[Главная] [Архив] [Книга] [Письмо послать]
Обреченность Писареву
Перечитывал я тут несколько дней Писарева. Без всякого — вопреки ожиданиям — удовольствия. В оны годы грезилось мне, что за хамством властителя дум нескольких поколений русских интеллигентов таятся какие-то смыслы. Не сводимые к драке радикальных журналов, то есть решению вечно актуального вопроса: кто у нас на деревне всех круче? Мнилось, что в «пушкинских» статьях, кроме оголтелого кумироборчества (потакающего неизменным запросам черни), есть своеобычная читательская зоркость: мол, видел Писарев (в отличие от большинства его современников), что «Евгений Онегин» не соответствует «реалистическо-психологическим» стандартам тургеневско-гончаровского романа. Казалось, что в «Мотивах русской драмы» критик не только драконил Островского (автора враждебного журнала), но и фиксировал в «Грозе» жанровые черты трагедии, проигнорированные Добролюбовым. Много еще всяких «сложностей» я годами выдумывал, холил и лелеял — мало что из них нашел в перечитанных статьях, где наглого передергиванья, небрежения элементарной логикой, вульгарной злобы и упоения собственной речистостью куда больше, чем каких-либо «идей» (а те, как водится, почерпнуты из модных заморских книжек). Всего же больше там бьющего в глаза стремления исполнить единственно серьезный заказ нанимателя-редактора — любой ценой переплюнуть конкурентов, подвизающихся на родном (весьма плодоносном) «нигилистическом» поле.
Ох, грешу я против историзма. И корпоративную этику нарушаю. И даже на простое сострадание специально натаскивать себя приходится. Писарев-то всего 28 лет прожил. (А ты, старый хрен, ему морали вычитывать берешься.) Статьи в каземате писал — пусть комфортабельном (с большевистскими и нынешними не сравнить), но тюрьма-то все тюрьма. Нервами с детских лет страдал. Любовную катастрофу перенес. И потом было ведь в его писаниях нечто… Не зря же несколько поколений… Или тебе нравятся казенные авторитеты и их подобострастные холуи? И разве в писаревском отрицании Пушкина (и искусства вообще) нет жизненной правды? Вот и Толстой… вот и футуристы… вот сейчас… Толстого лучше сюда не впутывать (отрицал он искусство иначе, чем на удивление схожие друг с другом эксцентрики-прагматики разных времен, а оставить его вовсе не мог и, если вдуматься, не хотел), а повторяемость эксцессов вовсе не свидетельство их доброкачественности.
Разрушение авторитетов (разумеется, именуемых «ложными»; но других-то при определенном складе мышления в принципе быть не может!) — дело не только увлекательное, но и, как правило, выгодное. Иногда рискованное. (Впрочем, Писарев угодил в крепость не за интеллектуальные игры, а за прямой призыв к свержению династии Романовых. Искусство, «университетскую науку», Пушкина и прочие устарелые несуразности он публично изничтожал, уже находясь в заключении. Что споспешествовало популярности взрывчатых статей.) Что ж, не рискуют только филистеры. Те самые, что безнадежно отстали от времени, а потому обречены либо твердить позавчерашние (всем осточертевшие) прописные истины, либо усваивать уроки продвинутого младого (и потому всегда правого) племени. Важнейший из которых: забудь, что было вчера.
Оказаться забытыми завтра молодые (либо сохранившие юношескую бодрость до седин) иконоборцы не боятся. Смешно, но в какой-то мере они правы. Мы обречены их помнить. Хотя бы для того, чтобы вновь и вновь объяснять «новым» нигилистам и трепетно внимающей им (грезящей о «взрослости») детворе: ничего нового нет ни в утилитаризме (еще персонаж первой сатиры Кантемира знал: Земли в четверти делить без Евклида смыслим, / Сколько копеек в рубле без алгебры счислим), ни в релятивизме, ни в презрении к традиции, ни в соединении аффектированного индивидуализма (только мы узрели свет!) и подчиненности всехним стандартам (мировым тенденциям).
Наставляя потенциальных «реалистов», Писарев в одноименном манифесте рекомендовал им ни в коем случае не читать Ломоносова, Державина, Карамзина и Жуковского (не говоря уж о прочих, вовсе микроскопических — с писаревских вершин глядючи — сочинителях былых времен). Сегодняшние «реалисты» придерживаются той же стратегии. Только они — в отличие от славного предшественника — предлагают не упразднить бессмысленную (уводящую от «дела») историю литературы (филологию) вовсе, а лишь освободить учащихся (как школьников, так и студентов, избравших с какого-то перепугу именно эту специальность) от всякого рода излишеств — подлежащих непременному прочтению текстов. Куда важнее постичь высокое искусство презентации (чего угодно), овладеть техникой письма (имитации движения мысли) и насобачиться отыскивать информацию в электрическом интернете (не думая о том, кто, как и зачем ее туда положил). Такие навыки всюду сгодятся. В медиа-проектах. В рекламном бизнесе. В партийном строительстве. Даже при сооружении диссертации (ученые степени все еще в цене) о каком-нибудь Тредьяковском, Баратынском или Писареве, читать которых для того совсем не обязательно. Это ведь не Деррида с Делезом и Жижеком, отлично исполняющие на нашем театре те роли, которые в писаревские времена играли Бюхнер, Фохт и Молешотт.
P. S. Да, продирался я сквозь все эти «Цветы невинного юмора» и «Промахи незрелой мысли», чтобы решить одну — вполне бесполезную — историко-литературную задачку.
Андрей Немзер
30/03/12