[Главная] [Архив] [Книга] [Письмо послать]
А мерный слог и от унынья вылечит
Появился русский перевод поэмы св. Григория Богослова
Святой Григорий Назианзин (так он зовется по малоазийскому городу, близ которого родился) или Богослов (так повелел именовать его IV Вселенский собор) — один из столпов христианской церкви, чтимый как на Востоке, так и на Западе. Жил он в IV веке нашей эры, прославился как глубокий толкователь и ревностный защитник учения о св. Троице, занимал патриарший престол в Константинополе, но принужден был его оставить. Получив превосходное классическое образование (современники дивились его учености и риторическому мастерству), он постоянно сочинял стихи, органически сопряженные с его прозаическими размышлениями и поучениями. Поэтическое наследия св. Григория сохранилось далеко не полностью, однако и дошло до нас совсем не мало — около пятисот стихотворных сочинений. На закате дней, удалившись на покой, он решился поведать о многочисленных испытаниях, что выпали на его долю, и связанных с ними глубоко личных (подчас — болезненных) переживаниях. Ныне эта поэма, написанная по-гречески, но носящая латинское название «De vita sua» («О своей жизни»), пришла к русскому читателю. Беседы и письма св. Григория были прекрасно знакомы уже книжным людям Московской Руси (существуют и их научные переводы), но со стихами дело обстояло иначе. Правда, одно из творений Назианзина вдохновило Ивана Козлова (замечательного поэта, автора гениальных русских версий «Вечернего звона» и «На погребение <...> Джона Мура»), но его по-своему пленительная элегия, конечно, куда больше говорит о человеке романтической эпохи, чем о великом святом. Тем отраднее появление перевода автобиографической поэмы, осуществленного иереем Андреем Зуевским и изданного «Греко-Латинским Кабинетом Ю. А. Шичалина» в подобающем такому труду строгом и изящном оформлении. (Иллюстрациями служат фрагменты росписи пещерных храмов Капподокии.)
Едва ли здесь нужно рассказывать о жизни святого, то есть поневоле превращать полнозвучные и энергичные стихи в конспективную прозу. Лучше привести несколько цитат, по которым видно, сколь разнообразны и «фактура» поэмы св. Григория, и ее интонации. Вот строки зачина, где резко и неожиданно вспыхивает покаянный мотив: Все тленно. Даже самое прекрасное / Иль все уйдет, иль мало что останется. / И там, где смыло землю ливнем яростным, / Предстанут взору только камни голые. / Излишне будет если речь о тех пойдет, / Кого среди достойных сроду не было, / Кто, словно скот, на четвереньках ползает, / Но, как ни скорбно, тот овраг изглоданный — / Мы сами, наше падшее сообщество, / Мы, на престоле не к добру воссевшие.
Вот морская буря (отнюдь не аллегорическая): И вот, минуя берег Кипра, наш корабль / Был ввергнут в буйство волн: все стало — ночь одна, / Земля, вода и небо почерневшее. / Удары грома вспышкам молний вторили, / Ревели снасти от напора шквального, / Кормило вырвало из рук, и ветер злой / Нас по бурлящим водам гнал безудержно, / Растут, как стены, волны, мачта рушится, / И жалобные крики тут и там слышны — / Все ко Христу взывали, даже те из нас, / Кто прежде в Боге не искал спасения.
Вот зарисовка той местности, куда св. Григорий был отправлен на епископское служение: Разъезд есть отдаленный в Каппадокии, / Там главная дорога на три делится; / Унылое и тесное селение, / Где нет воды и не растет ни деревца, / Там только пыль, повозок громыхание, / Рыданья, стоны, цепи и надсмотрщики, / Народ же — все бродяги с чужеземцами.
И невозможно обойтись без просветленно-торжественного (и в то же время — горького) финала: На этом все. Взгляните, вот я — труп живой! / Побитый, но (не чудо ли?) увенчанный! / Взамен престолов с их пустой надменностью / Стяжавший Бога и друзей божественных <…> К такому вот итогу Бог привел меня, / Жизнь уделив, превратностями полную. / Так завершится ли, скажи мне, Господи, / Мой путь в чертоге несказанной Троицы, / Чья даже тень неясная и слабая, / Меня приводит ныне в восхищение?
Андрей Немзер
22/06/11