Гемуев И.Н. Семья у селькупов (XIX - начало XX в.). Новосибирск, 1984.

ПРИЛОЖЕНИЕ (с.140-154)

СКАЗКИ И БЫТОВЫЕ РАССКАЗЫ СЕЛЬКУПОВ

№ 001

Итте с сестрой жили, много ли, мало ли. Сестра заболела. Она заболела, но совсем не заболела. Пюнегусэ (мифическое существо, людоед.- И. Г.) ходил-ходил-похаживал к сестре и решили они как бы Итте убить. Пюнегусо говорит: "Ты будто заболей крепко и Итте пошли в пещеру. Там есть огромный медведь, он в живых никого не оставляет. Ты скажи: „У медведя есть на шапке мазь такая - путур. Если три года назад умерший человек, если помазать, оживает". Туда пойдет Итте и не вернется, медведь никого в живых не отпускает. А если он в живых останется, то скажи: „Дальше опять пещера - пюлдан-памит. Там есть одноглазый великан Оксай-лоз. Тоже у него шапка, такая же мазь - юукон-порпй-путур". Тот великан тоже живым не отпускает, затопчет, задавит".

Итте приходит с рыбалки домой, а сестра болеет, катается - Пюнегусэ научил. И говорит: "Итте, пошел бы туда-то, в пещеру, к медведю, если путур он отдаст, то три года назад умерший человек оживает. Ты бы принес. Если этот медведь не даст, то иди дальше, в другую пещеру, там Оксай-лоз. Тоже у него путур есть. Ты бы все это достал мне, тогда бы я ожила, а то умру". Итте собрался, долго шел, пришел к пещере, где медведь. Только стал подходить, медведь, не дожидаясь, вылетает навстречу. Итте надеялся на себя, начал молотить его, трепать, но не убил. Медведь стал просить пощады и позвал Итте в свою пещеру. И говорит Итте: "Вот ты не знаешь, что дома делается. К твоей сестре Пюнегусэ ходит. Они хотят, чтобы я тебя съел. Вот и послали тебя. Это правда, что у меня есть юукон-порий-путур, от которого три года назад человек умерший оживает. Но я путур тебе не дам, а дам это лукошечко". В лукошечке он дал парня (сына.- И. Г.) ему. А дальше медведь говорит: "У меня узда есть, садись на меня, я тебя туда довезу. Когда к пещере подойдем, одноглазый кинется на нас. Ты скажи так: „Если от меня сказка пойдет, эта узда чтобы на шею оделась Оксай-лозу". Я в это время отвернусь, а ты крепко сиди".

Подъезжают они, Оксай-лоз вылетает на них с криком. Медведь только отвернул от Оксай-лоза, а Итте кричит: "Если от меня сказка пойдет, эта узда пусть сама оденется на великана". Он только крикнул, узда сама оделась, и медведь тащит его. Оксай-лоз просит: "Ты, Итте, не губи меня. Пойдем ко мне в пещеру". Ладно, приходят. Лоз говорит: "Тебя сестра послала, чтобы я тебя убил. К ней Пюпегусэ ходит. Она представляется, что

с.140

болеет. Я тебе тоже дам лукошечко. Откроешь тогда, когда тебе тяжело будет очень. (Лоз дочку дал.) Ну, правда, путур можно дать, но я не дам. А ступай домой, проучи сестру. Врет она, тебя на смерть посылает". Ладно. Домой он приходит, эти лукошки не открывает. Сестра все еще валяется. "Что, - говорит, - Итте, принес, что я просила?" Итте говорит: "Ты меня на смерть посылала, но я по-своему расправился". Как пришел, опять на рыбалку Итте пошел, не стал убивать сестру. Он только на рыбалку, - Пюнегусэ приходит. Сестре говорит: "Итте живой вернулся, снова посылай его в сельдь-сюндяй-квотм (пещера, где семь помещений. - И. Г.). Двери каменные открываются, а вниз закрываются они. Этими камнями его придавит и он не вернется". Итте отправился туда. Там сидит Кон (царь этой пещеры. - И. Г.). Тоже у него юукон-порий-путур. Чтобы Итте взял эту мазь. Ну, Итте шел долго и решил на одном месте посмотреть, что за лукошко дал ему медведь. А нельзя было открывать, пока трудности не будут. А он открыл. Открыл и смотрит: парень стал - пацан молодой. Давай второе лукошко открою, решил Итте. Открыл - там невеста - пекувай-ниттень. Девка говорит: "Ты зря нас раскрыл. Все равно от тебя отставать не будем". Идут дальше втроем. "Итте, меня отец дал тебе в жены", - девка говорит. Идут втроем, доходят - скала и двери. Итте подходит и говорит: "Какой бы ты, лоз, ни был, а двери открой нам". Ну и дверь открывается. Не видать даже живой души. Подходят ко вторым дверям. Тоже так же сказали, и открылась дверь - камни кверху уходят. Проходят дальше - тоже души человеческой не видать. К третьим дверям проходят. Третью также открывают. Четвертую также проходят. И все ничего нет. Пятую, шестую проходит. Итте также говорит. Седьмые двери подходят, говорит Итте: "Какой бы лоз ни был, дверь открой". Седьмые двери поднялись, только стали проходить и их придавило. Итте на себя надеялся, бился-бился и кое-как выполз на улицу. А невесту и парнишку потерял. Ну он кое-как на карачках, но шел домой. Домой подходит, а где жили, там бурьяном затянуло, сестра к Пюнегусэ ушла - Итте не вернется. Итте отдохнул, набрался сил мало-мало, а душа-то кипит, что сестра ушла к людоеду. Он подходит, а сестра выглянула и ругается на брата. Ну. Пюнегусэ приказал ей большой котел взять и воды греть. Она Итте заставляет: возле костра, мол, раздевайся, разувайся, мойся, потрошить будем тебя (видит, что хоть живой остался, а мощей-то нет у него). Итте стал подвязку развязывать у бродней. На пруток садится птичка маленькая. И поет: "Итте. Итте, подвязку не торопись развязывать" (это значит: невеста с парнишкой (сыном - им медведь как сына дал) вышли, идут). Одну все же развязал подвязку. Сестра торопит. Итте вторую подвязку стал развязывать. А птичка поет: "Не торопись развязывать подвязки". И говорит:  "Скоро придут". И вдруг смотрит: парень впереди бежит. Следом невеста бежит. К Итте стала приваливать прежняя сила, стал сильным и бодрым, как только увидел их. Они ведь не простые. Как только невеста подходит, Итте торопит: "Пошли домой, здесь нам делать нечего". Как пришли домой, невеста помазала Итте путуром - мазью. Это она капитально его вылечивает, чтобы восстановить прежнюю его силу. Сколько-то пожили все. Итте снова вроде на рыбалку собирается. Жена сказала: "Хоть ты парнишку-то возьми с собой", - "Нет, я один". День прождали, ночь прождали. И невеста

с.141

(жена) пошла искать его. Искала-искала его там, где его съисть хотели, не могла найти. А они съели Итте, а кости в конуре под собачью постель зарыли. Ну, жена попросила и мышей: "Ищите, может, косточку найдете". Мыши нашли под собачьей постелью кости Итте. Она эти косточки собрала в сумочку - и домой. Все кости сложила, как у человека бывает, раз помазала - человек как человек стал, только неживой. Второй раз помазала - он ожил. Третий раз помазала - совсем такой, как был, стал. "Ну, теперь, - говорит,- ты не ходи туда. Они ведь наши силы выматывают".

И сколько-то пожили, Итте опять засобирался на рыбалку. Неймется ему. Он не на рыбалку, а сразу туда. И схватился драться с Пюнегусэ. Сестра, куда наступить людоеду, золу подсыпает, куда наступить Итте, льду насыпает. Завалил - и опять в котел. Второй раз Итте исть будут. Съели, а кости в речку свалили. Внизу (в низовьях реки.- И. Г.) стояли морды (ловушки.- И. Г.) людоеда, а вверху Иттины морды были. Ну, жена схватилась -  значит, опять там. И с сыном обои (он уже парень стал, не парнишка) искали-искали, зверей и птиц просили - нигде не могли найти. И так вернулись домой. И плыли по речке щука и налим. Налим говорит щуке: "Вот Иттины кости, и все собери". А щука говорит: "Нет, я дурная, при первой же жерлице я останусь. Лучше ты собери, ты все же похитрее". Ну, ладно, налим собрал все кости, получился пузатый-пузатый. И налим смотрит: при первой жерлице (Пюнегусэ. - И. Г.) щука осталась. А налима притягивает жерлица, он всяко извивается, но проходит. Речка загорожена, Пюнегусэ морда стоит. Налим залез вперед хвостом и поломал морды. И налим пошел дальше, и дошел до Иттиной морды, и залез в морду. А дома жена говорит сыну: "Ты бы посмотрел морды, что отец ставил, посмотри сбегай". Парень пошел, морду вытащил, а там один налим. И притащил налима домой. Жена распорола налима, а там посыпались Иттины кости. Она первым долгом заживила - вылечила налима и сама пошла опустила выше морды, чтобы никуда не попадал (он теперь хитрый налим). И опять Иттины кости собрала косточку к косточке. И давай лечить. Выздоровел. Но не прежний Итте стал, а слабее (кости в желудке у налима попортились). Наказала: "Больше туда не ходи". А Итте снова на рыбалку собирается. Ушел. Днем его нету. Парень матери говорит: "Давай, пошли". Чует - беда будет. Только подбегать стали - они дерутся. Эти подбежали и тех (Пюнегусэ и сестру.- И. Г.) заколотили сразу. За речкой две елки, одна в западной стороне, другая - в восточной. Итте на восточную елку сестру задом воткнул, а Пюнегусэ - на западную. Если западный ветер, пусть Пюнегусэ тянется-тянется, но маленько не дотянется, а если восточный - пусть сестра тянется, но не дотянется.

Домой пришли, стали жить. Однако на Урашную (речку.- И. Г.) мы выходили, следов сейчас нет...

(Записано от С. П. Мунгалова, юрты Марковы, р. Кеть, 1980 г.)

[ср. Неверная сестра, АТ]

с.142

№ 002

Бедный мужик работал у богатых - сено косить, убирать. Сено покосил, сено высохло. Ну, он идет сено убирать с прокосов, копнить. Только сена собрал валки, вдруг откуда ни возьмись - гроза, молния, и дождь пошел. У этого бедного мужика все сено намочило. Что делать? Идти надо обратно, сено мокрое убирать нельзя. Он взял все сено раскидал, чтобы в валках не лежало, - не высохнет. Пришел домой, хозяин спрашивает: "Что, сено убрал?" - "Слышал, какая гроза была? В стог не успел собрать". -  "Высохнет - уберешь".

День-два прошло, он опять идет убирать. Пришел, только начал убирать, скучивать, только стал метать - опять гром поднялся, тучи - все сено намочило. Что делать - опять сено не убрал. Он не стал раскидывать, пришел к хозяину: "Убираю, убираю, видишь, опять дождь". Хозяин отругал его, батраки его набили мужика и отправили. Вот он ушел и нашел край болотины пень сухой. Он взял серединку выдолбил, щепок натесал и этот пень поджег вместе со щепками. Костер разгорелся, он стал греться, бока свои подставлять избитые. Пень разгорелся, дым вверх пошел, гарь, копоть. Дошло до боговой избы (избы Нома. - И. Г.). Бог своих послов посылает: "Сходите, узнайте, кто там что делает?" Эти послы спустились на землю, нашли этого бедного мужика, где он костер развел, видят: он сидит. "Это ты такой костер сделал, что дыму туда напускал?" - "Я сделал". - "Давай затуши, а то бог ругается". - "Зачем я буду тушить, он мне плохо делал. Я сено убирал, а он мочит. Опять уберу - он опять намочит. Хозяин осердился на меня и набил. Теперь я набитые бока сижу и грею. И не потушу, идите обратно".

Эти пошли обратно. Послы (нуван-кула) взлетели. Бог спрашивает: "Кто там что делает?" - "Да одни бедный мужик работал у хозяина, убирал сено, а ты мочил. Вот он осердился, развел костер и дым пришел сюда". Бог говорит: "Приведите его, костер потушить". Эти послы костер затушили, мужичонку забрали на небо. Привели его к богу, показали - вот он. Ну, бог и говорит: "Я пойду, на три года уйду, а ты оставайся у меня жить". Он дал ему семя ягод всяких и открыл дыру (величиной с веретено) и говорит: "Посмотри, что там, на земле, делается сейчас". Этот смотрит на землю. Там бедные ходят в лохмотьях, богатые - разодетые. Бог говорит: "Видел?" - "Вижу". "Вот это семя. - говорит бог, - ты понемногу бросай". Бог ушел, наказал. Весна наступила, мужик щепотку бросил с этого семя. Осень настала, Он открывает эту дырочку опять, смотрит - ягоды полно наросло всякой. Бог ему так наказывал: чтобы богатые как жили, так бы и жили, а бедные еще больше в нищете жили и болели. А мужик нарочно на богатых хворь пустил, а бедным здоровье дал. Эти богатые стали болеть, а бедным ничего не сделалось. Богатые болеют - лежат, охают, а бедные пошли ягоду собирать. Набрали, продавали, лучше стали жить. Этот год прошел, весна настает. Мужик дырочку открыл, семя бросил. И сказал: "Богатые пусть болеют, а бедные собирают ягоду". Так он все три года делал. Проходит три года, бог вертается обратно. Бог открыл эту дырочку - посмотреть. Видит - бедные без нужды живут, а богатые в лохмотьях, а которые поумирали от этой хвори, что мужик пустил. "Ты, Ириска, почто так делал, я тебе не так наказывал".

с.143

И сказал послам: "Ведите его на землю, раз не слуштается, пусть там живет". Послы его опустили на землю обратно. Он к бедноте прибился (бедные лучше стали жить) и сейчас, поди, живет.

(Записано от Н. И. Кондукова, юрты Усть-Озерные, р. Кеть, 1980 г.)

№ 003

Ите жил край берега. А его родители все ушли на охоту. А у Итте продукты оставили, день он пробалуется, а вечером в свой уголок забьется и спит. Вот как-то ночью на двор захотел, вышел на улицу. А тут мимо проходят охотники со всем снаряжением, идут тоже на охоту, осенью это. А народу-то много шло, пропустил тех, кто впереди шел, последние проходят, а его не видят люди, он спрятался. Вот последняя нарта проходит, он выскакивает и в заднюю нарту вцепился. А люди как идут, так и идут, не замечают, что Итте вцепился в нарты сзади. Вот они болотину проходят, по согре (мелколесью.- И. Г.) идут, потом опять болотина.  Ну, и сколько шли-шли, на привал сели пообедать. А Итте сидит сзади, спрятанный. Целый день прошли, а вечером видят - дымок идет, значит, человек есть там. Вот они к этому юрту подъехали - есть живой человек. Остановились. А этот человек говорит: "Приезжих людей, прихожих надо кормить, чего-то варить". Взял котел, пошел мясо нарубил, поставил варить. (Котлы раньше большие были - народу много.) А эти в это время стали свои нарты опрастывать, собираться на ночлег. Они стали нарты развязывать, а Итте там. Испугался, что найдут, выскочил и у старика за одеждой спрятался, будто никто его не видит. И сидит там у юрты, где поднимается сзади, залез и в одежду запрятался. А старик-то был это его отец. Ну, он наготовил: "Садитесь, ужинать будем". Когда все эти сели, старик заметил, что Итте тут: "Итте, ты же тут, давай вылазь". А эти говорят: "Мы сами шли, не было никакого Итте. Вот сколько нас есть-все". Старик одежонку поднял, а Итте тут. "Вот, видите", -  говорит. Итте сел с ними тоже, поели, ночевали. Назавтра встали, позавтракали и говорят: "То ли нам дальше идти, то ли здесь остановиться?"  Спросили у старика: "Здесь есть ли что? Ты что ходил, добыл?" Старик говорит: "Я все обошел, там мало зверя-птицы, а осень длинная, зря вы идете". А те и повернули обратно. А старик Итте подозвал, вызвал его, чтобы с ними не пошел. Старик говорит Итте: "Я дам тебе клубок ниток и горсть шерсти звериной (беличьей, бурундуковой, птичьей - всякой). Вот они уйдут подальше, ты этот клубок пусти, он домой тебя приведет". И сказал: "Ты эту шерсть помногу не бросай, помаленьку, щепоточкой".  Итте взял шерсть, клубок и отправился домой. Шел-шел, пришел домой, опять в свой уголок залез. Устал, спать лег. Спал-спал, проснулся: "Скоро опять пойдут охотники, какие-нибудь другие". Вот он наказ отца вспомнил: "Надо его исполнить, а то мне попадет". Взял эту шерсть, решил: "Зачем я буду помаленьку ее кидать да другой раз вставать, лучше сразу ее брошу". И взял эту шерсть и по речке, и по сухому месту раскидал: где рыба будет водиться - по речке, где зверь - по сухому раскидал.

с.144

Все раскидал, пошел спать. Поест - спит. Приходил старик наведывать  сына и обратно ушел. Тут охотники увидели: здесь полно зверя, птицы и рыбы, зачем дальше идти, остановились охотиться тут. Вот они охотятся, лосей, белок, медведей добывают. Сначала мясо ели, а потом только шкуру снимут, а мясо бросают. А на мелкую птицу и не охотятся. Вот они за зиму охотились, добывали, шкуру обдерут, мясо бросают. Они с Итте вместе живут,  он доволен. Они на день-два уходят, опять вертаются. Весна пришла. Стало все таять, речки пораскрывались. Мясо, которое они бросали, стало киснуть, вонь пошла, и в речку скидывали, и по речке туши плывут. И рыба стала из-за гнилого мяса дохнуть. А старик тоже наохотился и идет обратно домой. Видит: такая пакость везде, мясо тухлое валяется, рыба дохлая - это, наверно, Итте сделал, его работа (он же говорил: помаленьку надо шерсть бросать). Он пришел домой. Итте поймал, настегал. Итте спрятался, в лес убежал и сейчас, поди, живет.

{Записано от Н. И. Кондукава, юрты Усть-Озерные, р. Кеть, 1900 г.,  перевод К. Н. Кондуковой)

№ 004

Это про двух братьев. Отец и мать умерли, он остался со старшим братом. Брат пока с братом жили, они все поровну делили. Потом брат старший женился, жена лучшие куски мяса мужу и себе кладет, а ему - пустое: пленку и зад сухой. Пошли на охоту - попался глухарь. Брат стрелял - не попал, глухарь улетел. Дальше пошли, копылуху добыли, обратно вернулись, он жене копылуху бросил: "На, вари". Она сварила, на стол поставила, а кормили братишку где печка, где готовят, а сами ели в другой стороне. В чашку посмотрел - у братишки лежат шея, грудинка и зад сухой. Ну, старший брат посмотрел и взял эту чашку, отнес, жене поставил, а то, что она себе положила, братишке поставил. И сказал: "Больше так не делай". Дальше ходили на охоту, и старший брат проверял, что они едят и что братишка ест. Однажды жена хотела словчить, но муж ее побил. И вот так он следил. И так и вырос братишка и, поди, сейчас живет.

(Записано от К. Н. Кондаковой, юрты Усть-Озерные, р. Кеть, 1980 г.)

№ 005

Старик со старухой жили. Старик состарился и старуху спрашивает: "У нас дети были?" - "Были, были". -  "А теперь где они?" - "Вот люлька, видишь? Самый младший сын еще в люльке качается". Вот он подрос и для него уже кони стоят. Он на одного коня сел - конь под ним упал, он на второго садится - и второй упал. На третьего сел - поехал. Выехал в поле - конь его перевернул и сам перевернулся. Но парнишка сдержал коня и дальше поехал. Вот он ехал-ехал, доехал до какой-то деревни -

с.145

бабка живет. К бабке заехал и спрашивает: "Где мои братья?" Ну, ему указали дорогу. А бабка говорит: "Сначала надо покормить, попоить, а потом дорогу показать". Он говорит: "Где-то у меня два брата есть, надо их найти". Старуха говорит: "Ночуешь, у тебя конь есть. Ночуешь, а завтра встанешь, я тебе целый стол всякого печенья и еще денег положку. Вот этими печеньями ты своего коня поймаешь, а так - не поймаешь". Ну, утром встал. У старухи было еще два сына. Младший сын оладьи настряпал, вокруг четырех стен избы ходил. Он ходил-ходил, потом обошел - там конь стоит. На коня денежную уздечку одел. Старуха говорит: "Тебя будет хозяином знать. Хлебом корми". А конь как соскочил ввысь, перепрыгнул, как конь перепрыгнул, перевернулся, стукнулся, даже ноги земли не достали. Как прыгнул, перевернулся, как будто свет упал, перевернулся. "Куда скажешь, туда пойдем", -  говорит младший сын старухи путешественнику. Старуха ему говорит: "Ты своего копя держи и будь хозяином. Если не будешь держать, он тебя выбросит. Вот там семь ступень гора, туда подыметесь. Много там люди. Там еще три камня. Там лежат девять голов, десятая твоя будет". Он поехал, подъезжает к горе, как туча, высокая гора, там девять голов телят будет. Конь лег, потом отряхнулся, встал - как земля упала. Опять упал, опять повернулся, опять отряхнулся. Он три раза падал, конь. Конь стал, отряхнулся. "Если, -  говорит, - выше поднимусь, ты меня хватай". Он плеткой как стегнул - конь прыгнул. Конь шибко прыгнул, он напугался, за повод схватил. Там такая же земля, такая же чистая, там, куда конь прыгнул. Конь отряхнулся: "Теперь, - говорит, - куда идти надо?" Конь шел-шел, видать: чистая земля. Идет-идет - дом стоит. Он к избе подъехал, коня остановил, человек выходит с избы, взял и стал привязывать коня. Как он привязывал копя, так все пальцы видны на коне. Этот, который ехал, отвязал и повел коня край озера и коня пнул. Копь упал и, как моховое бревно, обернулся. Он домой пошел и взялся за дверь, за ручку дернул - не открывается. У него аж пальцы остались на ручке, но все-таки дверь открылась. Там три женщины сидят и его спрашивают: "Кто тебя привел? Здесь ведь нехороший человек есть, совсем нехороший человек. Вот этот нехороший человек придет (женщина говорит), тебя куда девать? Вот в посудный ящик залазь".

Буря поднялась, ветер большой - старик заходит. Ветер перестал. Старик зашел, говорит: "Русским человеком - казак - пахнет". А эти говорят: "Ты везде летал и нанюхался. Нету, нету никого". Ушел. Утром встал, поел п пошел, пошел. Этот встал с ящика посудного, а женщины говорят: "Ты иди край озера, там сидят три старика, кудели делают. Ты куделю возьми у них, у стариков. Потом тебе встретятся три смольщика, ты у них смолу возьми - три бочки. Потом этой куделью обмотай коня и смолой облей. Он это, правда, пошел и встретил этих стариков. Три старика кудель делают и трое смолу гонят. Он к тем, кто кудель делает, подошел, говорит: "Дайте куделю". -  "Бери, бери, сколько надо". Дальше к смольщикам пошел: "Дайте смолы!" - "Бери, бери, сколько надо". Ему дали смолы три бочки, он коня куделью спутал, смолой облил, как эта женщина сказала. Он смолой коня облил и в море пустил, а возле моря стоит дуб. В этом дубе есть яйцо, если ты его достанешь - победишь. Он видит: в море щука кверху брюхом плавает. Он щуку поймал, погладил, и обратно

с.146

щука в море ушла. Бобер лежит пропадающий, он пропадает, а тут возле этого пропадающего бобра стоит дуб, как женщина сказала. Подошел к этому дубу, а дуб большой. Вот он рубил, рубил. Бобер говорит: "Хоть давай я погрызу. Грыз, грыз и сенгоди  (вроде утки) упала. Селезень улетел, яйца нет. Что делать? Туг щука выплыла: "Я тут помогу". Щука обернулась, яйцо подняла, яйцо у ней в брюхе. Он щуку распорол, живой зашил и в воду обратно пустил. Только бы дойти до дому, где дом стоит. Стон слыхать, еще не дошел до избушки. Кто-то шибко стонет: "Принеси мне яйцо!" - "Нет!" - "Ну, садись к стене, рот разинь, я тебе в рот яйцо брошу, твое будет". (Это был селезень.) Ну он сел к стене, кой-как поднялся, а сам стонет. Как он по лбу ударил этим яйцом, селезень этот сразу погиб, как снег стал. Ну, победил он, убил его. Тот помер. Который чародей ли, селезень, кто был он, много людей собрал, а этот сын, который пришел, всех распустил и сейчас, поди, живут. Ему теперь надо домой  идти, и трех женщин берет с собой, которых он выручил. Вниз спустились с этими женщинами, а там кошки. Этих кошек хозяйка была и братовья его тут оказались. Вот они дальше собираются идти с этими женщинами. В общем, братья поженились на этих женщинах. Эта хозяйка кошек дала три клубка ниток: "Вам недалеко до дома осталось". Вот они как вышли, клубки вели. Какой-то лесной человек попался. Эти дальше пошли, а лесные давай их догонять. Эти все ж таки дошли до дому, до отца, матери. Вот они дошли, старик со старухой говорят: "Вас трое". Запили вино и, поди, и сейчас пьют.

{Записано от Н. И. Кондукова, юрты Усть-Озерные, р. Кеть, 1980 г.)

[Пересказ русских сказок]

№ 006

Итте жил с дядей, и Итте все время спит и спит. "Итте, ты бы куда-нибудь сходил, какую-нибудь дичь добыл". Итте встал. оделся и среди пола встал и качается, качается. Старик спать ложится. Итте пошел по промысловой дороге. Недалеко ушел и стал костер раскладывать. Итте костер разложил и тут же наклонился и спать лег, а в мыслях продолжает качаться, будто промышлять по дороге пошел. Во сне лося увидел, проснулся, добыл и домой с добычей пошел. Итте зашел и спать лег, а дядя стал готовить. Итте встает, есть же надо. Сколько времени прошло, этой добычей прожили, и дядя через три дня посылает его рыбачить край озера на карасей. "В эту сторону, -  говорит, - не ходи, там одноглазые караси". Итте в обласок сел и поехал. Итте увидел гоголя (пурья), выстрелил, добыл. Посмотрел, а гоголь не одноглазый. Взял поплавки, поставил сети. Незадолго карась попался. Вынул, посмотрел: нет, с двумя глазами. Сел в обласок и обратно домой приехал. Эти добычи с собой взял. Приходит к дяде и говорит: "Дядя, ты зря говорил, что караси и птицы одноглазые, у них оба глаза. Смотри: оба с глазами". А дядя говорит: "Все равно туда не ходи. Там у края речки кыкка ходит. ты туда не ходи". Итте встал, в обласок сел и поехал туда, где дядя не велел. Там кыкка с панцирем, навроде божьих коровок, со спичечную коробку, а панцирь там твердый. Они у карасей

с147

у щеки все внутренности достают. Они как клоп, такой же широкий, величиной со спичечную коробку. Когда приехал туда,  увидел этих букашек. Он все ж таки одну букашку поймал, привез домой, дяде бросил. Дядя говорит: "Ты туда не ходи, Итте". Итте утром встал, сел в обласок и опять край этой речки поехал. И видит: гагара. Итте гагаре говорит: "Сейчас на тебя обласком наеду". Итте загребся, загробся, поскорей на гагару наскочил и обласок остановился. Просит гагару: "Обласок пусти, обласок пусти, обласок пусти! Отпусти, а то сейчас веслом стукну". Веслом стукнул, весло пульнул туда же, оно к этой же гагаре прильнуло. Опять говорит: "Весло отпусти, весло отпусти. Я сейчас вылезу, тебя растопчу, растопчу". Итте ногой наступил одной, нога прильнула. Гагаре говорит: "Ногу отпусти, ногу отпусти, раз не отпустишь - другой ногой растопчу". Другой ногой толкнул - другая нога прильнула. "Ноги отпусти, ноги отпусти, я тебя стукну кулаком". Стукнул кулаком - и кулак туда прилип. Итте пока дрался, разговаривал, видит: кто-то едет. "Вкусно мясо, Итте, прилип", - говорит Пюневельде (людоед. - И. Г.). Итте он взял отцепил, в кузов положил, понес с собой. У Итте обласок остался тут, где прилип. Пюневельде поехал, стал проезжать под деревом. А Итте за дерево схватился. Он за дерево вцепился, с дерева кору надрал и в кузов положил. Этому Пюневельде, который его привез, говорит: "Ты меня оставил". А тот: "Итте, хорошо, что ты сказал". Итте взял в кузов залез, давай мять кору. А Пюневельде ему говорит: "Ты кого добыл, положил?" А он кору давит, трещит кора. Итте помял, помял, залез на дерево. Пюневельде его ссадил и в кузов снова положил. Положил и домой пришел и говорит: "Ой, я Итте принес, какое у него вкусное мясо". Пюпевельде говорит: "Вы его сварите, я пойду". Пачьянны (два дьявола.- И. Г.) встали, говорят: "Надо пойти Итте распороть". Итте распороли, теперь надо в котел положить. А Итте развернулся обратно. "Итто, ты не так лег, надо обратной стороной". Итте им говорит: "Вы покажите, как лечь. Оба ложитесь, покажите, потом я лягу". Они легли, показывают - вот так надо. Итте схватил  ножи и им обоим брюхи распорол. Итте взял котел, их нарезал, в котел положил, а кишки на волю вынес. Кишки сложил, костер разложил, котел кипит, а сам спрятался. Итте хоть и распороли, а он обернулся. Итте - Итте и есть - кишки-то не вытащили из него. Пюневельде пришел. Сороки хохочут. "Сороки, вы чего хохочете?" - Пюневельде говорит. Пюпевельде ложку взял, котел мешает, черпнул - надо Иттино мясо есть. Две головы вылезло в котле, как черпнул. "Итте, ты чего сделал, моих, вроде, детей убил?" Пюневельде плачет, плачет над своими детями.  Итте вылез. Пюневельде говорит: "Ты моих дочерей пошто убил?" А Итте говорит: "Они хотели меня убить. Если ты меня есть хочешь, край озера иди, черемуху сруби. А я упаду - ты меня съешь". Этот (Пюневельде.- И. Г.) черемуху срубил, принес к костру, ветки нарубил, а Итте в это время себе в одежу золу напихал. Старик (Пюпевельде. - И. Г.) лег, рот разинул, а Итте подвигается, подвигается, к старику близко подошел, эту золу ему вытряхнул, в рот попал, в глаза попал, везде попал. Пюневельде кричит, а Итте взял эту черемуху и давай этого старика лупить. Он все ж таки убил Пюпевельде, дров натаскал, костер разжег и Пюневельде в костер положил. Пюневельде горит, дым идет, а из дыму всякая мошкара, паут получается. Эти все летают, людей, вроде, хотят исти.

Ну, он старика сжег и палочку (черемуху) сожег. Что, мол, такое, что Пюневельде сожег? Вокруг избы обошел, две женщины сидят, пряжу прядут. Эти женщины говорят: "Итте, Итте, когда мы твое мясо ели?" Он этих двух женщин убил. На второй день опять две женщины сидят. Он домой-то пришел, женщин привел, дядя сидит, у него один уголек остался, и костер не разжигается. Итте взял дунул и уголек совсем потух. Дядя говорит: "Итте разжигал костер, и теперь совсем потух". Итте домой зашел, дядю пнул вперед, потом назад пнул - что, мол, ты тут делал? Он туда-сюда пнул, дядя в молодого оборотился, а Итте говорит: "Я тебе двух женщин привел". Они тут живут, едят, спят и тут еще поживают.

(Записано от Н. И. Кондукова, юрты Усть-Озерные, р. Кеть, 1980 г.)

№ 007

В одной землянке две семьи жили. Мужья на охоту ушли. У одной женщины семь детей было, а у другой один ребенок, маленький, в люльке был он. Каждый день первая женщина с детьми играла, брызнет на них титькой, смеются дети, шум стоит, смех, крики. Вдруг появляется медведь, не медведь, а дьявол, то есть медведь, но разговаривает. Говорит: "У меня голова заболела - каждый день шум от вас стоит". Повернулся и стал в воду уходить. Рычит, по носки зашел, "у-у-у-у", по колена зашел, рычит "у-у-у-у", по пояс зашел - "у-у-у-у", по грудь вода. Они на берегу стоят, удивляются. "У-у-у-у", - ревет медведь, по глазам вода, скрылся под водой. Засмеялись они опять - утонул дьявол. А вторая женщина говорит: "Что вы шумите, вылезет он - плохо будет". - "Да нет, утонул он, ничего". Опять стали играть, шумят, кричат. Снова вылезает медведь из воды. Притихли сразу, дверь закрыли, притаились. Пришел дьявол, дернул раз дверь - не открывается, дернул второй раз - не может открыть. Пнул ногой, сломал. Зашел, у двери уселся, ноги раскинул. Все притихли. Стали кормить его. Говорит первая женщина: "Дедушка, ноги отодвинь, еду принесу". Вышла, положила ему еду, туда же собачий  кал бросила и рыбий жир. Потом вторая женщина говорит тоже: "Дедушка, отодвинь ноги, я тебе еды принесу". Пошла, принесла хорошей еды. Начал медведь есть. Попробовал первое кушанье. "Фу", - говорит, отодвинул. А второе хорошее, все съел. Положила вторая женщина тогда тряпок в люльку и говорит: "Убери ноги, я грязное из люльки выброшу". Вышла и ребенка под подолом вытащила. Села на ветку и уехала. Ехала-ехала, первый перевал и шум стоит, поехала дальше - второй перевал и снова шум слышно. Куда муж уехал - туда едет. Это дьявол в шуме убивает - шум и стоит. Целый день ехала. Ночью видит - огонек. Доехала до него. Это мужья сидят. Рассказала она, что случилось.

А в это время дьявол всех поел п ушел. Один большой котел в землянке был, так один ребенок под него спрятался и остался жив. А остальных убил. Головы отрезал и на колышки по росту расставил.

с.149

Поехал муж посмотреть - видит головы из-за горы: "Ой, ребятишки мои целые". Подъехал ближе, а головы мертвые. Заплакал он. Вылез мальчишка, рассказал все. Поехал дом дьявола искать. Нашел. Залез в каменный дом. Плачет. А слезы капают прямо на пол. Видит медведь: плачет кто-то. Говорит дочке: "Пойди посмотри, кто плачет, сюда приведи его" Пошла, позвала. Заставил его медведь пешню делать. Говорит: "Пойду отдыхать. Если храплю, значит не сплю я. А дышать буду -  значит уснул. Храпел-храпел, потом дышать начал. Нагрел мужик пешню в огне докрасна да воткнул в медведя. Вскочил тот, заревел да побежал, застрял между двух берез, упал и умер. А мужик убил его дочек и ушел.

(Записано от Р. И. Калиной, пос. Толька, р. Таз, 1979 г.)

№ 008

Держали раньше медведей. Тятины родители держали. Он у них за избой жил. Сам натаскал веток, устроил себе вроде берлоги. Иногда плохая погода, говорят: "Корго-нос кумаку квенджанг?"  (Медведь не пойдет, человек куда пойдет?) Медведь слышит это. Потом слышат: медведь зашевелился. Пойдет из слопцов глухарей выдерет, принесет, бросит на порог. Ну, значит, надо варить ему, сначала ему, потом себе. Когда глухаря выдернет, на пенек плашку положит - "насторожил". И когда сеть пойдет проверять, сеть за один конец выдернет, рыбу выберет. Ну после него сеть потом смотри - запутает, а то и порвет. И воду носил. Однажды для смеха послали его с ситом воду принести. Он наберет, а вода выливается. Потом дно глиной залепил и принес.

Два года прожил, потом в лес ушел. Потом приходил. У него одна лапа была в кольце железном. Он вырос, а кольцо стало давить, врезалось в кожу. Пришел, показывает лапу, жалится. Ну, они распилили кольцо. А в лес пошли, еще осень была. И другой медведь хотел их задрать, когда они вроде чума из бересты сделали. А тот, свой медведь, видно, недалеко был. Пришел, стали медведи драться. А хозяин думает: "Как бы мне не убить своего". Изловчился как-то, чужого убил. А тот, свой, ходит вокруг, одобряет.

(Записано от Н. И. Кондукова, юрты Усть-Озерные, р. Кеть, 1980 г.)

№ 009

В старое время рыбу не брали, никто не принимал, только из Чулыма ездили крестьяне, покупали. Они хлеб привезут, прямо домой привозили хлеб. А пушнину купцы брали. Я помню: однажды  осенью поздней (я молодой был, только на охоту начал ходить) приезжает купец Федор Романович. Ну, почаевали, он говорит  отцу: "Пушнину продавай, я возьму". Отец говорит: "Нет, Николай

с.150

Денисович приедет, возьмет". - "Нет, пе приедет, он только немного отъехал от Колпашева, его удар хватил". Отец продал несколько колонков, выдру, остальные не стал. Вдруг через малое время собаки опять лают - Николай Денисович едет. "Как, ты живой?" - "Живой, тебя обманули". Отец ему все продал. Николай Денисович товару отвалил и матери, а отцу на рубашки, куль муки и чаю дал. Он мало торговался. На товар цену сбросит, на пушнину набросит, быстро все купит. А другие торгуются и не успевают. Отец одному купцу продавал (хотя купцов много было), он ждет его. Этому Николаю продавал. Купцы два раза приезжали, осенью и весной. Весной, в мае, ярмарка в Максимкином Яру. И туда же купцы приезжали. Жили в Максимкином на берегу - балаганы понаделают односторонние из тиски (берестяных полотнищ.-И. Г.), в них и жили, пока ярмарка была.

(Записано со слов Н. И. Кондукова, юрты Устъ-Озерные, р. Кеть, 1980 г.)

№ 010

Один старик жил и три дочери. Прямо голодал старик. Что делать? Дочери говорят: "Прямо голодуем". Дочери мужика ищут, как, мол, будем жить! Первая девка ушла, ворона привезла. Все равно голодно. Среднюю дочь послал мужика искать. Она ходила, кедровку привела. И толку нет. Опять голодуют. Совсем ничего нет, жить не могут. Последней девке сказал: "Ты иди, мужика ищи". Та пошла, бурундука принесла. А все равно голодно. Мужики ходят, чего-то едят, а их не берут с собой.

Потом старик говорит: "Ой я не могу! Куда я буду деваться? Выгоните их всех, я помирать буду". Думает, что делать? Где-то у меня был старый запор. Ну-ка посмотрю! Нашел там мертвую щуку и окуня. Принес и съел. Большая девка приходит: "Папка, ты что ел?" - "Я ничего не ел. А вы что добыли?" - "Мы ничего не добыли".

Потом средняя дочь говорит: "Папка, ты ничего не знаешь? Я кедровку убью, мы съедим его". Убила его, сварили и съели. Потом старику малая дочь говорит: "Он ничего не тащит домой. Сам ест чего-то, а домой не тащит. Поэтому, я думаю, я его удавлю". Старик говорит: "Дело твое". Девка убила своего мужика-бурундука. Такой жадный был.

Большая дочь приходит: "Ворон ничего не добывает, лишь дерьмом от него пахнет". - "Ты его убей и выбрось". Так и сделала. "Давай, - говорит старик, - пойдем налаживать старый запор". Потом старик куда-то ходил. "Я саночный след видел", - говорит. "Папка, ты посмотри!" Он пошел. На второй день чум нашел, оленей. Его спрашивают: "Как ты живешь?" Он говорит: "Плохо. У меня три дочери, ничего не добывают". Они говорят: "Давай, мы возьмем дочерей". Он говорит: "И меня возьмите". Двух младших взяли дочерей. Дали ему оленей, одежду, обувь. Все время приезжали, давали ему все.

Старик жил-жил. (Ему все привезли и помогать стали.) "Если бы таких мужиков не нашли, мы бы подохли!" Потом зятья уезжать стали. Старик говорит: "Только меня не забывайте".

с.151

Потом опять пришли, старик совсем старый. Он говорит: "Я пока еще живой. Олени сами приходят, я их не ищу, я. их убиваю". Старика забрали и уехали совсем.

Старик с большой дочерью сам остался, с ней жил. А потом его забрали вместе с дочерью. (Мне покойница мать говорила, что здесь старикова деревня была, за Усть-Маковкой).

(Записано от Н. И. Безруких, Янов Стан, р. Турухан, 1970 г.)

№ 011

Я замуж интересно вышла. Там сватали, таскали медный котел. Туда положат материал и давай таскать! Сам жених приносил котел. А невеста повернет его набок. Если не хочешь замуж идти, кладешь его набок. Два дня таскали котел. Я все равно не хочу. Отец, мать заставили. Мне лет 15 было.

Потом жених принес, поставил около матери. Туда всего наложили, всякого материала. У меня были деды: Мандаков Евгений Иванович, потом Чокуров, тоже дед.

Отец сказал мне на третий день: "Оставь котел!"

Жених отдал 20 оленей. У них много оленей было. Он (отец. - И. Г.) у меня тоже селькуп. Тазовский. Тамелькины наша родня. Сватали весной, в Туруханске. Кусамин был Егор Васильевич. Ездил за оленями. Осенью санками 20 оленей пригнали. Там еще деньги дали. В котел положили деньги внизу (привязывают к материалу).

А если выйдет сватовство, жених берет шаль хорошую и повесит в чуму. Так и Остается как подарок для матери невесты.

Они отсюда, из Фарково, приехали. А мы там, где новый Туруханск,  жили. Они отсюда приехали. Рыбу отсюда привезли, целую лодку. Рыбы-то в Туруханске не было. Отец и мать жениха были на свадьбе, Мандаковых много приехало в Туруханск. И Евдокия Петровна Кусамина (моя племянница) тоже приехала.

Большой берестовый чум у нас был. Вот берут большую шаль и покрывают жениха и невесту. Потом, когда уйдет невеста, шаль остается на ее месте. Остается бабушке невесты. У нее была совсем белая голова.

Под одной шалью сидели пока, пили чай. В их чум пошли на второй день. Мать уже умерла ко времени свадьбы. Его мать тоже померла. Только дед Мандаков сидел. Еще сейчас, верно, живой. Мать летом умерла. Год болела. Мать сидела на санках, олени дернули (упала). Несколько санок через нее прошло. Олени ее топтали.

Родители дали с собой и чайник, и медный котел (которым сватали). До сих пор его держу. Зимой снег поставишь - быстро растает.

Отец мой нам обратно дал пять голов оленей. Мы жили вместе с родителями (мужа.-И. Г.).

Дедушка (свекр. -  И. Г.) был и Его дети: Петр (муж), Семен Егорович, Илья Егорович, Мария, маленькая девочка была, она умерла. Варвара была. Все зимой в одном чуме жили. Большой был чум, три постели сшиты. Потом мы приехали сюда. Здесь

с.152

один чум стоит. Николай Михайлович с братьями. Отец Михаил Иванович. Сыновья: Гошка, Семен, жены их.

У них большой чум был. Как приедешь с Баихп, сразу видишь большой чум.

Шаманил на свадьбе Иван Чокуров. В первом чуме, когда сватали, шаманил. Он так лопатку катает и говорит: "Вы долго будете жить". Верно, мы долго жили с этим мужем.

На свадьбе все было. Вина не было. Только самогонка. Зимой все вместе с родителями жили, а летом - раздельный чум. Мы один раз с мужем сами делали зимнюю юрту, двое делали. И в середине печку поставили.

Жили со старшими вместе. Оленей держали вместе. Охотились вместе. Кучей пушнину и повесят. Я сама тоже белковала. Я по тридцать белок брала. И куропаток и рябчиков били. Рыбу полной лодкой увезут в Туруханск. Пушнину добывали, в магазин сдавали.

К отцу осенью оленями ездили. Но я не ездила. Я отца больше не видела. Он в Туруханске, говорят, умер.

(Записано от А. С. Мандаковой, станок Фарково, р. Турухан, 1978 г.)

№ 012

Меня тоже купили. Оленями купили. Десять оленей дали и триста рублей денег. Лет 10 мне было или более.

Отец, мать решили. Старший (отец жениха. - И. Г.) сам пришел  со старухой. Котел приносили. Там материя, шаль, деньги положены.

Сам старик (сват. - И. Г.) принес котел, шаль, деньги, юбка были положены в котел.

Я не хотела идти. Взяла этот котел и вверх дном положила - не знала еще, как делать надо. Потом показали - на бок положила. Потом я сама обратно унесла котел. Я маленькая, мне стыдно. Я ничего не понимала. Схватила котел, им в чум принесла и вверх дном поставила.

Старики потом говорили: "Почему вы ее заставляете? Ведь она ничего не понимает. Надо [котел] на бок положить, а она вверх дном поставила. Она несчастливая будет".

Если котел на бок - то не согласны. Если прямо - то оба (родителя. -  И. Г.) согласны.

Потом опять приезжали. Два года они так ездили, сватались.

Мой маленький брат котел носит и на улице бросает. Потом, когда котел с вещами брат выкинул, отец стал ругаться на него. А потом родители меня отдали.

(Записано от В. Л. Куниной, Красноселькупск, р. Таз, 1979 г.)

№ 013

Отец у меня остяк, мама русская. Замуж выходила за остяка, он-то сперва с Чаи родом, а потом в Алипке. У свекрови муж

с.153

помер, сама замуж вышла, а сына (моего мужа) отдала деверю (брату мужа). Он так с дядей и рос.

Ему лет восемь было, когда она дяде отдала. А когда стало лет 16, приехал к матери, стали вместе жить.

Я замуж рано вышла - лет 16-17. Он старше на три года. он с 1904 года.

Раньше сватали. А которые убегали, ушли. Я убегом ушла. Тятя был на рыбалке, мама спала. Сватья Груня рассказывает: "Бабушка Александра утром встала, говорит: „У меня Авдотья потерялась". А соседи говорят: „У нас Михаил потерялся"". Мы с Михаилом договорились и убежали. Уехали на речку, где Степановка теперь. Там две-три ночи ночевали. Потом приехали. Михаил меня в тальнике оставил, а сам поехал проверить, как отец мой. Ну, отец смирился. Сперва-то он сильно осерчал, с ружьем сидел: "Как увижу, застрелю обоих". Мы к свекрови пошли - я уж свой дом потеряла. Его-то родители знали, что мы убегом собрались, сочувствовали. Утром свекры ходили к ним, просили за нас. Потом уж, как они смирились, мы пошли. Мама сказала: "Может, ты обратно пойдешь?" - "Нет, не пойду". Это же за позор считали - уходить от мужа. Прощения просили мы. А потом нас благословили иконой. Отдали мне одежонку мою. Приданое - только одежонку, после уж нетель дали. Шибко-то приданого нечего было давать.

Много, однако, убегом уходили. Девки соберутся на вечерку, остяк подговорит, раз в кошевку - и поехали.

(Записано от Е. Н. Сегодиной, юрты Лукьяновы, р. Кеть, 1980 г.)