Сейчас в Тарту осталось не так уж много тех, кто знал Петра Александровича Руднева (27 марта 1925 – 23 ноября 1996), и тем более тех, кто у него учился. Мне посчастливилось: я училась у него все годы, пока он был в Тарту — с 1968 по 1972, слушала у него «Стилистику и стихосложение», «Историю русской литературы середины XIX в.», «Теорию литературы», спецкурс по метрике Блока. Наши встречи не ограничивались учебной аудиторией. Петр Александрович сразу стал руководителем литературоведческого кружка СНО, в котором мы все тогда участвовали, редактором сборников тезисов студенческих конференций. Мы большой компанией членов СНО проводили вместе многие вечера на кафедре, возясь с ротапринтными сборниками: надо было перепечатывать тексты на специальной ротапринтной бумаге, затем корректировать и заклеивать каждую опечатку, делая это по возможности незаметно, чтобы в печати эти исправленные места не выделялись. Петр Александрович был замечательным редактором, он с неподражаемым юмором комментировал стилистические перлы неопытных авторов, а потом исправлял эти места так, что стилистические неловкости сглаживались. Было много смеха, шуток, время летело незаметно, мы засиживались допоздна, однажды нас даже заперли в нашем здании, пришлось звонить на вахту в главном здании и просить дежурного нас вызволить.

Памятно первое впечатление. На втором курсе у нас в расписании появилась строка — «Стилистика и стихосложение», преподаватель — П.А. Руднев. С таким преподавателем мы еще не были знакомы, хотя, казалось, знали всех, кто работал на нашей кафедре русской литературы. Как оказалось, Петр Александрович только что приехал в Тарту и был, что называется, «новеньким». В тот момент мы еще не знали, какие драматические события предшествовали его приезду в Тарту. Пока же в аудиторию вошел моложавый, элегантный, одетый в безукоризненный костюм-тройку преподаватель и начал знакомить нас с новым для нас предметом. Голова у нас закружилась — мы были не слишком сильны в стиховедении, классические размеры еще кое-как различали, но совсем не их ритмические формы. А уж неклассические размеры! Тут перед нами оказались и дольник, и тактовик; и что же говорить о переходных метрических формах и полиметрических композициях. Петр Александрович скромно умалчивал о том, что эти понятия — это его вклад в стиховедение, его открытие и новация. Хотя предмет оказался для большинства, включая меня, трудным, но мы были заражены увлеченностью лектора, его энтузиазмом и твердо прониклись его уверенностью, что стиховедение — это очень важная область, без которой филология существовать не может. Это было в годы, когда стиховедение в России только набирало силу. Заново открылись фундаментальные труды Андрея Белого, М.П. Штокмара, Б.Я. Ярхо, В.М. Жирмунского, формалистов, но от ярлыка «уклон в формализм» стиховедению избавиться еще долго не удавалось. Только с выходом в 1974 г. книги М.Л. Гаспарова «Современный русский стих. Метрика и ритмика» ситуация стала окончательно меняться, а до этого и сам Гаспаров был известен в основном как филолог-классик, переводчик античных авторов.

Петр Александрович сразу объявил в Тарту спецсеминар по стиховедению, в который записалось рекордное количество студентов. Сыграли роль и обаяние преподавателя, которому невозможно было не поддаться, но и желание заниматься чем-то практическим, осязаемым. Как объяснил Петр Александрович, метрический справочник (именно их составлением стали заниматься студенты его семинара) — это сразу вклад в науку, материал не только для монографического, но и для сравнительных стиховедческих исследований. Делалось все тогда вручную, работа требовала сосредоточенности, внимания и квалификации. Конечно, руководитель все данные проверял, выявлял ошибки, учил, но к халтуре был нетерпим. Не все семинаристы потом стали учеными, но стиховедческие работы выпускников семинара М.Ю. Лотмана и С.А. Шахвердова широко известны. П.А. был также неофициальным соруководителем стиховедческой диссертации Р.А. Папаяна, аспиранта Ю.М. Лотмана.

Вообще П.А. Руднев был преподавателем требовательным, строгим, что не мешало студентам его преданно любить. Когда он читал нам на третьем курсе «Историю русской литературы середины XIX в.», то для допуска к экзамену потребовал сдачи трех коллоквиумов по тем авторам, о которых на лекциях речи идти не будет – по А.Н. Островскому — его творчество полагалось познать по монографии Л.М. Лотман, и Писемскому — по собранию сочинений (третьего коллоквиума, к сожалению, не помню). Вот мы и давились плодовитым Писемским, но честно читали, в голову не пришло отлынивать.

На нашем втором курсе мы впервые присутствовали на защите кандидатской диссертации, и какой диссертации — «Метрика Александра Блока» нашего любимого Петра Александровича. Это было 22 апреля 1969 г. в старом зале Ученого совета, где стоял большой стол XIX века и у высокого окна — большие старинные часы, которые били в положенное им время. Атмосфера в этом зале была совершенно особая. Уже тогда мы отдавали себе отчет в том, что присутствуем при событии выдающемся. Первым оппонентом был академик В.М. Жирмунский. Перед нами был современник того, кому была посвящена защищаемая диссертация. Нам по молодости Жирмунский казался глубоким стариком, хотя ему еще не было 80-ти. Манера говорить у него была дореволюционная, с ударением áнглийский, [библиóтика], и слушать его было истинным наслаждением. Это была наша первая встреча и со вторым оппонентом — Михаилом Леоновичем Гаспаровым, который с годами стал большим другом Тарту и часто приезжал и на конференции, и с лекциями. Диссертант волновался, но выступал прекрасно, вся защита была блестящей. Только потом мы узнали, сколько мытарств пришлось претерпеть Петру Александровичу. Диссертация была написана давно, представлена к защите в Московском педагогическом институте, который соискатель когда-то окончил, но была отвергнута именно за «формализм». Руднев работал в Коломенском пединституте, и скандал с отвергнутой диссертацией мог стоить ему места.

Именно тогда Ю.М. Лотман пригласил его в Тарту. Место, к сожалению, было временным — на замещение преподавателей, которые уходили на два года в докторантуру. Была надежда, что временное место удастся сделать постоянным, но она не оправдалась. Однако были и другие трудности — в тех условиях, можно сказать, непреодолимые. Снимать жилье на большую семью из пяти человек было накладно и очень трудно (с жильем в Тарту были большие проблемы, поэтому в первый год работы П.А. жил в пригородной Эльве), а получить государственную квартиру было практически невозможно. Не было ставки и для жены П.А. — филолога и стиховеда Лидии Петровны Новинской (1937–2022). Она преподавала на почасовых основаниях, но долго так продолжаться не могло.

Когда мы, студенты, зимой 1972 г. узнали, что Петр Александрович нас скоро покинет, мы страшно расстроились. Мы не просто ценили его как замечательного преподавателя, мы были к нему привязаны. Он умел так выстраивать отношения со студентами, что, никогда не превращаясь в амикошонство, они переходили в настоящую дружбу старшего с младшими. Он был открыт, доступен, внимателен, допускал и понимал шутку. Так, на одной из многочисленных посиделок (на этот раз у меня дома) наша студенческая компания представила ему маленькую пародию на его лекторскую манеру. Мы лукаво подметили и запомнили несколько выражений, которые он часто повторял на разных лекциях. Так вот мы ему и выдали: «Можно сказать не обинуясь, хотя и несколько априорно, что между стихом и прозой нельзя воздвигнуть китайскую стену». Сначала он оторопел, но потом смеялся до слез.

Петр Александрович очень любил Тарту, кафедру, студентов, ему было тяжело уезжать, а нам — его провожать. Связи с Тарту в дальнейшем не прерывались. В 1982 г. Л.П. Новинская защитила в Тартуском университете диссертацию «Стих Тютчева в историко-литературном и теоретическом аспектах», а в 1989 г. удалось издать в Тарту книгу П.А. Руднева «Введение в науку о русском стихе» — краткое, но очень емкое учебное пособие по стиховедению, написанное тем ясным языком, который всегда отличал лекции Петра Александровича.

После отъезда из Тарту Рудневы обосновались в Стерлитамаке, потом удалось перебраться в Петрозаводск, и это было большой удачей — появилась возможность ездить в Питер, где мы неоднократно встречались в последующие годы. С М.Б. Плюхановой мы посетили рудневское семейство и в Петрозаводске. Это была незабываемая встреча. Мы понимали, как повезло петрозаводским студентам, и радовались за них, одновременно огорчаясь, что не повезло тартуским.

Чувство благодарности к Петру Александровичу осталось с нами на всю жизнь.

Л. Киселева
— от имени кафедры русской литературы и редакции «Рутении»