ГАБРИЭЛИАДА. К 65-летию Г. Г. Суперфина.

КРАТКИЙ МЕМУАР О ДОКЛАДЕ С ДЛИННЫМИ ПОСЛЕДСТВИЯМИ

АЛЕКСАНДР ГРИБАНОВ

В августе 1964 г. в Москве состоялся всемирный конгресс этнографических и антропологических наук. Ничего похожего — по масштабу и охвату — гуманитарная Москва просто не могла вспомнить. Возбуждение охватило всех: и академическое начальство, и массу научных тружеников. Поскольку нужда в переводчиках оказалась большой, мобилизовали на эту работу и наш курс романо-германского отделения филфака МГУ. Конгресс проводили в новом здании университета на Воробьевых горах, и каждое утро мне приходилось ездить туда из центра города.

Нагрузка для переводчиков была немалая, но все равно я ухитрялся слушать многие интересовавшие меня доклады. Из них самое яркое впечатление оставило выступление Романа Осиповича Якобсона «Роль лингвистических показаний в сравнительной мифологии».

День этот для меня начался неудачно. Я опаздывал к началу заседания, еле-еле успел добежать от метро до большого здания МГУ, влетел в полный уже лифт и кого-то, по законам инерции, прижал корпусом. Когда я вышел из лифта рядом со мной оказался близкий знакомый — китаист Виталий Аронович Рубин. Он с некоторым ехидством спросил:

— Саша, знаете ли вы, кого вы сейчас долбанули в лифте?

Я ответил, что не знаю, поскольку в лифте невозможно было повернуться, и кто стоял позади меня, разглядеть не удалось.

— Это — Якобсон, — веско сказал Виталий.

Огорчения хватило почти на весь день.

Если память мне не изменяет, его доклад был поставлен на вторую половину дня. Аудиторию выделили среднего размера. Народу туда набилось — хуже чем в метро в час пик. И все были ученые. Мне места, конечно, не хватило, и я стоял в общей толпе у входной двери, но все-таки внутри аудитории и очень близко к докладчику. Якобсон, похоже, распознал во мне того юношу, который утром его пихнул, и поглядывал на меня, время от времени, с опаской. Так мне казалось.

Все это стало совершенно неважно, как только он заговорил. Я не помню, глядел ли Якобсон в свои заметки или говорил «без бумажки». У меня осталось твердое ощущение, что весь доклад был сплошной и совершенно виртуозной импровизацией.

Имена славянских и индо-европейских богов лились водопадом. Сакральная номенклатура и фонетические процессы ее развития на самых разных древних языках упоминались в таком ритме, что — невольно — приходила на ум мандельштамовская фраза об «упоминательной клавиатуре». Он не оставил нам иного выбора: либо ковыряться в своей не такой уж богатой филологической памяти, либо следовать безоглядно за ним — в этот водоворот широчайшей гуманитарной образованности.

Топонимика чуть не всего евразийского материка подкрепляла данные этимологии; сведения из средневековых текстов помогали ему реконструировать у нас на глазах формулы и даже сюжеты древнейших ритуалов. Чем дальше, тем больше это выступление напоминало шаманское действо, если представить себе шамана, разыгрывающего филологическую мистерию. Якобон источал какое-то феноменальное напряжение, как будто речь шла не о тонкостях фонетических и иных реконструкций, а о проблемах жизни и смерти. Болгарская бабочка громом перекликалась с Перуном в заклинаниях дождя. Имя славянского Сварога отзывалось в кашубских и чешских названиях гор. Изречения Повести временных лет подтверждались исследованиями Мейе и Дюмезиля, Перун обрастал семейством и встраивался в длинную цепочку богов-предшественников. И все это мыслимое и немыслимое богатство щедро бросал в аудиторию худой человек, напоминавший лицом какую-то экзотическую сказочную птицу. Там, где слушатели, в основном, привыкли к тепловатой температуре официальных научных дебатов, бушевал темперамент, напомнивший нам об отчаянных спорах в гуманитарной среде десятых и двадцатых годов.

Якобсон говорил приблизительно вдвое дольше положенных двадцати-двадцати пяти минут. Все слушали как завороженные и, к счастью, никто не стал его прерывать занудными напоминаниями о регламенте. Я совершенно не помню, было ли потом какое-то обсуждение доклада (судя по опубликованным трудам конгресса, что-то вроде дискуссии состоялось)¹. Мне, однако, следовало торопиться: я должен был переводить где-то в другой аудитории. По пути я схватил оттиски Якобсоновского доклада в двух экземплярах. Вторые копии я брал для Суперфина, который в этой время уже уехал в Тарту.

Пока я шел на следующий доклад, в памяти всплыла строчка из Мандельштама: «И своею кровью склеит // двух столетий позвонки...»

¹ Роль лингвистических показаний в сравнительной мифологии // Труды VII Международного конгресса этнографических и антропологических наук. т. V. М., 1970, с. 608–619, англ. пер: Linguistic Evidence in Comparative Mythology (transl. by S. Rudy) // Selected Writings, vol. VII. Contributions to Comparative Mythology. Stiudies in Linguistic and Philology. The Hague; Paris, 1985, p. 12–32 (прим. ред.).