ГРУЗИНСКИЕ СИМВОЛИСТЫ О ПУШКИНЕ^(*)

Т. Л. НИКОЛЬСКАЯ

Интерес к Пушкину не ослабевает в Грузии уже второе столетие. Как отмечалось на XXI Пушкинской конференции, к 1974 г. в Грузии вышло более 300 работ, посвященных поэту¹. За минувшие годы их количество возросло. Традиционно грузинское пушкиноведение шло по двум направлениям — изучение темы «Пушкин в Грузии»² и изучение Пушкина безотносительно к Грузии³. К пушкинскому наследию обращались не только литературоведы. Многие грузинские поэты XIX–XX вв. выступали как переводчики и истолкователи пушкинского творчества и биографии. Причем почти для каждого поколения грузинских поэтов существовал «свой Пушкин». Если, к примеру, Пушкин лицейских лет и байронических настроений особенно был по душе грузинским поэтам первого поколения XIX в., «которые видели в пушкинских стихах как бы переходное звено от иранской лирики к западно-европейскому романтизму, то реализм и народность Пушкина оценили позже Илья Чавчавадзе и Акакий Церетели»⁴.

По-своему подходили к Пушкину и грузинские символисты. Их группа «Голубые роги», заявив о своем существовании в 1916 г. альманахом «Голубые роги», просуществовала до начала 30-х гг. Ее ядро составляли Т. Табидзе, П. Яшвили, В. Гаприндашвили. Своим вождем молодые поэты избрали Г. Робакидзе, литературного критика, эссеиста и поэта, который первым «проповедывал в Грузии Евангелье Модернизма»⁵. Сам Робакидзе писал в 1918 г., что его литературный путь «обозначился творческим внесением символистического мировосприятия, оформленного в Европе и усложненного в России, в художественное сознание грузинского народа»⁶. Деятельность группы «Голубые роги» долгие годы освещалась необъективно; более полувека не упоминалось имя Г. Робакидзе, и только в 1987 г. он был полностью «восстановлен в правах»⁷. Поэтому в нашей работе мы уделим основное место его высказываниям о Пушкине, рассеянным по страницам изданий, ставших в большинстве своем библиографической редкостью.

В 1914 г. Робакидзе опубликовал в газете «Кавказ» статью «О русском гении», посвященную магической струе в русской поэзии. Опираясь на первую речь Вл. Соловьева о Достоевском и статью Вяч. Иванова «Две стихии в современном символизме», Робакидзе призывал к возрождению теургического искусства — религиозного жизнетворчества, возвращению поэзии «магии слова, которой прекрасно владел Пушкин»⁸, чьи произведения, созданные в душе как миф и воплощенные в вещем слове мифа, проникали все существо человека, претворяли, преображали его. Наследников пушкинской магии слова он видел в русских символистах — Вяч. Иванове, А. Блоке и К. Бальмонте. В 1918 г. в эссе об А. Белом⁹ Робакидзе делает попытку типологической классификации творцов, выбирая в качестве критерия их отношение к земле. Земля для Робакидзе, также как и для Вяч. Иванова, — женственное начало, ипостась Мировой Души. Пушкина Робакидзе относит к творцам, влюбленным в тело земли: «Влюбленность в тело земли рождает у поэтов любовь к вещам, ко всем вещам, даже самым малым <…> Не страшен им хаос, в нем они чувствуют проматерное лоно всякого бытия, — хоть и темное и безликое, но все же “родимое” и родное. Отсюда: необычайная страстность таких творцов к оплодотворению, к рождению, к воплощению, к оформлению; отсюда, же: исключительная стройность, солнечная осветленность их душевного ритма — светлое ликование Гомера. Таковы творцы Гомер, Тициан, Гете, Пушкин, Толстой»¹⁰. Робакидзе отмечал далее, что «у Пушкина нет тютчевского страха перед хаосом, он учит его темный язык»¹¹.

Классификации поэтов-лириков посвящена статья Г. Робакидзе 1919 г. «О лирике». Пушкина, наряду с Гете, Робакидзе относит к группе поэтов «лирическое бытие которых выражается в перевоплощении»¹². Поэтов этой группы Робакидзе называет классиками: «Классик это пантеистический Бог, создав мир, он растворился в нем до конца»¹³. Этой группе поэтов Робакидзе противопоставляет «романтиков» — лириков, «которые говоря о чем угодно, в конце концов говорят только о себе»¹⁴. Если «классик» до конца перешел в творение, то «романтик» остался за пределами творения. К «романтикам» Робакидзе относит Вийона, Верлена и Блока. Параллель между Пушкиным и Гете, проводимая Робакидзе в эссе «Андрей Белый» и статье «О лирике», возможно восходит к статье Д. Мережковского «А. С. Пушкин» 1896 г., с автором которой Робакидзе был в дружеских отношениях¹⁵.

Мысль о пантеистичности Пушкина в другом аспекте неоднократно была выражена Т. Табидзе, опиравшемся в оценке Пушкина на пушкинскую речь Достоевского. В статье об А. Блоке, опубликованной в 1922 г. в грузинской газете «Баррикады», Т. Табидзе писал о вместимости пушкинским гением всех мыслимых возможностей русской поэзии, о моцартианстве и изначальной гармонии, позволившей Пушкину воспринять песни всех стран мира. Воспреемником этих свойств Пушкинской музы Т. Табидзе считал А. Блока¹⁶. В 1927 г. Т. Табидзе вновь писал «о мировом перевоплощении Пушкина и понимании им чужих культур»¹⁷.

В первые годы существования грузинского символизма Пушкин интересовал голубороговцев в основном как предтеча символизма, и в трактовке его творчества они шли за метрами русского символизма. Примерно с середины двадцатых годов происходит переход к конкретному изучению пушкинского творчества, к переводам его стихов, реминисценции из которых все чаще встречаются в поэзии грузинских символистов, в поле их внимания все чаще попадает тема Грузии в жизни и творчестве Пушкина.

Этой теме посвящены статьи Т. Табидзе «Пушкин на Кавказе» и «Подстрочник грузинской песни в личном архиве Пушкина», ряд статей Г. Леонидзе¹⁸. Большинство работ о Пушкине в Грузии основаны на новой информации и архивных материалах. В то же время в ряде случаев поэтическое воображение голубороговцев «возобладало над беспристрастностью историка»¹⁹. Так, в статье Г. Леонидзе 1929 г. доказывается близость текста стихотворения Д. Туманишвили «Ахал агнаго суло…» со строками грузинской песни «Душа, недавно рожденная в раю», приведенной Пушкиным в «Путешествии в Арзрум». Выявив еще до находки Модзалевского первоисточник песни, Г. Леонидзе в той же статье пытается доказать, что Пушкин познакомился в Грузии с А. Чавчавадзе, который показал ему стихотворение Туманишвили, а возможно и перевел на русский язык²⁰. Т. Табидзе в статье «Подстрочник грузинской песни в личном архиве Пушкина», написанной после находки Модзалевского, высоко оценивает подтвержденную документально гипотезу Леонидзе о стихотворении Д. Туманишвили, но в то же время предостерегает друга от излишней увлеченности: «Маловероятно, что Пушкин знал А. Чавчавадзе и что бывал в его доме»²¹. Стремясь к верности исторической правды, Т. Табидзе критикует тех грузинских авторов, которые вольно обращаются с фактами, принимая желаемое за действительное, в частности, он критикует пьесу Ш. Дадиани «Пушкин в Грузии», в которой Пушкин, приехав в Грузию, «говорит о Руставели и его посвящают в древнюю историю Грузии»²².

К переводам из Пушкина обращались голубороговцы Т. Табидзе, В. Гаприндашвили, П. Яшвили, Г. Леонидзе, К. Надирадзе²³. Первым начал переводить Пушкина П. Яшвили. Начиная с 1923 г., он перевел более пятидесяти пушкинских стихов и четыре поэмы. Как отмечает Л. Авалиани, «Паоло почти никогда не обманывало поэтическое чутье, он находит точный стилистический ключ к разным произведениям Пушкина»²⁴. Шедеврами переводной поэзии Авалиани считает яшвиливские переводы стихов «Не пой, красавица, при мне» и «На холмах Грузии лежит ночная мгла»²⁵. Высокую оценку критики получили и переводы других голубороговцев.

По-разному обращались грузинские символисты к Пушкину в своем оригинальном творчестве. Г. Робакидзе в романе «Кожа змеи» (1926) воспроизводит беседу группы европейских интеллектуалов, собравшихся перед началом мировой войны на вилле американского мецената Пергиуса Урвоора, о Пушкине как о мастере парадокса:

«2. Парадокс — это банальность, вывернутая наизнанку.
1. Это даже не остроумие.
3. Характеризующее посредственности. 2. Бывают исключения! 1. Бывают ли?
2. Послушайте:
    — Пушкин смотрит французскую драму в Петербурге. Всем нравится одна артистка. Пушкину не нравится, и он свистит. Кто-то выкрикивает: “Дууурак!”.
3. Какое крепкое слово…
2. Поэт нападает. То, что я не “дурак” — это знает вся Россия. Так как я Александр Пушкин. И если в эту минуту я не дам вам пощечины, то только потому, чтобы артистка не подумала, будто я аплодирую.
Все: ха-ха-ха-ха-ха.
1. Замечательно.
3. Если б не было слегка затянуто.
2. Все равно шедевр.
3. Славянин и такой взрыв шампанского.
    Нет. Тут взлетает африканская страсть»²⁶.

Этот анекдот восходит к происшествию, которое большинство мемуаристов связывают с актрисой Асенковой, и представляет собой соединение нескольких версий, возможно, апокрифической истории²⁷.

Т. Табидзе упоминает Пушкина в стихотворении «Илаяли» (1925):

Я в Скифии, опаленной Киммерийскими сумерками,
Друг дорогой, я твоим голосом читаю Пушкина,
Бахчисарайского фонтана обливает меня струя.
Старым фонтанам никто рыдать не мешает²⁸.

В этом стихотворении, также и в написанной год спустя «Скифской элегии», Пушкин называется в одном ряду с Овидием. Напоминая читателю о сопоставлении Пушкиным своей ссылки с ссылкой Овидия, Т. Табидзе зачисляет и себя в изгнанники. Близость с Пушкиным Табидзе провидчески ощущает в трагичности судьбы, именно «горькое» начало пушкинского стиха близко ему в те годы:

Иль это пушкинский горький стих —
Первопричина скорбей моих²⁹.

В «Скифской элегии», написанной также как и «Илаяли» в Анапе, Табидзе обращается в связи с Пушкиным и к мифу Петербурга, города на болоте, созданного рукой Петра:

Пушкин тут помнил низкое небо,
Северный серый город Петра
Гибнущий город, — он был или не был,
Или он рухнул только вчера?³⁰

Трагический настрой был вызван не только особенностью поэтического мироощущения грузинского поэта, но и недавними событиями грузинской истории. Возможно, не случайно, что примерно в эти же годы В. Гаприндашвили переводит на грузинский язык стихотворение Пушкина «К Чаадаеву», оду «Вольность» и «В Сибирь»³¹.

В 1937 г. во время празднования столетнего пушкинского юбилея Т. Табидзе был избран секретарем республиканского юбилейного комитета. В выступлениях в московском Большом театре, на своих творческих вечерах 4 марта 1937 г. в Москве и 21 марта 1937 г. в Ленинграде Табидзе говорил о Пушкине, который «“В свой жестокий век” восславляя свободу, <…> помнил и вольнолюбивый грузинский народ»³². Он подчеркивал, что «волшебству пушкинского стиха Грузия в большей мере обязана тем, что у русских людей до сих пор сохраняется представление о ней, как о стране сказочных красот и неиссякаемой радости жизни»³³. Соратники Табидзе — В. Гаприндашвили, Г. Леонидзе, П. Яшвили, К. Надирадзе выступали с докладами и чтением пушкинских переводов на вечере в Союзе писателей Грузии. Как отмечает В. Балуашвили, Пушкин стал «истинным идеалом поэта для недавних голубороговцев»³⁴. В этом же 1937 г. Т. Табидзе и В. Гаприндашвили пишут стихи, посвященные Пушкину. В стихотворении Табидзе «Александру Пушкину» прославляется пушкинское жизнелюбие, пантеистическое приятие мира. В то же время в этом насыщенном реминисценциями из грузинских стихов Пушкина своеобразном поэтическом тосте звучит не свойственный прежде Табидзе, но характерный для поэзии того времени несколько упрощенный подход к пушкинской теме.

Ты не услышишь вновь печальной песни той,
Ее красавица допела,
Протяжный гул работ владеет высотой,
Жизнь молодая закипела.
Пройди мою страну всю из конца в конец
Куда лишь может свет пробиться,
Везде отыщется горячих пуль свинец
Сразить жандармскую убийцу³⁵.

Этот же лейтмотив — Октябрь и порожденный им советский человек мстит за Пушкина — проходит и в стихотворении В. Гаприндашвили «Пушкину», в котором описываются смерть и похороны поэта:

Твои враги не спали до рассвета
За пиршеством застала их заря³⁶.
Но стал душеприказчиком поэта
Благословенный мститель Октября.
Его пронзила скорбная утрата,
Гармонию прославил он навек:
И лучезарного — тебя, как брата,
С любовью обнял новый человек³⁷.

Концовка стихотворения Гаприндашвили вступает в диссонанс с обильно употребляемыми поэтом, справедливо названным «самым фантастичным и мистическим среди грузинских символистов»³⁸, характерными для его творческой манеры образами, такими, как «призрачная твердь», «стон задушенных струн», «воздушный склеп».

Более органично стихотворение Гаприндашвили «Царское село», наполненное реминисценциями из лицейских стихов Пушкина³⁹, в котором поэт воздерживается от прямой проекции на современность.

В речи на пушкинском юбилее 1937 г. Т. Табидзе говорил, что, благодаря «прекрасной ясности Пушкина»⁴⁰, поэты старшего поколения, к которым относится и он сам, прошедшие в свое время сложный творческий путь и часто находившиеся в отрыве от жизни, приходят теперь к простоте. Это было правдой, хотя в действительности к простоте голубороговцев грубо подталкивала и палочная критика⁴¹. Большинство их стихотворений середины 30-х годов, в особенности посвященных современности, страдают риторизмом и плакатностью. Как отмечала Г. Цурикова, голубороговцы «истово жаждали перестройки в поэзии; но вместе с тем они чувствовали слабость многих — и своих в том числе — произведений о новой жизни»⁴². Может быть, поэтам и удалось бы со временем приобщиться к пушкинской «прекрасной ясности», но судьба распорядилась иначе. Лидерам этой плеяды пришлось приобщиться к трагической участи поэта. Через несколько месяцев после пушкинского юбилея Т. Табидзе сделался жертвой репрессий, а его ближайший друг П. Яшвили покончил с собой. Нелегким оказался жизненный путь и других бывших голубороговцев. И символично, что в предчувствии тяжких испытаний, в критические моменты своей жизни именно к Пушкину обращались они за поддержкой.

¹ См.: XXI Пушкинская конференция в Тбилиси // «Шумит Арагва предо мною». Тбилиси, 1984. С. 119. ^Назад

² Итоговыми работами в этом направлении явились сборник «Пушкин в Грузии» (1938); книги Л. Асатиани «Пушкин и грузинская культура» (1949), Т. Буачидзе «Пушкин в грузинской литературной критике» (1968), сборник «Шумит Арагва предо мной» (1974), изданные в Тбилиси. ^Назад

³ Сюда относятся работы С. Данелия, В. Шадури, Г. Гиголова и многих других исследователей. ^Назад

⁴ Табидзе Т. Слово о Пушкине // Табидзе Т. Статьи, очерки, переписка, Тбилиси, 1964. С. 93. ^Назад

⁵ Табидзе Т. Голубые роги // Циспери канцебис. 1916. № 1. С. 12 (на грузинском языке). ^Назад

⁶ Робакидзе Г. Грузинский модернизм // Ars. 1918. № 1. С. 47. ^Назад

⁷ О Г. Робакидзе см.: Исаков С. Сквозь годы и расстояния. Таллинн, 1969. С. 142–143. ^Назад

⁸ Робакидзе-Кавкасиели Г. О русском гении // Кавказ. 1914. 5 дек. ^Назад

⁹ Впервые эссе «Андрей Белый» опубликовано в ж. «Ars», 1918, № 2, затем вошло в книгу: Г. Робакидзе. Портреты. Тифлис, 1919. ^Назад

¹⁰ Робакидзе Г. Портреты. Тифлис, 1919. С. 46. ^Назад

¹¹ Там же. С. 47. ^Назад

¹² Робакидзе Г. О лирике // Новый день. 1919. 19 мая. ^Назад

¹³ Там же. ^Назад

¹⁴ Там же. ^Назад

¹⁵ См.: Минц 3. У истоков «символистского» Пушкина // Пушкинские чтения в Тарту. Таллинн, 1987. С. 74. ^Назад

¹⁶ Табидзе Т. Александр Блок // Баррикады. 1922. № 4 (на грузинском языке). ^Назад

¹⁷ Табидзе Т. Пушкин на Кавказе // 3аря Востока. 1927. 11 февр. ^Назад

¹⁸ О Г. Леонидзе-пушкинисте см.: Киасашвили Е. А. С. Пушкин и его грузинское окружение в критических статьях Георгия Леонидзе // Литературная Грузия. 1980. № 8. С. 150–157. ^Назад

¹⁹ Киасашвили Е. А. С. Пушкин и его грузинское окружение в критических статьях Георгия Леонидзе // Литературная Грузия. С. 153. ^Назад

²⁰ Статья Г. Леонидзе была напечатана в 1929 году на грузинском языке в журнале «Картули мцерлоба». ^Назад

²¹ Табидзе Т. Подстрочник грузинской песни в личном архиве Пушкина // Табидзе Т. Статьи, очерки, переписка. Тбилиси, 1904. С. 103. ^Назад

²² Там же. С. 104. Отметим, что такое вольное истолкование фактов имело место в 20-е годы и в русской драматургии. Так, например, в пьесе большого друга голубороговцев В. Каменского «Пушкин и Дантес», ставившейся в 1926 году на сцене Александрийского театра в Ленинграде, в финале Пушкин убивал Дантеса. ^Назад

²³ См.: Табидзе Т. Слово о Пушкине // Табидзе Т. Статьи, очерки, переписка. Тбилиси, 1964. С. 93. ^Назад

²⁴ Авалиани Л. Жизнь и творчество Паоло Яшвили. Тбилиси, 1969. С. 17. ^Назад

²⁵ Там же. ^Назад

²⁶ Робакидзе Г. Кожа змеи // Мнатоби. 192б. № 11. С. 57. ^Назад

²⁷ Ср., например, вариант, записанный А. Поповым: «Уже незадолго перед смертию Пушкин в Александровском театре сидел рядом с двумя молодыми людьми, которые беспрестанно, кстати и некстати, аплодировали Асенковой, в то время знаменитой актрисе. Не зная Пушкина и видя, что он равнодушен к игре их любимицы, они начали шептаться и заключили довольно громко, что сосед их дурак. Пушкин, обратившись к ним, сказал: — Вы, господа, назвали меня дураком; я — Пушкин и дал бы теперь же каждому из вас по оплеухе, да не хочу: Асенкова подумает, что я ей аплодирую». — Русская старина. 1874. № 8. С. 686. См. также другой вариант: Русский Архив, 1902, № 3, С. 182, Ср.: Гессен С., Модзалевский Л. Разговоры Пушкина. М., 1929. С. 239. Загорский М. Пушкин и театр. М., 1940. С. 46; Томашесский Б. Пушкин. Т. 1. М, 1956. С. 283–284. ^Назад

²⁸ Цит. в подстрочном переводе автора по кн.: Цурикова Г. Тициан Табидзе. Л., 1971. С. 228. ^Назад

²⁹ Табидзе Т. Стихотворения и поэмы. М.; Л., 1966. С. 129. ^Назад

³⁰ Там же. ^Назад

³¹ Переводы были опубликованы в ж. «Мнатоби». 1927. № 2. С. 160–164. ^Назад

³² Табидзе Т. Статьи, очерки, переписка. С. 89. ^Назад

³³ Там же. ^Назад

³⁴ Балуашвили В. Некоторые проблемы взаимообогащения национальных литератур. Тбилиси, 1973. С. 15. ^Назад

³⁵ Табидзе Т. Стихотворения и поэмы. М.; Л., 1966. С. 168. ^Назад

³⁶ Мотив пиршества черни, чревоугодия, который противопоставляется раненому в живот поэту, встречается и у других грузинских поэтов, писавших о смерти Пушкина, — Г. Табидзе, И. Гришяшвили. Так, например, в «Стихах о Пушкине» Галактиона Табидзе:

     Где по мраморному алтарю
     Жилка мерзлая — Черная речка —
     Там тебе — только нож да овечка…
     Слышишь, чернь, я тебе говорю
(Г. Табидзе. Стихотворения. Л., 1983. С. 372).  ^Назад

³⁷ Гаприндашвили В. Избранное. М., 1958. С. 126. ^Назад

³⁸ Радиани Ш. Символизм в Грузии // Мнатоби. 1927. № 7. С. 141. ^Назад

³⁹ Гаприндашвили В. Царское  125–126. ^Назад

⁴⁰ Табидзе Т. Слово о Пушкине // Табидзе Т. Статьи, очерки, переписка. С. 90. ^Назад

⁴¹ См., например: Сутырин В. Очерки литературы Закавказья. Тифлис, 1928. С 87–116; Кариби. Революция и искусство // Мнатоби. 1926. № 5–6, 7. ^Назад

⁴² Цурикова Г. Тициан Табидзе. С. 252. ^Назад