[Главная] [Архив] [Книга] [Письмо послать]
Вездесущее «НЛО»
Среди многочисленных «разноцветных» персонажей энциклопедии «Самиздат Ленинграда» (о ней см. «Время новостей» от 6 августа) значится и Крусанов Андрей Васильевич, родившийся в Ленинграде в 1958 году, закончивший в 1981 Технологический институт, с 1981 года занимающийся историей вообще и историей русского литературно-художественного авангарда в частности. Исследование «Русский авангард. 19071932. Исторический обзор» Крусанов завершил на излете самиздатской эпохи в 1990-м году. Прошло всего шесть лет и был напечатан первый том, посвященный «боевому десятилетию». О том, что случилось с авангардом в еще более боевые годы 19171921 рассказывает том второй, состоящий из двух увесистых книг, зовущийся «Футуристическая революция» и открывающийся эпиграфом из Маяковского Да здравствует политическая жизнь России и да здравствует свободное от политики искусство!
Оценивать концептуальную значимость капитальной монографии имеет право только исследователь, пропахавший тот же огромный материал, что использован Крусановым. У честного профана голова от одного оглавления кругом идет. А если в примечания заглянет (на две книги свыше 250 страниц большого формата; и все мелким шрифтом), то уж вовсе пиши пропало. Охвачено все: отношения с властью и политические игры, поэзия и театр, разрушение памятников и уличные действа, живопись и музыка, ничевоки, биокосмисты, беспредметники и прочие фуисты. География от двух столиц (первая книга) до самых до окраин, от Архангельска до Тифлиса, от Витебска до Владивостока. Потому что левое искусство гуляло повсюду шумя митингами, пугая обывателей, круша старье, громоздя новье и оставляя свои следы в газетах, журналах, стенограммах, мемуарах и прочих источниках, сверхщедро цитируемых Крусановым. Жизнь кипела вовсю, вплоть до того, как пробил неизбежный час «великолепного одиночества» так называется последняя глава второго тома, предваренная словами Николая Пунина: Нас гнали и будут гнать не потому, что мы антибуржуазны, или, напротив, буржуазны, а потому, что мы обладаем даром творчества, и никакая посредственность, будь она архи-коммунистична, нас терпеть не может. О том, как авангард доживал свое при год от года крепчавшей большевистской власти, будет рассказано в третьем томе. Вероятно, «НЛО» и его издаст.
От истории искусства (впрочем, очень тесно сплетенного с большой политикой) перейдем к просто истории. Что в духе нынешней гуманитарной моды. Лазарь Флейшман, профессор Стэнфордского университета, автор классических работ о Пастернаке (одна из них «Борис Пастернак в двадцатые годы» к счастью, наконец-то в этом году опубликована в России) написал книгу об одном из самых успешных и отвратительных дел нашего славного ЧК «В тисках провокации. Операция «Трест» и русская зарубежная печать».
Печать, как и следовало ожидать, не только пребыла в тисках провокации (кто же их в ту пору избежал?), но и всячески ей способствовала. Без информационного гвалта (наращивающего обороты по собственным законам) невозможно было на протяжении нескольких лет поддерживать созданный чекистами фантом мощную антисоветскую организацию, якобы контролирующую чуть не всю Россию, чутко улавливающую истинные настроения масс и готовую со дня на день аккуратно устранить большевиков и взять власть. О том, что могучий контрреволюционный центр плод лубянской провокации, задумывались многие вожди эмиграции. Задумывались и продолжали контакты с чекистскими эмиссарами, которые умело сеяли раздор в белом стане, стравливали лидеров, содействовали расцвету «прелюбодейства мысли» словом, ковали победу мировой революции.
Операция «Трест» с предательств и провокаций начиналась, ими держалась, ими же, когда вообще-то шарманку можно было и свертывать, кончилась один из ключевых участников чекистской игры Александр Оперпут перебежал на Запад. Дабы сперва политические игроки, а потом и историки ломали голову над неразрешимой проблемой а не является ли этот побег и разоблачение чекистской затеи еще одним ходом всемогущей Лубянки? Оно, конечно, занимательно. Как и вопрос о том, в какой именно момент оборотень Оперпут действовал «по убеждениям», в какой спасал шкуру, а в какой просто забавлялся, претворяя жизнь в рискованную игру? Как и все строго документированное исследование (обильно используются архивные материалы, из и меж газетных строк извлечен максимум информации). Читается как качественный детектив. А слог уж явно лучше, чем у лоточной беллетристики и множащихся паранаучных опусов о «тайнах ЧК». Одна беда кровью пахнет. Сломанными судьбами. Низостью. Как любая самая что ни на есть забубенная и артистичная провокация.
Посвящена книга А. Д. и М. В. Синявским.
Но не все же о прошлом да о политике. Наше «обозрение» как-никак, во-первых, «новое», а во-вторых «литературное». Подтверждением чему должна служить давно обещанная и наконец открывшаяся серия Soft Wawe, «авторы которой могут радикально отличаться по стилю, эстетике и мировоззрению. Главное, что их объединяет отказ от провокативных стратегий и упрощения языка, от стилистических и сюжетных шаблонов так называемого «интеллектуального мейнстрима». Вместо отжившей идеи литературы как навязчивого нарушения общественных табу Soft Wave предлагает идею литературы как нового понимания человека и его отношений личных и живых с миром и языком». Это издательская аннотация. Моя хата с краю за что купил, за то и продал. А мягко ли качаться на этих волнах, судите сами.
Об этом человеке еще чуть-чуть. Поздней осенью 89-го, когда вы познакомились, он мог отличить по шрифту «Правду» от «Известий» без заголовков, с весьма неблизкого расстояния, при том, что плохо видел. Первое, что ты тогда заметила, он относился к людям как бы поверх отношения к их действиям, особенность редкая среди восемнадцатилетних, и ты немедленно пожелала это свойство у него перенять разумеется, в женском варианте. Примерно через пару месяцев тебе захотелось также обогнать его по рейтингу и сочинить стихи, достойные тех, что он писал для своих песен, в тот период преимущественно политических и блатных; но все это, по выражению, характерному для поэта и прозаика Гандлевского, дело прошлое. Сочинение зовется «Биограмма танца перед Ректантерой Флооранс», книга «Очень спокойный рассказ», автор Ольга Зондберг.
Если еще не укачало, предлагаю прочесть следующий фрагмент. Работы одного из «наиболее известных поэтов молодого поколения» Станислава Львовского, изрекшего ныне с помощью «НЛО» свое «Слово о цветах и птицах».
Любой вышедший из-под пера мужчины Текст, содержащий то или иное количество отсылок к Другому, чьим автором является женщина, неизбежно может быть сочтен сексистским вне зависимости от чьих-либо обстоятельств и желаний в силу особенностей языка либо из-за проходящей через мужское тело пишущего плоскости аналитического дискурса. Таким образом автор (во избежание всей полноты ответственности отчуждаемый мною в третье лицо) не столько пытается оправдаться, сколько констатирует одну из тех непреодолимых очевидностей [evidence], которым плевать на common sence и на угрозы возбудить судебное разбирательство по поводу sexual harrasment. Текст называется «Чашка пустая и чашка полная в лингвистической реализации субъекта». Обложку не воспроизводим, потому как в Soft Wave они типовые. Только у Зондберг буквы синие, а у Львовского красные.
12/08/03
[Главная] [Архив] [Книга] [Письмо послать]