий собою частицы или остатки сказок и мифов, сгруппирован по следующим разделам: 1) сказки о животных (№№ 1-29); 2) мифы (№№ 30-58); сюда относятся мифы о сотворении мира, человека, животных, об устройстве
с.4
вселенной, о верхнем и нижнем мире, о шаманском мире, о сверхъестественных существах и культурных героях; 3) исторические предания (№№ 59-84) о межродовых столкновениях, о сношениях с русскими и былины (№№ 79-81); 4) бытовые, главным образом юмористические и детские сказки (№№ 85-102); 5) загадки (№№ 102, I-67); 7) шаманские песни (№№ 103-105); 8) песни и припевы (№№ 109-112) и 9) современные произведения (№№ 112-120).
В сказках о животных больше всего внимания уделяется лисе, производившей, повидимому, очень сильное впечатление на первобытного охотника-эвенка. Многие мотивы в сказках о лисе и других животных являются мотивами мировыми, характерными для ступени охотничьего хозяйства (ужение хвостом в проруби, кража рыбы или мяса, состязание в беге лисы и рыбы, лисица и птичка на дереве, разговор рябчика с лисою, когда та несет его во рту, заноза в лапе медведя и др.). Любопытно отметить, что общемировые мотивы изменяются, варьируются в зависимости от хозяйственного уклада той среды, в которой они бытуют. Так, в теме лиса-вор мы встречаем объект кражи: рыбу (№ 3), сушеное мясо (№№ 1, 6, 7), масло (№ 6); способ передвижения: плот (№ 5), лодка (№ 7), сани (№ 3), вьючные сумы (№ 1), охотничья ручная карточка (№ 6).
Несколько особой и, пожалуй, характерной для эвенкийского фольклора является тема о медведе с лисицей (№№ 12, 13, 14) или о медведе с волком (№ 11), или о медведе с соболем (№ 15) и объектах их страха. Каждый из них обещает убить объект страха другого. Объектом страха лисы, соболя или волка являются „поперечные глаза - awunki esataril", „пенек с поперечными глазами - mugdaken awunikin esal" и просто человек - „Beje". Медведь идет добывать эти „поперечные глаза". Но убить "поперечные глаза" - своих младших братьев он не может и убивается ими*1.
Некоторые мотивы, встречающиеся в сказках о животных, встречаются и в сказках, где участвуют люди: мотив ночевки лисы с медведем на крутом месте (№№ 8, 9, 10), мотив прыжка через костер (№№ 4, 42), мотив способа убийства уколом во время искания насекомых (№№ 4, 42) и др.
Сказки о трехглавой змее и табакерке (№№ 25, 26) попали к эвенкам, повидимому, от бурят, тем более, что записаны они мною от эвенка, родители которого долгое время жили на Шилке.
Мифы, рисующие представления первобытного человека о мире и развитии религиозных представлений, имеют не мало общемировых и общих для всех урало-алтайских народностей тем.
К общемировым темам относятся:
Тема о дуализме при сотворении земли, человека и животных. В творении участвуют два брата: младший и старший - доброе и злое начало. Младший - хозяин верхнего мира, старший - нижнего. Младший творит среднюю - нашу землю. У него помощники гоголь и гагара. Вместо земли существует вода. Он заставляет гагару нырнуть и достать землю. Гагара не может принести, за это хозяин наказывает ее, раздвигая ей лапы. Второй помощник - гоголь - приносит в клюве со дна немного земли. За это хозяин целует его, и у гоголя остается навсегда белый след на голове. Тогда хозяин кладет этот кусок земли на воду, и она начинает постепенно расти. Однажды он отдыхает на этом куске земли. Старший брат его, пытаясь украсть землю, тянет ее из-под спящего. Но вместо вытаскивания он только растягивает землю. Земля постепенно вырастает до современных размеров. К сожалению, этот текст мне не удалось подробно записать, ибо он был рассказан в пути случайным попутчиком.
_____________________
*1 Эти варианты, как мне кажется, проливают свет на происхождение самоназвания "ewenki". Объект страха медведя, „поперечные глаза", рисующийся в виде чего-то неопределенного в виде пня (а в пне, по представлению эвенков, живут умершие, в пни не так давно еще ставили покойников), в виде человека, эвенка, а также родство эвенков с медведем, выявляющееся здесь и во многих сохранившихся до сих пор обрядах, свидетельствуют, что "ewunki esatar" (поперечные глаза), и "ewenki", по всей вероятности, одного происхождения.
с.5
Дуализм прослеживается в творении животных и птиц (№№ 30, 32, 39) верхним хозяином (№ 30), в наличии двух братьев - первых работников на средней земле (№.№ 30,31,32). Во всех вариантах доброе начало творит души людей. Души делаются из камня и земли (№ 31) и из кости (№ 32). Первый вариант записан у эвенков южного диалекта. Он указывает на существование у эвенков гончарства. Многие другие данные указывают на отдаленные кочевания эвенков южного диалекта в пределах верхней части бассейна Амура. Наличие у них мифа о творении человека из глины и камня и исторические данные о существовании гончарства у манчжуров в очень отдаленные эпохи подтверждают если не единство происхождения эвенков - тунгусов и манчжур, то их близкое родство.
Тема о помощнике при творении и наказании его. Помощником верхнего хозяина по южному варианту является собака (№№ 31, 32), по северному варианту - ворон (№ 30). Во всех вариантах верхний хозяин, кончив работу творения, которая происходит на средней земле, уходит, предоставив охрану людей своему помощнику. Последний соблазняется обещаниями нижнего хозяина и предоставляет ему посмотреть сделанное верхним хозяином. За эту измену помощник карается. Мотив кары, наказания мы прослеживаем не только в теме творения человека, но, как видели выше, и в теме творения средней земли. Он же прослеживается в теме о зайцах (№ 22). Зайцы были жителями верхнего мира, но за шаманство у людей они были изгнаны на среднюю землю. К сожалению, не удалось записать более подробный рассказ.
Шаманство зайцев у людей и значение вещания в камлании дают повод думать, что зайцы были изгнаны за какое-то сообщение, что подводит к мировой теме о ложной вести.
Не могло не отразиться на фольклоре и представление о небесном своде. Как и следовало ожидать, мы имеем здесь отражение охотничьего быта. Большая Медведица - лось и охотники. Млечный Путь - след лыж охотника. Но Полярная звезда - дыра, вход в верхний мир. Солнце по представлению эвенков - женщина (№ 45). Но в тексте № 54 мы видим другой мотив, а именно: солнце берет к себе обижаемую девочку-водоноску. Последняя тема, к сожалению, передана очень кратко, но во всяком случае этот отрывок указывает на существование у эвенков мирового мифа о Воде и Солнце.
Далее в мифах мы имеем ряд тем, свойственных народам Евразии. Это - тема о девочке, просящей перелетных птиц унести ее от угнетателя (№ 42). Птицы бросают ей по перу и помогают улететь. В.Г. Богораз*1 связывает эту тему с отступлением ледников и перелетом птиц на север.
Тема об отвержении младшей дочери и передаче ее на верную гибель (№№ 40, 42). В тексте № 40, повидимому, имеются шаманские наслоения, ибо река, по которой плывет девочка на льдине - главная шаманская река, соединяющая верхний и нижний шаманские миры. По берегам реки живут шаманки, одна из них помогает девочке выбраться на землю. Тема отвержения и передачи воде встречается и в других мифах (№№ 50, 51, 100). Сестра спаивает своих братьев вином, забивает их в ящик и спускает в Байкал. Последняя сказка (№ 100) заимствована из русского фольклора, но любопытна своим преломлением.
Тема о магическом бегстве и превращениях (№ 45).
Тема о герое-мстителе, родившемся из гусиного помета у старухи (№ 42).
Кроме этих тем, общих для евразиатского фольклора, мы имеем здесь темы характерные для фольклора урало-алтайских народов, а именно:
Темы путешествий в верхний и нижний миры (№№° 36-39). Невидимость посетителей с средней земли, миролюбивое отношение к этим посетителям, сексуальные моменты. Указание на существование кузнечного ремесла в нижнем мире.
_______________________
*1 "Художественный фольклор", 1926, 1, стр.68.
с. 6
Темы о сверхъестественных чудовищах: одноглазое, однорукое железное чудовище, имеющее одно уязвимое место - глаз (№№ 48, 49), многоголовые чудовища (№№ 50, 53), волосатые люди (№ 52).
Но темы об оленях-чудовищах - олень-великан (№№ 43, 44), десятиногий олень (№ 45), олень со свинцовыми рогами (№ 47) - повидимому, характерны только для фольклора оленеводов и связаны с периодом приручения оленя.
Сюда же можно отнести и тему о медведе как культурном герое и предке эвенков. Самопожертвование медведя дало эвенкам домашних оленей и все, что связано с производством из оленьего сырья (№№ 40,42), а из частей оленя образовались люди. В группу мифов отнесена и сказка о Мупивуле (№ 46), искусном фокуснике, а также и некоторые другие.
В преданиях в первую очередь выступают группы эвенков-людоедов и не людоедов (№№ 59-63, 65- 67, 77-78). Герои преданий рисуются идеальными людьми, со всеми чертами, к которым может стремиться первобытный охотник: особой силой - „медведей через голову бросал" (№ 79), умением превращаться (№ 69), исключительной ловкостью - „железные стрелы сделал, стал стрелять, мальчик увертывался" (№ 73), богатством (№ 76). Эти качества естественно порождают стремления к состязаниям - „они сговорились стрелять друг в друга луками. Стреляли, стреляли, пока колчаны не опустели. Тогда взяли мечи, начали рубиться. Никак не могли убить друг друга. Уставши, оба заплакали" (№ 69). Иногда эти силачи уводят к себе женщин, и тогда на сцену выступает организованная борьба. Герои собирают лучные и мечные отряды (№ 70), одновременно с ними на борьбу идут и шаманы (№ 70). Борьба происходит двояко: в виде состязаний героев и шаманов и в виде боев отрядов. Победители уводят женщин (№№ 65, 71, 76).
Герои бывают и сиротами. За малейшую неудачу их бьют, отнимают оленей, но потом им удается восстановить все отобранное и победить своих притеснителей (№№ 77, 78).
В ряде преданий мы имеем указания на определенных героев, принадлежащих к определенным родам. Шиктовуль был Кима (№ 69), Гагдэра был Танимо (№ 70), Илудон был Кима (№ 84). От Чоро произошли эвенки, живущие на средней части бассейна Нижней Тунгуски (№ 76). В позднейших преданиях мы имеем описание сношения с русскими (№№ 84, 86).
Предания восточных эвенков, рисующие бесконечные фантастические похождения богатырей, скорее можно назвать былинами (.№№ 79, 80, 81).
В бытовых сказках особо подчеркивается глупость (№№ 85, 86, 87, 97), хитрость (№№ 88, 90, 91), лень (92). Здесь же имеется и отражение классовой борьбы (№ 93). Детские сказки, к сожалению, встретились в ничтожном количестве. № 98 представляет собою диалог, весьма любимый детьми. .№ 99 рассказывается детям для ознакомления с животными и № 100 - сказка, заимствованная из русского фольклора.
Эвенкийские мифы, сказки и т.д. не имеют своих названий, заголовки даны составителем настоящего сборника.
Эвенкийские загадки по тематике отгадок можно разделить на следующие группы: а) человеческое тело (№№ 1-18), б) предметы домашнего обихода и орудия труда (№№ 19-55), в) природа (№№ 56-63), г) животные и растения (№№ 64-67). В связи с предметной природой самой загадки и конкретным мышлением эвенков мы имеем больше всего загадок в первых двух группах. В загадках зачастую одним словом отмечается основной признак предмета и функция его: ajilun? - (что за) промышленник? - ум; ekun garparan? - что выстрелило? - глаз; ekun dariwulan? - что (за) измеритель? - посох и т. д.
Архаизмы, непонятные и чуждые для современной речи особенно ярко выступают в шаманских песнях и в припевах к импровизациям. Многие шаманские песни уже непонятны не только для современных эвенков, но и сами шаманы затрудняются точно объяснить содержание отдельных строф; поэтому в ряде песен-обращений к духам не удалось дать точного, подробного подстрочного перевода, и здесь не решаюсь их приводить. Как образцы здесь приведено несколько песен, связанных с похоронным обрядом (№№ 105-108).
с.6
Одна из них - обращение с просьбой послать хороший промысел (№ 108). Песнь № 104 сообщена мне как очень древняя, забытая теперь шаманами, представляющая собою шаманскую философию о происхождении первого шаманского дара и шаманского мира (№ 104).
Особо стоит вопрос о песне. Песен с определенным, вполне устоявшимся текстом у эвенков нет. Мне удалось записать только один образец старинной, как мне сообщили, песни (№ 109), представляющей собою художественное произведение с устоявшимся текстом. Все песни импровизируются. К каждой строчке или к каждому абзацу добавляется один из припевов (№№ 111, 1-13). Образцом импровизации является текст № 112 - жалоба девушки-сироты.
Из новых художественных произведений здесь приводятся некоторые образцы (№.№ 113-120), представляющие собою первые попытки современного художественного творчества эвенков. Необходимо отметить, что развитие фольклора в этом направлении идет широко и быстро. Воспитанники Института народов Севера, возвращаясь после производственной практики с родины, привозят и новые песни*1.
Октябрь 1932 г.