Серия современной русской прозы (когда-то "черная", теперь - "серая") пополнилась еще четырьмя книгами: сборник когда-то подпольных, а ныне шибко "статусных" Митьков с хрестоматийно-анекдотическим названием "Про заек" ("Папуас из Гондураса" и прочие подзабытые радости), том новых (по времени написания, но не по слогу и мысли) рассказов Людмилы Петрушевской "Найди меня, сон", "Путешествия экстраполятора" Александра Кабакова (непременный "Невозвращенец" и несколько свежих рассказов). Всего же отраднее, что "Вагриус" наконец-то выпустил книгу Бориса Екимова. Давшая сборнику название повесть "Пиночет" кажется мне (и тут ваш обозреватель не одинок) одним из самых крупных событий в русской прозе конца века.
"Пиночетом" кличут колхозники своего председателя. "Сюда, на хутор, Корытин приехал с твердым намерением исполнить волю отца (многолетнего председателя, просившего сына взять хозяйство. - А. Н.). Эта воля - предсмертная. Тем более, что слово дал <...> Он и в добрые годы к председательству не стремился. Знал ему цену. А теперь и вовсе: никому ничего не надо, никто ничего не знает, никто ни за что не отвечает. Сегодня - социализм, завтра - капитализм, послезавтра - может, иное... А у него была спокойная работа, положение и даже наперед добрый загад: новая организация появлялась в областном центре, и Корытина туда звали, обещая хорошую квартиру, хорошую зарплату и кое-что сверх того. Все это бросить? Ради чего?.. Тем более, что проехав нынче и поглядев, Корытин совершенно отчетливо понял, что даже отцовский колхоз, который считается крепким, лучшим в районе, даже он расползается как тришкин кафтан. И уже не залатаешь: нечем и не к чему лепить - все прелое, все само собой рвется".
Как "рвется" и как Корытин пытается "латать" и "лепить", видит сестра председателя, после долгих лет приехавшая в родную деревню погостить. И видит она не только лень, пьянство, воровство, стремление молодых сбежать в город, жажду сиюминутного (неминуемо подводящего к беде) "выигрыша" мужиков и баб, но и железную жестокость любимого брата. И - ответную ненависть, которая сконцентрировалась в оскорбительной кличке. Ни к какому "экономическому либерализму" Корытин, конечно, не тяготеет. Он хочет строить жизнь "по-колхозному". Но от того ни ему, ни односельчанам, что поперву с восторгом встретили "крепкого хозяина", ничуть не легче. Приезжая сестра жалеет селян, которых держит в узде хуторской диктатор. Жалеет его семью. Но всех больше жалеет брата. Такого сильного, такого опытного, такого бескорыстного, такого решительного. Вроде бы полностью соответствующего и "народным чаяньям", и "проектам" столичных мудрецов: хозяин, прагматик, человек дела, обходящийся "без идеологии". И при этом - едва ли не всем чужого.
Повесть заканчивается отъездом сестры. Запланированным, но от того не менее грустным. "Потом, в поезде, у вагонного окна, Катерина глядела и глядела на волю. Кончился поселок, дома его, открылась белая степь. Чернели голые деревья вдоль полотна дороги, туманился горизонт белой мглой. И вспомнились слова песенки: "Серый денек... Белый летит снежок... Сердце мое..."
Мама... Мамочка умерла молодой, от сердца. Брат так похож на нее лицом и характером. Весь в маму. Не дай, не дай бог...
Она заплакала, прислонясь к окну, и шептала: "Зачем, зачем ты туда вернулся, братушка..."
Такой вот "Пиночет". И такая же боль в повести "Высшая мера", рассказах "Фетисыч", "Возле стылой воды", "Котенок на крыше", "Продажа". Да и во всех остальных екимовских сочинениях. Почти всегда печальных. Часто - просто страшных. Но - вопреки фактуре своей, а подчас - и прямым авторским суждениям - не ввергающих читателя в безнадежность. Почему? Ведь все рушится. Школы закрываются, старики обречены, работники принуждены ради каких-никаких денег вербоваться в Чечню, бандиты наглеют, чиновники глумятся... И как спастись на разоренной земле? Но - спасаются. Живут, а не только выживают. И Екимов это чувствует. Отсюда - скрытая теплота его грустной прозы. Отсюда - от неизбывного доверия к человеку (сколько бы мерзавцев окрест не крутилось) и веры в гармонию мира - тихая, строгая и завораживающая красота "простой" и "обычной" прозы Екимова. Одно жаль - в вагриусовский сборник вошли далеко не все екимовские рассказы 90-х.
Приросла и серия "Женский почерк". Под ее маркой появилась книга Нины Горлановой "Дом со всеми неудобствами". Кто знаком с угловатой, смешной и грустной, "семейной" прозой пермской писательницы, сполна оценит изящество названия. А кто не знаком, пусть наверстывает упущенное. Читать Горланову можно буквально с любого места. И необязательно подряд.
В той же серии издана книга Марии Голованивской "Противоречие по сути". Вошло в нее несколько рассказов и два, так сказать, романа (каждый - страниц по сто крупного шрифта). Первый - давший книге название - о великой страсти пятидесятилетнего толстого и одышливого ихтиолога к бравирующей своей независимостью "продвинутой" девице, коею герой обучал итальянскому языку. (Наиболее выразительны фрагменты, посвященные нестерпимой боли в горле.) Второй - "Я тебя люблю" - о не менее великой страсти сорока-с-гаком-летней деловой женщины-победительницы к не менее "продвинутому", чем деваха из "Противоречия...", двадцатилетнему сыну подруги героини. (Телесные недуги опущены, а потому особо выразительные страницы сыскать трудно.) Любовь, в общем, не картошка. И от судеб защиты нет. Если кто любит культурные французские романы дамского изготовления (с "накрутом" психологизмов и глянцевым живописанием интерьеров, курортных пейзажей и штанов-рубашек-юбок от разных прославленных фирм), то на его улице праздник. Голованивская идет ноздря в ноздрю с Симоной де Бовуар. Да еще и дух времени отображен: "растаможка", взятки, мордастый чиновник, тянущий лапы к героине, шашлычок с охранниками и прочие новорусские радости.
"Серая" серия и "Женский почерк" адресованы любителю словесности, серия "Русский детектив" - потребителю лоточного ассортимента. Досадно будет, коли роман Веры Белоусовой "Жил на свете рыцарь бедный" попадет только к фанатам жанра. Они, конечно, в накладе не достанутся, ибо детектив сделан весьма добротно: преступление вершится изящно, а расследование движется медленно; элегантно вводятся ложные ходы, деталька подбирается к детальке, читателя за дурака не держат - разгадку в рот не кладут. Но суть книги все-таки не в изящно рассказанной истории. Белоусова вышивает свои узоры по канве "Идиота" и нисколько этого не скрывает: завязка сюжета - спор двух подруг (современных аналогов Аглаи и Настасьи Филипповны) о романе Достоевского, в результате которого "Настасья Филипповна" берется за неделю отбить у "Аглаи" ее жениха; в это же время роман читает следователь, которому вскоре будет поручено дело об убийстве подруги сверхвлиятельного олигарха, той самой "Настасьи Филипповны"; да и фамилия следователя - Мышкин (этот обаятельный, всепонимающий майор действовал и в предыдущей книге Белоусовой "Второй выстрел"). В персонажах легко распознать Ганю и Колю Иволгиных, Рогожина, генерала Епанчина. Все так же - и все не так. Новые времена "выгибают" классические характеры, трансформируют их чувства, по-иному мотивируют поступки. Все не так, а главное - по Достоевскому. И не это ли чувствует разгадавший тайну, обнаруживший ее грязную (куда Достоевскому!) подоплеку, видевший убитую Катю ("Настасью Филипповну") один раз по телевизору и все не способный ее забыть майор Мышкин? "И почему, почему ко мне прицепилось: "Все безмолвный, все печальный..."? Кто - безмолвный? Кто - печальный? Дерюгин, что ли? Вот уж нет! Нормальный мерзавец. Безжалостный и жестокий. Алеша? При чем здесь Алеша? Полная чушь... Так с чего это я? Как безумец... как безумец... как безумец умер он...". А вокруг - промозглая, темная, неуютная зимняя Москва.
27.11.2000