[Главная] [Архив] [Книга] [Письмо послать]
И заместитель наготове
Никакой особенной стати у России нет. Безусловно, в любой стране — от Исландии до Намибии — министром культуры может быть назначен человек, считающий, что «нормальному обществу» не нужны «десять версий еще черт знает какого Лжедмитрия» (разумеется, тамошнего, исландско-намибийского), и в то же время, корящий отечественную классику (натурально, ихнюю, фаррерско-мальдивскую) за то, что она недостаточно подробно живописала грандиозное прошлое означенных островов.
Нет у России загадочной души — воровали, пили, блудили, уповали на общину, боготворили верховную власть, попирали законы точно так же, как все прочие зулусы с каталонцами. То есть воровали и пили все-таки меньше, а покоренным народам благ несли больше, но особенной стати все равно нет. Это все придумал Лейбниц, в восемнадцатом… веку. И еще Петр Первый, повелевший дворянству быть «европейцами» и тем самым стимулировавший бесову прорву будущих «мифов о России».
Европеизированное «подкинутое сословие» страны своей не знало. Вот и выдумывало — кто по злобе, а кто по скудоумию — всякую ерунду. Что славянофилы, что западники. Не про то писали. Про нетипичных — далеких от народа — Печориных, Обломовых и Раскольниковых. То ли дело в Англии, где писали про Форсайтов, которые, как всем известно, там на каждом шагу попадаются. Кого ни возьми, хоть шахтера, хоть пиарщика, хоть шекспира, — Форсайт. Либо — Сомс, либо — Джолион. И никакой тебе особенной стати. Которую придумал Лейбниц. То есть Тютчев. То есть Лев Толстой, талант которого первым отметил Николай Первый. Выходит — а мы, замороченные, и не знали — граф «Детство» поперву в Зимний направил. Получил монаршее одобрение — и тогда уж послал в «Современник».
Оплошал, однако, государь. Не того отметил. Хотя, конечно, извинить императора можно — не знал ведь, что дальше хуже будет: «Война и мир» (из жизни князей и графьев; у Пьера Безухова на наши деньги — чертова туча миллиардов), «Анна Каренина» (опять про ихние амуры и адюльтеры), не говоря уж про «Воскресение», «Хаджи-Мурата» и «Николая Палкина». Да и что ж бедному государю оставалось, если всю дорогу ему подсовывали барские вычуры: то Пушкин «Евгения Онегина» читал, то Гоголь — «Мертвые души». Это русофобка Смирнова-Россет коварно выдумала, что император считал автором поэмы о похождениях далекого от народа, нетипичного и (вот они черные мифы-то!) жуликоватого Чичикова не Гоголя, а графа Соллогуба. Не зря с этой клеветницей приятельствовал Тютчев. Который про особенную стать пагубный стишок сочинил.
Нет, нет и еще раз нет! Мы такие же, как все. Только лучше. Врут, что Великая французская революция произошла в России. Это Великая Октябрьская произошла во Франции. И загадочная душа вовсе не русская, а немецкая. А у нас все в порядке. Было, есть и будет. Одна напасть — мифы. Да привычка «выносить внутренние разборки историков на суд общественного мнения». Что ведет к «запудриванию», то есть «промыванию» мозгов. Выгодному тем, кто «парализует нашу волю», дабы «притеснять Россию экономически и политически». А в остальном — как у всех. Только лучше.
Все животные равны, но некоторые равнее. Перемножив двойки, получаем то, что нам — а не хитромудрым супостатам! — требуется. Когда — пять, когда — минус восемнадцать, а когда и четыре. Слышите: четыре!!! И совершенно не важно, если только что было предложено считать, что трижды три — корень из минус единицы или стеариновая свечка. Сомневаться в этом великолепном результате могут только любители изобретать одиннадцатую версию «черт знает какого Лжедмитрия» и различать в гремучей смеси прагматизма, наигранной истерики и кавээнщины фактические ошибки и перепетые на попсовый лад давно известные мифы. (Интеллектуальные конструкции тож.) Не перевелись еще аспиды, читавшие и Розанова, и Солоневича, и прутковский «Проект о введении единомыслия в России». (И — смешно сказать — Пушкина, Некрасова, Островского, Толстого, Чехова, Булгакова и проч. в «натуральном» виде, а не в специальной транскрипции.) А что одни цитаты с кровью из контекста вырваны, а другие раскавычены и без ссылок оставлены, так это ж норма. Постмодернизм, понимаешь. Всемирный процесс. От Гренландии до Зимбабве. Не отставать же. А то ведь заголосят глумливые недруги, что у русских особенная стать. Что у них министром культуры может быть человек культуры. Стыда не оберемся.
Можно, конечно, предположить, что «мифобор/твор/ческие» опусы Владимира Мединского, схожие интеллектуальным блеском и подворотным слогом с бестселлерами и перформансами Фоменко сотоварищи, Веллера, Задорнова, Соловьева (Владимира, но не того), Леонтьева (тоже не того — Михаила) и прочих властителей нашего развеселого бездумья, к его новой должности не имеют отношения. В принципе — можно. Но живем мы не в «принципе» и не в фантастическом романе, а в России, в 2012-м году. И потому в способность Мединского налаживать работу библиотек и театров, музеев и консерваторий, киностудий и художественных школ верится так же, как в государственную мудрость свежеиспеченного уральского полпреда. И месседж в этих назначениях слышится один.
Основным материалом мне послужила брошюра Мединского «Об “особом пути” и загадочной русской душе», входящая в авторскую серию «Мифы России» (М., «ОЛМА Медиа Групп»). С равным успехом могли быть использованы иные серийные и внесерийные сочинения будущего министра. В том числе исторический боевик «Стена», снабженный сахарно-медовым предисловием Виктора Ерофеева. Было бы логично, если б автор «Мифов о России» назначил автора «Русской красавицы» своим первым заместителем.
Андрей Немзер
23/05/12