Сборник воспоминаний "Евреи в России. XIX век" (М., "Новое литературное обозрение"; издание подготовил Виктор Кельнер) рассказывает о мире, которого давно нет. Сегодняшний просвещенный читатель твердо знает, что разные культуры живут по несхожим законам, что нельзя мерить их одним аршином, что обобщенные представления о "цивилизации" и "дикости" мешают адекватно понять любой отдельный - отделенный от нас временем и пространством - самодостаточный мир. Тезисы эти не только стали краеугольными камнями гуманитарного знания, но и вошли в лексикон прописных истин. И все же, читая мемуары Абрама Паперны ("Из Николаевской эпохи") и Аркадия Ковнера ("Записки еврея"), забываешь о навыках культурологического историзма. Хотя середина XIX столетия (конец николаевского царствования и эпоха "великих реформ") - это не античность или Средневековье, а западные губернии Российской империи (ныне Литва и Белоруссия) - не тропическая Африка. Все рядом. И все слишком странно, причудливо, противоречиво.

Захолустный Копыль (Слуцкий уезд Минской губернии) - средоточие бедности, печали, однообразия. Кажется, жизнь остановилась навсегда. Люди лишены какой-либо активности. Смиренное ожидание очередных бед (рекрутчина, запрещение носить традиционную одежду, налоги, ревизии) и привычные способы уйти от напасти ("на этот раз все обошлось деньгами"). Писатель, педагог, публицист, Абрам Паперна, рассказывая о Копыле, не жалеет темных красок. Но в первых же строках своего мемуара пишет о "милом родном городке". Противоречие это не объяснишь поэтиизацией детства. Да, у Паперны детство было по-своему счастливым. Но другой мемуарист - Аркадий Ковнер - так и не смог изжить боль детской ущемленности, кошмар отчего дома. Меж тем любование традиционным еврейским миром ощутимо и в его записках. А ведь ворошат прошлое "бунтари", "просветители", "европеисты", рвавшиеся и вырвавшиеся из омертвевшего (для них!) уклада, почти тождественного в заштатном Копыле и "литовском Иерусалиме" - Вильне, где вырос Ковнер. Мемуаристы избрали (не могли не избрать) свой путь, но - частью вопреки собственным воззрениям - оставленный "ад" постоянно оборачивается "потерянным раем".

"Когда я научился еврейской грамоте - не помню; знаю только, что четырех лет я уже сидел над Библиею, а в шесть меня уже мучили изучением Талмуда. Учение вообще начиналось с бестолкового повторения за учителем первых стихов Пятикнижия Моисея ("Бытие"), которые, слово за словом, вдалбливались в память детей безо всякого осмысленного их понимания <...> Казалось бы, от такого бестолкового преподавания ничего путного не может выйти. Между тем в громаднейшем большинстве случаев мальчики быстро усваивали тонкости конструкции труднейшего библейского языка (чужого для разговаривающих в быту на идиш детей. - А. Н.), и не проходило пяти-шести месяцев, как они сами уже свободно читали пройденное, понимая, как следует, глубокий смысл первых глав книги Бытия и восторгаясь поэтическими легендами <...> Наши педагоги считали бы безумием, если бы кто-либо посоветовал им преподавать мальчикам пяти-шести лет греческий язык прямо с чтения, положим, Платонова "Федона", без всякого предварительного ознакомления с основными правилами греческой грамматики. Между тем результатом бестолкового преподавания древнееврейского языка, не в пример труднейшего, чем греческий, было то, что я <...> я, будучи семилетним мальчиком, сочинял уже на древнееврейском языке большую поэму в стихах...". Это Ковнер, но и у Паперны есть схожие страницы.

На древнееврейском читают все. Не считается чудом знание Торы "на иглу" (протыкается некая буква на странице - испытуемый должен назвать те, на других страницах находящиеся, буквы, слова, стихи, сквозь которые проходит игла). Все, толкуя Талмуд, изощряются в диалектике, что и не снилась нашим мудрецам. Всякий гость считает должным проэкзаменовать мальчика в Священном писании. Лучший жених не богач, красавец, умелец или человек из почтенной семьи, но тот, кто преуспел в мудрости. Невероятная интелллектуальная тонкость растет из зубрежки, слепого почитания авторитетов, гнетущего традиционализма. Кажется, нельзя представить себе более закрытого общества (бытовая регламентированность священна; браки только по расчету; авторитет старших непререкаем; общинный уклад покрепче, чем в русской деревне; недоверие к "гоям" - норма). Но именно эта среда, как показала история, дышит готовностью к "модернизации", усвоению и "присвоению" всех новых культурных и общественных тенденций.

В 1860-70-х годах еврейский мир России существенно меняется. Сколь сложно шел этот процесс, можно узнать из воспоминаний крупного юриста и публициста Генриха Слиозберга "Дела минувших дней". И в полтавской своей части (детство и отрочество), и в части петербургской мемуары эти весьма содержательны. Но того изумления, что испытываешь при чтении Паперны и Ковнера, уже нет. Евреи как евреи. Проблемы как проблемы. Ассимиляция, антисемитизм, политика, концессии, просвещение, журналистика. Еврейская Атлантида западных губерний еще существует, но не так уж и занимает тех, кто избрал себе стезю русской интеллигенции.

Мемуары Слиозберга пишутся в эмиграции - оказался он там после большевистского переворота. Чего стоил он российскому еврейству - история отдельная. Надо надеяться, что серия "Россия в мемуарах" не оставит без внимания и этот сюжет.

Другие новинки от "НЛО"

Фрэнсис А. Йейтс. Джордано Бруно и герметическая традиция. Перевод Г. Дашевского. В книге английского историка (1964) блестяще показано, сколь важную роль в культуре Возрождения играли различные магические традиции. Джордано Бруно был не рационалистом, а магом и мистиком. Что и привело его на костер.

Евгений Шкловский. Та страна. Сборник изящных, умных и, как правило, грустных рассказов о сегодняшней жизни. Автор известен как вдумчивый и корректный литературный критик.

Лев Рубинштейн. Домашнее музицирование. Наиболее полное собрание текстов ("как бы стихи" и "как бы эссе") одного из самых "продвинутых" и "модных" литераторов последнего десятилетия.

Классик без ретуши. Литературный мир о творчестве Владимира Набокова. Под общей редакцией Н. Г. Мельникова. Представительное собрание отзывов о сочинениях Набокова (от первых поэтических сборников до "Смотри на арлекинов!"). Рецензии, эссе, некрологи, фрагменты дневников и писем.

27.04.2000