ИЗ ИСТОРИИ КОММЕНТИРОВАНИЯ «ЕВГЕНИЯ ОНЕГИНА»^(*)

Л. СИДЯКОВ

На современном этапе изучения «Евгения Онегина» важнейшую роль сыграли посвященные ему труды Ю. М. Лотмана¹. Среди принадлежащих его перу исследований пушкинского романа выдающееся место занимает книга «Роман А. С. Пушкина «Евгений Онегин». Комментарий» (Л., 1980, 2-е изд. — 1983), которая не только явилась результатом многолетних изучений автора, но и подытожила предшествующий опыт комментирования романа, издавна представлявшегося одной из первостепенных задач его освоения. «Евгений Онегин» глубоко погружен в определенную бытовую и литературную среду, отразившуюся в его тексте, рассчитанном прежде всего на живое восприятие читателя-современника. По точному определению Г. О. Винокура, «Евгений Онегин» — «это беседа со знакомыми о знакомых вещах и людях. Читатель, к которому обращается Пушкин, сам является участником той жизни, которая служит предметом изображения в романе и получает в нем определенное поэтическое освещение»². Естественно поэтому, что едва пушкинский роман перешагнул свое время и оказался достоянием новой читательской среды, постоянно к тому же изменявшейся, многое в нем потребовало дополнительного объяснения.

Уже П. В. Анненков предвидел, что «будущим издателям предстоит необходимость увеличить примечания к Онегину. В нем есть несколько намеков, теперь уже потерянных для большинства публики и потому требующих объяснения». «Всë это намеки, очень понятные за 25 лет назад, но теперь совершенно темные и с которых давность времени, кажется, могла бы снять покров»³. Сам Анненков, однако, ограничился преимущественно источниковедческими примечаниями, едва коснувшись комментария реального. Он ограничился лишь объяснением XXXII строфы четвертой главы «Евгения Онегина» («Но тише! слышишь? критик строгой»), связав ее со статьей в «Мнемозине», не назвав по условиям времени ее автора — В. К. Кюхельбекера. «В такого рода пояснениях, — продолжал он, — нуждается чуть ли не каждая глава романа <…> Уже не говоря о настоящем значении многих примечаний в романе, имеющих тонкий иронический оттенок, требующий пояснений, не говоря о том, что в романе сбережены подробности частной жизни автора и задушевная его исповедь, еще не вполне исследованные; но самая картина нравов, являющаяся в одной первой главе, могла бы служить предметом для обильных и замечательных комментариев»⁴.

Можно понять аскетизм Анненкова-комментатора «Евгения Онегина»: слишком незначительны были еще итоги осмысления романа, слишком близким по времени был он еще для середины 1850-х годов, чтобы возникла необходимая основа для обстоятельного объяснения деталей пушкинского текста. Поэтому и ближайшие по времени издания сочинений Пушкина также ограничивались в основном библиографическими и текстологическими примечаниями, не ставя перед собой задачи обстоятельного реального комментария. Правда, в 1877 году появляется первая попытка такого комментирования «Евгения Онегина» — небольшая книжка А. Вольского, остановившегося, правда, на шестой главе романа. Как симптом, она заслуживает некоторого внимания. В предисловии к своему сочинению автор отмечал: «Особенно часто мне, как жителю провинции, приходилось слышать дикие суждения об этом произведении в местах, отдаленных от центров образования», и своей задачей поэтому он ставил устранить «возможность подобных суждений, дать материал к объяснению и пониманию непонятных в романе мест, уяснить для читателей взгляд самого автора»⁵. И задачи, и результат издания были достаточно скромны; рассчитанное исключительно на «лиц, читающих без руководителей, не получивших классического образования»⁶, пособие Вольского ограничивалось поверхностным слоем текста, давая подчас наивные объяснения. «Вино кометы» получало, например такое объяснение: «так Пушкин называет шампанское и вообще шипучие вина, так как при откупоривании из бутылки летят брызги наподобие хвоста кометы»⁷. Всë это, естественно, лишает книжку Вольского сколько-нибудь серьезного значения; однако она показывает, насколько в условиях пореформенной России было утрачено непосредственное восприятие «Евгения Онегина».

Обширные объяснения к «Евгению Онегину» давало издание сочинений Пушкина Л. И. Поливанова⁸, преследовавшее педагогические цели. Центр тяжести приходится здесь на историко-литературное и отчасти источниковедческое комментирование романа, реальный же комментарий практически отсутствует. Из дореволюционных изданий Пушкина в этом отношении выделяются те, которые редактировал П. О. Морозов⁹. В первом из них комментарии редактора как бы продолжают пушкинские примечания, вперемежку с которыми они даются под строкой: объясняются имена, биографические реалии, указываются отзывы современной критики, особенности пушкинских рукописей, варианты текста и т. д. Во втором же издании Морозов предварил роман вступительной заметкой историко-литературного характера, реальный же комментарий вывел за пределы текста, опустив при этом примечания самого Пушкина.

Таковы основные итоги комментирования «Евгения Онегина» до революции — как видим, они не создали значительной традиции. Первые послереволюционные издания сочинений Пушкина вообще отказались от комментариев к «Евгению Онегину», и они впервые появляются лишь с середины 1930-х годов¹⁰. Однако задача создания обстоятельного, академического по типу комментария к пушкинскому роману в составе изданий сочинений поэта не была решена и в советский период. Появлялись, правда, снабженные краткими комментариями отдельные издания «Евгения Онегина»¹¹, но предназначенные для широкого читателя, они, естественно, не ставили перед собой несвойственных массовым изданиям задач. Следует, однако, отметить существенное значение кратких подстрочных примечаний и «объяснительных статей» к школьному изданию «Евгения Онегина», осуществленному С. М. Бонди, многократно затем переиздававшемуся. В силу авторитета их автора эти комментарии оказали воздействие и на научное осмысление «Евгения Онегина».

Но уже в 1932 году появляется издание иного типа: комментарий, отделенный от издания текста романа и служащий своеобразным путеводителем при знакомстве с ним¹². Книга Н. Л. Бродского была обращена к читателю, заинтересованному в понимании пушкинского романа, и в частности к учителю-словеснику, от уровня знаний которого о «Евгении Онегине» зависит преподнесение его ученикам. В последующих изданиях автор освобождает свой комментарий, хотя и не до конца, от свойственного советскому литературоведению 30-х годов вульгарного социологизма, очень заметного в его первом издании. «Евгений Онегин», — писал Бродский, — «итог раздумий гениального представителя побежденного класса и отражение картин давно умершего быта — для нашего времени стал своего рода “Божественной комедией” Данте: так много в нем архаики; подробностей, требующих разъяснения; терминов, мало кому понятных; деталей, без специального комментария остающихся темными»¹³. Такой «палеонтологический» подход характерен для комментария Бродского, особенно в его первом издании: роман Пушкина, хотя и признается «вершинным памятником дворянского искусства прошлого века», рассматривается прежде всего как произведение, навсегда отошедшее в прошлое и целиком ему принадлежащее. Актуальное содержание «Евгения Онегина» недостаточно раскрывается на страницах комментария Бродского при всей добросовестности автора как ученого и при всем несомненном значении его труда, воспитавшего целые поколения педагогов. Другой недостаток комментария Бродского — явная перегрузка его сведениями, выходящими за пределы задач собственно комментирования; автор нередко впадает в неверный тон, в результате чего от читателя ускользает смысл приведенного сообщения; информация растворяется в обильных рассуждениях, уводящих в сторону комментируемых стихов. Б. В. Томашевский писал о комментарии Бродского: автор «сообщает много ценных вещей <…> Но наряду с полезными встречаются и сведения из третьих рук, и соображения, попросту выражаясь, лишние, и во всем комментарии чувствуется какая-то недоработанность и случайность»¹⁴. Эти недостатки не удалось вполне преодолеть и в последующих изданиях книги.

Задачи комментирования «Евгения Онегина» неразрывно связаны с исследованием пушкинского романа; поэтому собственно исследовательская литература, не связанная непосредственно с изданием его текста и прямо не ориентированная на него, также дает немало материала для ее решения. Некоторые из подобных работ прямо ставят комментаторские задачи, раскрывая «темные места» романа и значение частных деталей его текста. К числу первых из них следует отнести «Пушкинологические этюды» Н. О. Лернера, значительная часть которых посвящена «Евгению Онегину»¹⁵. В них содержится немало объяснений деталей текста романа, прочно вошедших затем в научный обиход. Сам жанр лернеровских маргиналий, отправлявшихся, впрочем, от традиций пушкиноведения 1900–1920-х годов, оказался весьма продуктивным, и уже в наше время породил целую серию комментаторских заметок и статей, в том числе принадлежащих перу крупных ученых¹⁶. Само внимание к этой проблематике свидетельствует об активизации исследовательского интереса к комментированию «Евгения Онегина» как актуальной задаче современного пушкиноведения.

В наше время появился и первый опыт обстоятельно прокомментированного издания «Евгения Онегина», обращенного к школьной аудитории: учителям-словесникам и их воспитанникам¹⁷. Комментатор — А. Е. Тархов — совмещает несколько задач: 1) сообщение дополнительных сведений по отношению к вступительной статье; 2) широкое введение вариантного текста; 3) собственно комментирование многочисленных реалий пушкинского текста. Не все они решены равномерно и, к сожалению, от их совмещения больше всего пострадал именно комментарий реальный, важность которого для школьной аудитории особенно велика. Тем не менее этот комментарий наличествует, причем он подчинен цели, которую поставил перед собой автор: «дать связную картину творческой истории романа в единстве с эволюцией его героя»¹⁸. Это заставило его отказаться от комментирования некоторых частных деталей; кроме того, можно заметить нерасчлененность разных видов комментария, а также некоторую размытость границ между комментаторским и собственно исследовательским подходом к тексту. И всë же комментарий А. Е. Тархова имеет существенные достоинства и дает в руки читателей пушкинского романа подробный и опирающийся на предшествующую научную традицию материал для понимания «Евгения Онегина».

Но наиболее значительным событием в современном истолковании «Евгения Онегина» явилась публикация комментария Ю. М. Лотмана, обращенного, как и аналогичный труд Н. Л. Бродского, к учительской аудитории. За этим изданием стоит большая работа, связанная с исследованием быта пушкинской эпохи, позволившая автору как бы изнутри осветить текст пушкинского романа, помочь в его прочтении, выражаясь словами Пушкина, «современно, домашним образом». Ю. М. Лотман исходит из представления об «исключительной сложности структурной организации “Евгения Онегина”, в котором «текст и внетекстовый мир органически связаны, живут в постоянном отражении, перекликаются намеками, отсылками, то звуча в унисон, то бросая друг на друга иронический отсвет, то вступая в столкновение. Понять “Евгения Онегина”, не зная окружающей Пушкина жизни, — от глубоких движений идей эпохи до “мелочей” быта — невозможно. Здесь важно всë, вплоть до мельчайших черточек»¹⁹. Именно поэтому в центр комментария выдвинута именно бытовая сфера, хотя Ю. М. Лотман одновременно касается и других сторон современной Пушкину действительности, представление о которых необходимо для адекватного понимания текста романа. Более того, не ограничиваясь построфным комментарием, он вводит большой раздел «Очерк дворянского быта онегинской поры», помогающий создать у читателя «Евгения Онегина» цельное представление о бытовом укладе эпохи, так или иначе отразившемся в нем.

Собранные воедино, лишенные неизбежной для комментария дробности, эти сведения вводят читателя в отраженный в «Евгении Онегине» мир, помогают понять эпоху изнутри, вжиться в нее и, отправляясь от этого понимания, вновь и вновь обращаться к пушкинскому тексту. В совокупности с материалом, разбросанным в частных примечаниях, очерк создает необходимые условия для понимания романа, отправляясь от которого возможен уже его анализ. Размежевание задач комментария («текстуальных пояснений») и исследования («концепционного пояснения») — сильная сторона труда Ю. М. Лотмана. «Предъявлять к комментарию, — пишет он, — требования решать специфические задачи историко-литературной и теоретической интерпретации текста неправомерно»²⁰. Ученый исходит также из того, что никакой комментарий не может дать всего: «Исчерпать онегинский текст невозможно <…> всегда остается место для новых вопросов и поисков ответа на них». Объясняется это изменчивостью любого живого литературного текста: «каждое новое поколение обращается к произведению с новыми вопросами, открывая загадки там, где прежде всë казалось ясным. <…> А новые вопросы ждут нового комментатора»²¹.

Мысли эти, будучи воплощенными в комментарии Ю. М. Лотмана, решительно отличают его от аналогичного труда Бродского, отправлявшегося во многом от прямо противоположных установок, вольно или невольно сказывавшихся в нем. Имея в руках комментарий Ю. М. Лотмана, современный учитель и вообще читатель Пушкина почерпнет поэтому гораздо больше для понимания его романа, нежели при обращении к комментарию Бродского, при всем бесспорном значении его труда для своего времени.

Я не буду подробнее останавливаться на деталях труда Ю. М. Лотмана и давать им оценку: здесь много нового и весьма ценного, хотя, быть может, и не всегда бесспорно интерпретированного материала. Важнее другое — комментарий Ю. М. Лотмана вызвал очевидный подъем интереса к комментированию «Евгения Онегина» и явился источником многих последующих работ, дополняющих, а частично и уточняющих его пояснения. В предисловии к одному из циклов заметок, комментирующих «Евгения Онегина», отмечалось, что «любое издание итогового характера в этой области выявляет всë новые и новые “темные” места текста, требующие пояснений, без которых истинное, современное Пушкину звучание текста ускользает от понимания читателя нашего времени»²². Всë это подтверждает особое место, которое занимает комментарий Ю. М. Лотмана в современной литературе о «Евгении Онегине».

К комментированию «Евгения Онегина» не раз обращались и зарубежные авторы. Подробная оценка их труда, существенного для облегчения восприятия пушкинского романа иноязычной аудиторией, не может входить в задачу данной статьи. Ограничусь лишь более значительными из работ последних десятилетий. Наиболее фундаментальное значение для англоязычных читателей имеет обширнейший комментарий В. В. Набокова²³. Основываясь на большом охваченном им материале и на глубоком понимании особенностей текста «Евгения Онегина», писатель создал внушительный труд, в котором даются обстоятельные объяснения многочисленных деталей текста пушкинского романа. В этих объяснениях немало места занимают заметки переводчика, мотивирующего выбор того или иного английского эквивалента, сопоставляющего свое решение с предшествующими опытами перевода «Евгения Онегина» на английский язык. Много в комментарии Набокова объяснений реалий, непонятных прежде всего для иноязычного читателя, переводов русских произведений, упомянутых в «Евгении Онегине», и т. д. — то есть того, что рассчитано прежде всего на знакомящихся с пушкинским романом в переводе. Есть здесь и свои издержки: излишне подробные рассуждения, неоправданные домыслы, иногда слишком резкая полемика с предшественниками (особенно достается Бродскому). Но всë это искупается любовью к своему предмету, глубиной знаний писателя, тонкостью наблюдений. Особенно интересны для нас сближения пушкинского текста с соответствующим западноевропейским материалом разных эпох, как, например, интересные параллели к предсмертной элегии Ленского, дополняющие те, которые были установлены прежде. Любопытны также наблюдения Набокова над своеобразным взаимоотражением (эхо) внутри пушкинского текста (например, «Теперь сомненья решены…» и «Ее сомнений Мартын Задека не решит…» и т. п.). Большим достоинством комментария Набокова является и то, что наряду с основным текстом широко комментируются и варианты, обычно оставляемые комментаторами «Евгения Онегина» в тени: писатель выделяет их в особые разделы своего комментария. Правда, Набоков обходит, к сожалению, пушкинские примечания к роману и даже отзывается о них довольно пренебрежительно. Таким образом, комментарий к «Евгению Онегину», составленный Набоковым, представляет собой значительное достижение западного пушкиноведения и не имеет себе равных по обстоятельности и масштабам комментирования текста пушкинского романа. Результаты этого труда не могут не учитываться всеми изучающими «Евгения Онегина» и заинтересованными в объяснении его текста.

Наконец, в 1980 году в ФРГ появился новый немецкий перевод «Евгения Онегина», выполненный Р.-Д. Кайлем²⁴, сопроводившим свое издание (включившее параллельно и русский текст романа) довольно обширными примечаниями, также рассчитанными, естественно, прежде всего на немецкого читателя. Однако некоторые наблюдения комментатора представляют несомненный интерес и для исследователей пушкинского романа²⁵.

Таковы основные итоги комментирования «Евгения Онегина». Они достаточно впечатляющи; однако впереди работы не меньше, если даже не больше, если иметь в виду подготовку нового академического Полного собрания сочинений Пушкина. Академический комментарий к «Евгению Онегину», освобожденный от прикладных педагогических задач, должен включить в себя много новых подробностей, необходимых для адекватного понимания пушкинского текста. Имеющийся опыт комментирования романа, в наше время закрепленный прежде всего в труде Ю. М. Лотмана, может сыграть решающую роль в осуществлении этой актуальной научной задачи.

² Винокур Г. О. Слово и стих в «Евгении Онегине» // Пушкин: Сб. ст. М., 1941. С. 168–169. ^Назад

³ Пушкин. Сочинения / Изд. П. В. Анненкова. СПб., 1855. Т. 4. С. 231–232. ^Назад

⁴ Пушкин. Сочинения / Изд. П. В. Анненкова. Т. 4. С. 232–233. ^Назад

⁵ Вольский А. Объяснения и примечания к роману А. С. Пушкина «Евгений Онегин». М., 1877. С. IV–V. ^Назад

⁶ Там же. С. VII. ^Назад

⁷ Там же. С.  20. ^Назад

⁸ См.: Пушкин А. С. Соч. с объяснениями их и сводом отзывов критики. М., 1887. Т. 4. ^Назад

⁹ См.: Пушкин А. С. 1) Соч. / Изд. об-ва для пособия нуждающимся литераторам и ученым, под ред. и с объяснит. примеч. П. О. Морозова. СПб., 1887; 2) Соч. и письма: Критич. проверенное и доп. по рукописям изд. <…> / под ред. П. О. Морозова. СПб., 1904. Т. 4. ^Назад

¹⁰ См.: Пушкин А. С. 1) Полн. собр. соч.: В 9 т. М.: Academia, 1935; Т. 5 / подгот. текста и коммент. Г. О. Винокура; 2) Соч. / Ред., биографич. очерк и примеч. Б. Томашевского. Л., 1936. ^Назад

¹¹ См., напр.: Пушкин А. С. 1) Евгений Онегин: Роман в стихах / Ред. текста, примеч. и объяснит. статьи С. Бонди. М.; Л., 1936; 2) Евгений Онегин / Ред. текста, ст. и коммент. Б. Томашевского. Л., 1937 и др. ^Назад

¹² Бродский Н. Л. Комментарий к роману А. С. Пушкина «Евгений Онегин». М., 1932. Позднее комментарий Бродского выходил под заглавием: «Евгений Онегин»: Роман А. С. Пушкина: Пособие для учителей средней школы /последнее, 5-е изд. — М., 1964/. ^Назад

¹³ Там же. С. 3. ^Назад

¹⁴ Томашевский Б. В. Десятая глава «Евгения Онегина»: История разгадки // Литературное наследство. М., 1934. Т. 16–18. С. 411. ^Назад

¹⁵ Звенья. М.; Л., 1935. <Т.> 5. С. 60–113 /раздел «Заметки на полях “Евгения Онегина”»/. ^Назад

¹⁶ См., напр.: Реизов Б. Г. Из комментариев к «Евгению Онегину» («Кто жил и мыслил») // Реизов Б. Г. История и теория литературы. Л., 1986. С. 194–201; Алексеев М. П. Эпиграф из Берка в «Евгении Онегине» // Алексеев М. П. Пушкин и мировая литература. Л., 1987. С. 560–571; Лихачев Д. С. «Крестьянин, торжествуя…» // Лихачев Д. С. Литература — реальность — литература. М., 1981. С. 12–15; Гинзбург Л. Я. Об одном пушкинском курсиве // Гинзбург Л. Я. О старом и новом. Л., 1982. С. 153–156 и др. См. также комментаторские заметки («Слова и вещи») в кн.: Баевский В. С. Сквозь магический кристалл: Поэтика романа в стихах А. Пушкина. М., 1990. С. 52–84. ^Назад

¹⁷ Пушкин А. С. Евгений Онегин: Роман в стихах / Вступит. ст. и коммент. А. Тархова. М., 1980. ^Назад

¹⁸ Там же. С. 208. ^Назад

¹⁹ Лотман Ю. М. Роман А. С. Пушкина «Евгений Онегин»: Комментарий. Л., 1980. С. 7, 8. ^Назад

²⁰ Лотман Ю. М. Роман А. С. Пушкина «Евгений Онегин»: Комментарий. Л., 1980. С. 7. ^Назад

²¹ Там же. С. 33–34. ^Назад

²² Временник Пушкинской комиссии: 1981. Л., 1985. С. 159. ^Назад

²³ Eugen Onegin: A novel in verse by Alexandr Pushkin, translated from the Russian, with a commentary, by Vladimir Nabokov: In four volumes. N. Y., 1964 /2-е и 3-е изд. — 1975, 1981/. Извлечение из комментария В. В. Набокова в переводе на русский язык опубликованы в журналах «Наше наследие» (1989. № 3. С. 37–53) и «Литература в школе» (1990. № 3. С. 15–29). ^Назад

²⁴ Pushkin Alexander. Jewgenij Onegin: Roman in Versen / Deutsche Fassung und Kommentar von Rolf-Dietrich Keil. Giessen, 1980. ^Назад

²⁵ См.: Временник Пушкинской комиссии: 1980. Л., 1983. С. 155–162. ^Назад