Группа по изучению истории частной жизни и повседневности ИВИ РАН готовит к публикации сборник статей, посвященный памяти Ю.Л. Бессмертного. Рабочее название этого сборника "Homo hostoricus". В редколлегию сборника входят А.О. Чубарьян, М.А. Бойцов, И.Н. Данилевский, О.Ю. Бессмертная, и другие. Сборник должен выйти в 2002 году.

Нам хотелось бы, чтобы готовящийся сборник носил не только научный, но и личный характер. Чтобы могли написать все желающие, мы решили, что сборник будет представлять современное состояние исследований в тех направлениях исторической науки, к которым в разное время принадлежал Юрий Львович. Планируется, что отдельный раздел будет посвящен историку и его времени вообще и Юрию Львовичу в частности.

К участию в сборнике, в частности, был приглашен широкий круг зарубежный и отечественных историков.

Круг тем, который предлагалось охватить авторам, включал:

1) методология и теория истории; историография;
2) средневековая деревня;
3) рыцарство и рыцарская культура;
4) новая демографическая история (история семьи, детства,
смерти, гендерные исследования и так далее);
5) индивидуальное, уникальное и типическое в истории;
6) прочие проблемы в рамках новой социальной истории.

Далее вы сможете ознакомиться с краткое содержание статей, уже поступивших в распоряжение редколлегии сборника.

Филипп Контамин. "Политическое событие" в позднесредневековой Франции.

Ф. Контамин предлагает русским коллегам обзор современных (1991-2001 гг.) тенденций историографии политической истории Франции XIV и XV вв. Рассмотрены два направления этой новой историографии: исследования политических сообществ и положение государя внутри механизма функционирования властей.

Изучение политических сообществ сводится к изучению различных аспектов поведения индивидов, вступивших в отношения с властью на любом уровне. Автор предлагает обзор литературы с целью выявить параметры понятия "политическое сообщество".

Среди работ, нацеленных на изучение положения государя Контамин, с одной стороны, выделяет обобщающие и описательные труды и "аналитическое" направление, с другой. В рамках последнего исследуются различные аспекты обязанностей государя и способы репрезентации власти государя.

После описания существующего положения вещей автор предлагает свои ремарки о наметившихся тенденциях историографии, в частности о том, что, применяя последние разработки политологии, не следует забывать о специфике эпохи и страны, занимаясь властью, не стоит игнорировать межчеловеческие отношения.

Прилагается обширный список новейшей литературы.

Герхард Яриц. Сотворение Себя и Других. Позднесредневековые визуальные образы и способы идентификации.

Статья о целесообразности использования категорий "я сам" и "другие" в анализе средневекового образного материала, причем не только визуального. Автор обращает внимание на многочисленность и многоплановость критериев, участвовавших в формировании и функционировании стереотипных образов и деталей, встречаемых историками в изучаемом позднесредневековом материале. Он намечает метод, который может помочь в расшифровке этих стереотипов. Автор говорит о необходимости тщательного изучения и сопоставления контекста, в котором появляется тот или иной стереотипный образ, так как визуальные и внешние воплощения идеи другого и себя самого не существовали в абстрактном и обобщенном виде, но лишь как множество единичных сопоставимых проявлений. Далее автор описывает материал, который поддается анализу с точки зрения выделения интересующих его категорий. Особое внимание рекомендуется уделять ситуациям встречи разных этносов, реакции на изменения моды, создания художественных образов, обсуждения образцов повседневного поведения с дидактической целью.

В заключении автор пишет о том, что типичной чертой средневековой визуальной коммуникации является создание и использование языка легкоузнаваемых знаков и стереотипов. Через них происходила эффективная регулировка социального поведения и создание культурных идеалов. Анализ процесса создания этого языка и способов его функционирования может оказать значительную помощь в работе с позднесредневековым материалом.

Габриэль М. Спигел. Фуко и проблема генеалогии.

Еще одна теоретическая статья, в которой автор предлагает нам обдумать саму возможность отнесения генеалогических моделей Фуко к средневековому материалу, не искажая присущую Фуко внутреннюю жесткую логику и глубокую связь его мысли с постмодернистским контекстом, который ее породил. Отправной точкой интереса автора к генеалогии Фуко стали ее собственные занятия средневековой историографией и ее изучение функции и значения генеалогий в латинских и старофоранцузских исторических сочинениях. В начале статьи Спигел дает обзор традиционного подхода к изучению генеалогий и своего понимания этого объекта как символического введения в историческое сочинение, как в нарративное. Далее она анализирует статью Фуко "Ницше, генеалогия, история", так считает, что в ней в наиболее эксплицитной форме выражены взгляды, которые "определили присущий ему исторический подход к дискурсивным практикам на всю оставшуюся жизнь".

Габриэль Спигел приходит оценивает генеалогию Фуко как "критическую и ироничную, нацеленную на рассеивание и фрагментацию". Генеалогия Фуко отрицает саму возможность поиска какой бы то ни было идентичности в прошлом, тогда как средневековая генеалогия ищет авторитетного подтверждения собственной идентичности в ссылке на продолжение рода.

Юрген Шлюмбом. Незыблемые мифы и уступчивая практика: дом и родовая семья в Германии.

Начало статьи посвящено тщательному анализу "классических" немецких работ по истории и социологии крестьянства 19 и 20 века, в том числе, созданных в нацисткой Германии. Далее он переходит к анализу материалов из прихода Бельм близь города Осанбрюк за 1650-1860 года.

Автор приходит к следующим выводам: "между структурой родовой семьи и формой собственности не было непосредственной причинной связи. И крестьяне-собственники и неимущие крестьяне вели себя гораздо гибче, чем предполагали теоретики 19-20 века из среднего класса. Они не находились под властью идеала родовой семьи, но и не были нацелены только на владение единоличное землей. Они могли не просто выбирать из двух стратегий поведения, но и манипулировать ими в соответствие со своими желаниями и обстоятельствами. Немецкие идеологи крестьянства соединяли вместе отдельные наблюдения, каждое из которых содержало отчасти правду, и на их основании строили жесткую концепцию крестьянства. Полученному образу не хватало гибкости, в нем не была заложена возможность дальнейшего развития и адоптации крестьянства, так как основной смысл этих теорий сводился к тому, чтобы доказать, что крестьяне и мелкие собственники были наиболее консервативной частью общества, "хребтом" немецкой нации".

Жак Легофф. Средневековье Юрия Бессмертного.

В своей небольшой статье выдающийся французский медиевист Жак Легоф отдает дань уважения Ю.Л.Бессмертному и отмечает значительность его вклада в развитие послевоенной не только советской, а позже и российской, но и западной, и в частности французской медиевистики. Он упоминает о широте интересов Ю.Л.Бессмертного, простиравшихся, и на методологию истории, и на средневековую аграрную историю, и на историю средневекового рыцарства, но, по мнению Жака Легофа, он особенно весом в области исторической демографии средневековья, "понимаемой Ю.Л.Бессмертным очень широко и глубоко как роль мужчин и женщин в функционировании и эволюции средневекового общества", и изучению которой в 60е-80е годы он справедливо придавал особое значение, поскольку в те годы она действительно находилась на острие основных проблем средневековой истории на Западе. Жак Легоф не скупится на эпитеты, называя своего коллегу и друга "совершенным историком", и указывает на такие его исследовательские качества, как умение "по-своему" ставить ту или иную медиевистическую проблему, привлекая для ее решения максимально возможный в условиях Москвы широкий круг средневековых источников и используя для их анализа самые разнообразные и сложные, в том числе количественные, методы и подходы. Средневековье в представлении Ю.Л.Бессмертного было "динамичным", "живым", "целеустремленным" и одновременно "противоречивым" и "сложным" обществом, изучение которого требует от историка не простых подходов и не терпит простых решений.

Массимо Мастрогрегори. Освобождение от прошлого.

"В чем состояла религия прошлого, которая управляла европейской культурой на протяжении более двух веков? Когда у нас появилась бесконечная озабоченность событиями прошлого, предусмотрительная и осторожная вдохновленная каждой легендой и сказкой ностальгия по тому, что более не существует, привычка вглядываться в толщу времени, с тем, чтобы реконструировать новые истории, подкрепленные доказательствами, дедукциями, научными выкладками? Как произошло, что развалины превратились в археологические музеи, кучи пыльных бумаг - в драгоценные архивы, разбитые горшки - в музейные экспонаты, ветхая мебель - в антиквариат? Нам необходимо найти ответы на все эти вопросы, если мы хотим освободиться от груза прошлого...В тот момент, когда вы поднимите глаза от этих страниц, все доводы которых приведут к одному выводу: конечно, в восемнадцатом веке. Как могло случиться, что этот срез знания полностью исчез, и никто больше не верит в религию прошлого, кроме священников памяти, которых обязывает положение: тысячи архивистов, историков, профессоров, администраторов, кураторов и им подобных? Могло ли такое случиться, что сама возможность знать прошлое была поставлена под сомнение? Некоторые говорят, что это уже случилось, и что как раз это-то и называется состоянием постмодерна..."

Жак Ревель. Поворот к событию: историографический итинерарий.

"В противоположность тем, кто утверждает, что не существует ничего, кроме историка, хочу сказать несколько слов о событии. Этот подход, в некотором роде, так же стар, как и сама эта дисциплина, по меньшей мере, на востоке. Геродот и Тацит были первыми, кто заявил, что существует определенный порядок вещей и способ их описания, которому историк обязан следовать.

Уже в 18 веке возникли сомнения в незыблемости статуса события, как единственной подлинной реальности. Дискуссия в историографии 19 века окончательно разрушила статус события как привилегированной фигуры исторического повествования". Далее следует интереснейший анализ изменения осмысления статуса исторического события в современной французской историографии.

А.Чудинов. Обычные и необыкновенные приключения французского гувернера в России XVIII в.

Биографическое исследование, героем которого выступает "маленький человек", француз Жам, гувернер графа Разумовского. Фигуры, подобные этой, история обычно обходит стороной. Однако, перипетии их частной жизни могуть дать современному читателю лучше почувствовать время, в которое они жили. В фокусе исследования находятся отношения героя с коллегами, другими соотечественниками на службе в русских знатных домах, с людьми, у которых он работает. Объектом исследования становится его отношение к собственным обязанностям и брачное поведение. Исследование нацелено на перодаление негативного образа "гувернера-француза", созданного классиками русской литературы.

Т. Джаксон. Зятья, шурины, тести, и прочие m(gar (брачные связи в освещении древнескандинавских источников).

Исследование брачных связей в средневековой Исландии как некоего языка, помогающего понять политические стратегии изучаемых семей. Анализируя материал саг как на уровне сюжета, так и на лексическом уровне, автор приходит к выводу о том, что "родственные связи нередко могли противоречить политическим интересам, в то время как отношения свойств(, напоминающие семейные связи, отличались от них в более выгодную сторону тем, что с легкостью и с выгодой устанавливались, но столь же быстро и просто могли быть разорваны".

Пол Фридман. Испанские медиевисты под диктатом Фпанко: Jaume Vicens i Vives (1910-1960).

Свою статью американский исследователь начинает с рассуждений о судьбе историка в тоталитарном обществе. Он проводит параллели между жизненным путем, пройденным Ю.Л. Бессмертным и Vicens, испанским историком нового времени и позднего средневековья. Vicens отказался от эмиграции из страны в период правления Франко. В период господства режима Франко он занимался активной преподавательской и научной деятельностью, способствовал распространению во Франции идей школы "Анналов", был приверженцем рационального и обоснованного подхода к изучаемому материалу, в пику господствовавшей в испанской медиевистике "романтической" трактовке истории. Далее автор рассматривает особенности политической позиции и мировоззрения испанского историка и размышляет на тему того, как они могли повлиять на выводы Vicens относительно ключевых вопросов истории Испании и Каталонии 15 века. Анализируются высказывания его биографов и учеников, его столкновения с оппонентами. В заключении автор задает вопрос:

"Изучение истории зачастую производит угнетающее впечатление в попытках объяснить безумия и жестокость прошлого. Но в турках историков, которые одновременно являются и исследователями и моральными субъектами, не дает ли она надежду на возможность взаимопонимания и настоящий, а не просто "технический" прогресс".

Натали Земон-Девис. Мошенники и их последователи: от Мартина Герра до Соммерсби.

"Моя тема связана с обращением к истории мошенничества и его неразрывнм связям с собственным временем. Смысл истории придает отличие от и сходство с нами самими. Каждое поколение повторяет истории о мошенничестве, чтобы подчеркнуть свои собственные интересы, но если разница меду всеобщим и исторической спецификой остается слишком большой, их расчет не выполняется... В этом эссе речь часто заходила о повторении, обдумывании вновь, изменении и частом возвращении к контексту. Мошенники были описаны как люди, выражающие дух времени и наделенные необычными талантами. Но позвольте мне закончить возвращением к некоторой окончательности. Из-за ее универсальности, всякое возвращение к истории о мошенничестве, вовсе не означает, что мы хотим быть обманутыми. В этом нам может служить руководителем Мишель Монтень, который сказал : "Все мы люди и можем жить вместе, только соблюдая слово".