Говорит
Москва

МЕРОПРИЯТИЯ КОММУНИСТИЧЕСКОЙ ПАРТИИ
И СОВЕТСКОГО ПРАВИТЕЛЬСТВА
В ОБЛАСТИ ЛИТЕРАТУРЫ

Под этим названием подразумевается обширный комплекс действий и мер поощрительного либо карательного характера, цель которых – формирование советской литературы и манипуляция литераторами, однако, не всегда проводимых последовательно и до конца (причиной чему смена обстановки, как внутри страны, так и за ее пределами).

Логично разделить все действия и меры, осуществленные в этой области, на несколько категорий:

1) по степени обязательности исполнения

а. директивные (различного рода постановления, инструктивные письма и т. п., как гласные, так и секретные),

б. рекомендательные (резолюции по вопросам литературы партийных съездов, а также резолюции писательских съездов, конференций и проч.)

2) по адресации

а. целые группы (постановления, резолюции)

б. конкретные лица (постановления, резолюции, встречи партийных деятелей с деятелями литературы в неофициальной обстановке, личная переписка)

3) по характеру воздействия

а. имеющие идеологический характер (сформулированные в резолюциях, постановлениях и т. п. запреты и призывы)

б. направленные на бытовую сферу (выделение жилплощади, дифференцированная гонорарная шкала, переиздания, почетные звания и награды и т. д.).

В каждом конкретном случае эти действия и меры сочетались особым образом, поощряя одних и наказывая либо предупреждая других, вследствие чего писательское сообщество неуклонно расслаивалось.

Мероприятия директивные и рекомендательные.

«Декрет о печати».

Первым и по-своему эталонным следует считать появившийся всего через несколько дней после революционных событий октября 1917 года «Декрет о печати» («Правда» № 171, 10 ноября 1917 г.), где, после ссылок на исключительность и сложность момента, была охарактеризована опасность, которую таит в себе печатное слово для государства (эпитет «буржуазная», применительно к прессе, не мог ввести в заблуждение): «Всякий знает, что буржуазная пресса есть одно из могущественнейших оружий буржуазии. Особенно в критический момент, когда новая власть, власть рабочих и крестьян, только упрочивается, невозможно было целиком оставить это оружие в руках врага, в то время, как оно не менее опасно в такие минуты, чем бомбы и пулеметы». Здесь же дано обещание, так и не исполненное советской властью: «Как только новый порядок упрочится, всякие административные воздействия на печать будут прекращены, для нее будет установлена полная свобода в пределах ответственности перед судом, согласно самому широкому и прогрессивному в этом отношении закону».

Декрет о государственном издательстве
от 11 января 1918 г.

Несмотря на заверения о том, что предпринимаемые меры – есть меры временные, новая власть вскоре взяла курс на абсолютную централизацию книжного производства и создание предпосылок для государственной монополии в этой области. В декрете о государственном издательстве не только констатировалась необходимость срочного перехода к широкой издательской деятельности, выпуска дешевой печатной продукции, доступной массам, – сочинений русских классиков, причем, предполагались издания двух типов: полное, научное, и сокращенное, в одном томе (и те, и другие с обязательными предисловиями и комментариями ведущих специалистов), но и указывались методы работы, впоследствии активно применявшиеся на практике: «Сочинения… срок авторского права которых истек, должны быть переизданы...

Сочинения всех авторов, переходящие таким образом из области частной собственности в область общественности, могут быть для каждого писателя особым постановлением Государственной комиссии по просвещению объявлены государственной монополией, сроком, однако, не дольше как на пять лет.

Комиссия обязана воспользоваться этим правом по отношению к корифеям литературы, творения которых перейдут согласно настоящему закону в собственность народа». В продажу такие издания должны были поступать по себестоимости, а распространяться или по льготной цене, или бесплатно, для чего следовало использовать библиотеки, «обслуживающие трудовую демократию».

Декрет «О Революционном Трибунале Печати»
от 28 января 1918 г.

Положения данного декрета не только давали простор для действенных цензурных мер в отношении увидевшей свет печатной продукции, но и предлагали возможность применять к виновным различной тяжести наказания (среди них денежный штраф, приостановка издания, временная или окончательная, либо изъятие его из обращения, конфискация типографии и имущества издания в общенародную собственность, лишение свободы, лишение всех или некоторых политических прав). Однако формулировка, что же есть преступление, которое может рассматриваться в Революционном Трибунале Печати, нарочито расплывчата: «К преступлениям и проступкам путем использования печати относятся всякие сообщения ложных или извращенных сведений о явлениях общественной жизни, поскольку они являются посягательством на права и интересы революционного народа, а также нарушения узаконений о печати, изданных Советской властью». При желании подобную формулировку можно применить к любому печатному тексту, например, к художественному произведению, созданному в жанре фантастики или сатиры.

Конституция Российской Социалистической Федеративной Советской Республики 1918 г.

Особый раздел «О свободе печати» в первой советской конституции закреплял приоритет в издательской области законодательно: «В целях обеспечения за трудящимися действительной свободы выражения своих мнений Российская Социалистическая Федеративная Советская Республика уничтожает зависимость печати от капитала и предоставляет в руки рабочего класса и крестьянской бедноты все технические и материальные средства к изданию газет, брошюр, книг и всяких других произведений печати и обеспечивает их свободное распространение по всей стране».

Декрет Совета Народных Комиссаров
«Об установлении в учреждениях почтово-телеграфного ведомства продажи произведений советской печати»
от 21 ноября 1918 г.

Среди мер, способствующих образованию единой системы производства, транспортировки и распространения печатной продукции, советским правительством была предложена остроумная и в условиях, когда прежняя книготорговая система распалась, оптимальная мера: использовать почтово-телеграфное ведомство, контролируемое новой властью и действующее вполне эффективно, для продажи советской и коммунистической периодической и непериодической печати, в том числе, газет, книг, брошюр. Предлагалось даже установить особые правила пересылки и продажи этих изданий, не зависящие от имевшихся почтовых правил. Тем не менее, по многим причинам положения декрета на практике осуществлялись из рук вон плохо, и к этому вопросу неоднократно возвращались в других декретах и постановлениях.

Положение «О государственном издательстве»
от 21 мая 1919 г.

Очередным шагом к централизации стало положение «О государственном издательстве», на основании которого для создания общегосударственного «аппарата печатного слова» должны быть объединены в единое государственное издательство « издательства Всероссийского Центрального Исполнительного Комитета, «Коммунист», издательство Комиссариата просвещения, Петроградского и Московского Советов депутатов, а равно всех кооперативных организаций». Издательская деятельность подчинялась Государственному издательству, каковое могло либо осуществлять ее самостоятельно, либо контролировать, как деятельность эта осуществляется перечисленными учреждениями, находившимися в его ведении. Права регулирования издательской деятельности и контроля над ней закреплялись за Государственным издательством законодательно. Образованная там Центральная Редакционная коллегия, как разрабатывает, так и утверждает все издательские планы и сметы, коллегия организует и центральный отдел по распространению литературы.

В условиях тотального бумажного дефицита, простоя типографий из-за отсутствия заказов и расходных материалов, Центральному издательскому отделу государственного издательства дано абсолютное право определять план заготовки и выработки бумаги, а также распределять бумагу и заказы по типографиям. Таким образом, появлялись дополнительные рычаги для воздействия на независимые издательства, которые ставились перед выбором – либо выполнять требования Государственного издательства, либо бездействовать и, в конце концов, разориться. Вопрос о выделении бумаги на то или иное издание рассматривался отдельно, и отказать могли под самыми разными предлогами.

Письмо ЦК РКП «О Пролеткультах» («Правда» № 270, 1 декабря 1920 г.).

Правящая партия не только при любом удобном случае, явно или завуалировано, утверждала приоритет во всех областях, в том числе, и в области культурного строительства, она также подчиняла, либо вовсе устраняла нежелательных соперников.

Литературно-художественная и культурно-просветительская организация, ставившая перед собой задачу создать особую пролетарскую культуру, Пролеткульт, возникла незадолго до Октябрьской революции, и как в теории, так и в практике стремилась к абсолютной независимости. Кроме того, эта поистине массовая организация объединяла немало людей талантливых, влюбленных в искусство и преисполненных энтузиазма. Именно по этой причине автономия Пролеткульта представляла очевидную опасность.

В письме ЦК РКП, наряду с дежурной похвалой, указывались, по мнению партии, серьезные недочеты, мешающие работе Пролеткультов, в частности, то, что в нынешних условиях независимость этой организации есть независимость ее от Советской власти. Кроме того, в организацию проникли социально чуждые элементы, которые взяли управление в свои руки: « Футуристы, декаденты, сторонники враждебной марксизму идеа листической философии и, наконец, просто неудачники, выходцы из рядов буржуазной публицистики и философии стали кое-где заправлять всеми делами в пролеткультах», навязывая собственные эстетические и философские взгляды, несущие пролетариату немалый вред.

Чтобы изменить положение, ЦК партии и по его директиве коммунистическая фракция незадолго то этого прошедшего Всероссийского съезда пролеткультов приняли резолюцию, предписывавшую, что «творческая работа пролеткульта должна являться одной из составных частей работы Наркомпроса», соответственно, центральный орган пролеткульта должен войти в Наркомпрос на положении подчиненного ему отдела, а местные органы пролеткульта входят как подотделы в отделы народного образования. Утверждалось также, что какие-либо разговоры об утеснении чужих прав ошибочны, наоборот, постановление принято, дабы создать «более здоровую, нормальную обстановку» для рабочего творчества.

Постановление политбюро ЦК РКП (б) о границах политической цензуры от 13 февраля 1922 г.

Документы, подобные письму «О пролеткультах», в принципе, несли цензурную функцию, хотя область действия самой цензуры декларативно ограничивалась. В специально принятом постановлении политотделу Госиздата было указано на допущенные им ошибки и подчеркнуто, что политотделу необходимо «воздерживаться от вмешательства цензуры в вопросы, непосредственно не направленные против основ политики Советской власти (вопросы культуры, театра, поэзии и проч.)».

Но специального цензурного вмешательства в подавляющем большинстве случаев и не требовалось. Например, «Постановление политбюро ЦК РКП (б) об отклонении ходатайства литераторов о издании беспартийной газеты» от 18 ноября 1921 г., отказывало в таком издании без каких-либо объяснений или истолкований причины отказа.

Постановление политбюро ЦК РКП (б) «О молодых писателях и художниках» от 6 июля 1922 г. и Постановление политбюро ЦК РКП (б) о поддержке молодых поэтов и писателей от 20 июля 1922 г. Если Пролеткульт являлся отнюдь не новой организацией со сложившимися традициями и особым составом, в постановлении именуемым «рабочей интеллигенцией», однако, «интеллигенцией» в действительности не считавшимся (невысокий культурный уровень членов организации был очевиден, впрочем, большинство из них и приходило, чтобы учиться и постигать основы литературного мастерства), то, тем более, требовалась группа проверенных, идейно устойчивых и талантливых молодых литераторов, прямая связь бы которых с государством и партией отсутствовала (или, как оказалось на деле, была бы тщательно замаскирована). Эта идея полно и обоснованно разработана в «Записке Л. Д. Троцкого в Политбюро ЦК РКП (б) о молодых писателях и художниках» от 30 июня 1922 г. Автор записки, кроме прочего, предлагал возможные формы контроля и поощрения. На каждого поэта (термин следует понимать расширительно) необходимо завести особое досье, содержащее биографические сведения и сведения о литературных и политических связях. Такие досье, по мысли Л. Д. Троцкого, помогут «ориентировать цензуру при пропуске надлежащих произведений», а, равно, и партийных литературных критиков при оценке этих произведений, на основании указанных в досье данных тех или иных художников и литераторов и стоит поддерживать материально. Идея была подхвачена в «Записке И. В. Сталина в политбюро ЦК РКП (б) по поводу предложений Л. Д. Троцкого о молодых писателях и художниках» от 3 июля 1922 г. При этом И. В. Сталин предлагал «сплотить» (тонко подобранное слово, в отличие от грубого с оттенком насилия «объединить») «советски настроенных поэтов в одно ядро», поддерживая их. Целесообразной формой сплочения, по мнению автора записки, является самостоятельное общество. Особо подчеркнуто: «Пытаться пристегнуть молодых писателей к цензурному комитету или какому-нибудь «казенному» учреждению, значит оттолкнуть молодых поэтов от себя и расстроить дело».

Вопрос о творческой молодежи оказался настолько важным, что инициировал сразу два специальных документа. В постановлении политбюро ЦК РКП (б) «О молодых писателях и художниках» от 6 июля 1922 г., где высоко оценивалось предложение Л. Д. Троцкого, присутствует многозначительная поправка – заменить использованное автором слово «цензура» словом «Госиздат» (на основании чего нетрудно и оценить методы, применяемые властями, и понять назначение Госиздата). Постановление политбюро ЦК РКП (б) о поддержке молодых поэтов и писателей от 20 июля 1922 г., то есть, принятое всего через две недели, предлагало идти к созданию общества через образование издательства. Что касается материальной поддержки, предлагалось: «Признать основной формой субсидии субсидию издательству для повышенного гонорара и для удешевления издания; признать необходимым предоставление издательству (обществу) дома, в котором мог бы быть устроен клуб, общежитие с обстановкой человек на 40 и при котором смог бы организоваться фонд помощи писателям». Уже в августе 1922 г. на этом основании организовано издательство артели русских советских писателей «Круг», сыгравшее огромную роль и в развитии советской литературы в целом, и в расколе советских литераторов в частности.

Несколько важных направлений для дальнейшей работы намечено в последовавших за этим партийных документах. Так, в Постановлении ЦК РКП (б) от 6 февраля 1924 г. среди очередных главнейших задач в области печати назывались удешевление книг и газет и «улучшение аппарата распространения» их (упоминание, наряду с контрагентствами и Центросоюзом, Наркомпочтеля свидетельствует о том, что действия данного ведомства по распространению печатной продукции оказались малоэффективными, несмотря на принятые ранее резолюции). Другой пункт направлен на усиление партийного руководства в издательствах и, опять-таки, полную централизацию: «Пересмотреть и усилить редакционно-издательский состав крупнейших партийных и советских издательств. Закончить не позже 1 января точный учет работников печати». Перед Госиздатом также ставились задачи по созданию книг для массового читателя и советской детской литературы. Руководство критико-библиографической работой следовало усилить квалифицированными партийными кадрами, а в газетах – в обязательном порядке – ввести постоянные библиографические отделы, «дающие… систематическое руководство в выборе книг, исходя из того, какой круг читателей обслуживает газета (издание)».

Показательно, что те же вопросы будут затронуты и в Постановлении ЦК РКП (б) «Об усилении партийного руководства печатью и работой издательств» от 22 февраля 1924 г., и в резолюциях XIII съезда РКП (б), проходившего с 23 по 31 мая 1924 г., там, где речь шла о вопросах печати (вопросы эти, так или иначе, рассматривались практически на каждом партийном съезде). Кроме привычного уже упоминания Наркомпочтеля, чью работу следовало, как всегда, улучшить, вновь упоминалось о партийном руководстве критикой и библиографией. Также было отмечено: «Основная работа партии в области художественной литературы должна ориентироваться на творчество рабочих и крестьян, становящихся рабочими и крестьянскими писателями в процессе культурного подъема широких народных масс Советского Союза. Рабкоры и селькоры должны рассматриваться, как резервы, откуда будут выдвигаться новые рабочие и крестьянские писатели.

Выдвижение и материальная помощь пролетарским и крестьянским писателям, пришедшим в нашу литературу частью от станка и сохи, частью из той интеллигентской прослойки, которая в октябрьские дни и в эпоху военного коммунизма вступила в ряды РКП и комсомола, должны быть всемерно усилены.

Особое внимание необходимо уделить писателям и поэтам из среды комсомола, активно действующим в гуще рабочей молодежи».

Для руководства столь неоднородными литературными силами (упоминались и попутчики) предлагалось наладить «выдержанную партийную критику». Стоит напомнить, что в Постановлении политбюро ЦК РКП (б) о журнале «Литература и критика» от 2 октября 1924 г. организация подобного специализированного издания признана нецелесообразным.

Положение критики не как самостоятельного литературного жанра, а как особого орудия, используя которое формируют читательский интерес и ведут борьбу с изданиями нежелательными, закреплено в Постановлении секретариата ЦК РКП (б) о критике и библиографии от 13 марта 1925 г. Авторы постановления не скрывали, что библиографические обзоры (по природе своей описательные, а отнюдь не оценочные) должны превратиться в списки рекомендуемой литературы. Умалчивание, равно, и публичный разнос могли стать действенными цензурными средствами, покуда централизация издательской деятельности не завершена и существует некоторое количество частных и кооперативных издательств.

Эти постановления и определили положение советской критики в будущем, с них началась селекция особого типа критика, одновременно – и целиком зависящего от властей предержащих, выступающего в качестве рупора власти, и занимающего в литературе командные высоты, полностью уверенного в своей безнаказанности, а, значит, ничем не сдерживаемого.

Постановление Политбюро ЦК РКП (б) «О политике партии в области художественной литературы» от 18 июня 1925 г.

Свое положение «над схваткой» в качестве третейского судьи, при том, что схватка не просто неизбежна, а как бы декретируется, правящая партия определила в постановлении от 18 июня 1925 г. Здесь было ясно заявлено: «… как не прекращается у нас классовая борьба вообще, так точно она не прекращается и на литературном фронте. В классовом обществе нет и не может быть нейтрального искусства…».

Далее, по видимости, подчеркивался нейтралитет – крестьянские писатели пользуются безусловной партийной поддержкой, к попутчикам отношение тактичное и бережное, росту пролетарских писателей следует помогать, видя в них «будущих идейных руководителей советской литературы».

Однако, «поддерживая материально и морально пролетарскую и пролетарско-крестьянскую литературу, помогая «попутчикам» и т. д., партия не может предоставить монополии какой-либо из групп, даже самой пролетарской по своему идейному содержанию: это значило бы загубить пролетарскую литературу прежде всего». Иначе говоря, последнее слово партия навсегда оставляет за собой.

Постановление политбюро ЦК ВКП (б) «О писательских организациях» от 5 мая 1927 г. Продолжая работу по объединению и, в конечном счете, унификации литераторов, правящая партия в постановлении «О писательских организациях» сформулировала ряд принципиальных тезисов: в пункте о правовом положении писателей указано, что следует «установить необходимость приравнения в отдельных случаях литературного труда к труду рабочих и служащих» (таким образом, указывалось место советского писателя в процессе социалистического производства, причем оговорка «в отдельных случаях» давала возможность для любых манипуляций, как поощрительного, так и карательного характера, и в очередной раз расслаивало писательскую массу). В постановлении поднимались вопросы об авторском праве, трудовых договорах писателей с издательствами, было признано целесообразным организовать федерацию писателей, которую впоследствии можно сделать всесоюзной. Федерация должна иметь собственное издательство (на эту роль выдвигалось издательство «Круг», но после решительной его реорганизации).

В ряде последовавших затем постановлений затрагивались вопросы, уже поднимавшиеся в партийных и государственных документах. Это – партийное руководство печатью и развитие критико-библиографических отделов в журналах и газетах, которые прямо предложено превратить «в орудие борьбы против идеологически чуждой литературы» ( Постановление ЦК ВКП (б) «Об улучшении партруководства печатью» от 3 октября 1927 г.), вопрос издания детской и юношеской литературы, в связи с чем, кроме коммунистического воспитания, упомянуто об ослаблении позиций частных издателей на книжном рынке и обязательном удешевлении печатной продукции для детей, в частности, массовой книги (Постановление ЦК ВКП (б) «О мероприятиях по улучшению юношеской и детской печати» от 23 июля 1928 г.), последний пункт на более широком материале развивается в Постановлении ЦК ВКП (б) «Об обслуживании книгой массового читателя» от 28 декабря 1928 г.

Сформулированные задачи, в частности, борьба с негосударственными книжными издательствами, эффективно решались и при том уровне централизации, который был уже достигнут, однако, процесс укрупнения продолжался. Постановлением СНК РСФСР «Об образовании Объединения государственных книжно-журнальных издательств РСФСР (ОГИЗ) при Наркомпросе РСФСР» от 8 августа 1930 г. в состав «ОГИЗ» включены, кроме прочих, Государственное издательство РСФСР, издательства «Земля и фабрика», «Московский рабочий», «Молодая гвардия», издательства Коммунистической академии и Советских энциклопедий, художественное издательское акционерное общество АХРР, ряд полиграфических предприятий и все учебные заведения, связанные с книжно-журнальной издательской промышленностью.

Позднее из системы ОГИЗа выделено Массовое партийное издательство (Масспартгиз), а также специально образовано издательство партийной литературы (Партиздат), «находящееся под непосредственным руководством Культпропа ЦК ВКП (б)», и то, и другое должны были заниматься изданием массовой партийной и теоретической литературы по марксизму-ленинизму (Постановление ЦК ВКП (б) «Об издательской работе» от 15 августа 1931 г.). Большое место было уделено подбору новых писательских кадров и, опять-таки, критике и библиографии, для чего ОГИЗу поручено разработать систему мероприятий по реорганизации библиографического института, который должен стать общегосударственным центром библиографии. Рассматривались проблемы производства бумаги и книгораспространения.

Попытки партийного и государственного руководства вникнуть во все мелочи книгоиздательского процесса (а, точнее, контролировать его, от выбора писателем необходимой темы до полиграфического оформления готовой книги – об иллюстрациях и шрифте идет речь в Постановлении ЦК ВКП (б) «Об издательстве «Молодая гвардия» от 29 декабря 1931 г.), не просто становились карикатурно-чрезмерными, но постепенно изживали себя, ибо невозможно приставить надзирателя к каждой рукописи или печатного станку.

Постановление политбюро ЦК ВКП (б) «О перестройке литературно-художественных организаций» от 23 апреля 1932 г.

В данных условиях куда действенней, чем контроль со стороны, стал бы самоконтроль, система воздействия, основанная не столько на окрике, сколько на материальной зависимости литераторов, когда нарушение гласных и негласных конвенций выбрасывало провинившегося на периферию литературной жизни или даже за ее пределы, одновременно лишая средств к существованию (механика тем более действенная, если учитывать присущие каждому творцу амбиции и тщеславие).

Кроме того, организации, подобные РАПП (Российская ассоциация пролетарских писателей), доселе державшие в страхе литературных противников, в том числе, попутчиков, давая партии выступать третейским судьей, теперь зачастую выступали от имени партии, как бы узурпируя ее права поощрять и карать по собственному произволу.

Постановление «О перестройке литературно-художественных организаций» зафиксировало изменение самой литературной среды: «В настоящее время… успели уже вырасти кадры пролетарской литературы и искусства, выдвинулись новые писатели и художники с заводов, фабрик, колхозов…». В целом курс на полную централизацию в области книгоиздания и литературы оставался неизменным. Три важнейших пункта постановления предписывали:

«1) ликвидировать ассоциацию пролетарских писателей (ВОАПП, РАПП);

2) объединить всех писателей, поддерживающих платформу Советской власти и стремящихся участвовать в социалистическом строительстве, в единый союз советских писателей с коммунистической фракцией в нем;

3) провести аналогичное изменение по линии других видов искусства…».

I Съезд союза советских писателей, проходивший с 17 августа по 1 сентября 1934 г. в Москве, завершил процесс унификации литераторов. Хотя главным вопросом, стоявшим в повестке дня, был отнюдь не вопрос о литературном методе, смысловые ударения были сразу расставлены. И если А. М. Горький, открывавший съезд, провозгласил: « Мы выступаем, демонстрируя, разумеется, не только географическое наше единение, но демонстрируя единство нашей цели, которая, конечно, не стесняет разнообразия наших творческих приемов и стремлений», то в речи секретаря ЦК ВКП (б) А. А. Жданова, выступавшего от имени правящей партии, содержались как все надлежащие дефиниции, так и конкретные указания: «…во-первых, знать жизнь, чтобы уметь ее правдиво изобразить в художественных произведениях, изобразить не схоластически, не мертво, не просто как «объективную реальность», а изобразить действительность в ее революционном развитии.

При этом правдивость и историческая конкретность художественного изображения должны сочетаться с задачей идейной переделки и воспитания трудящихся людей в духе социализма. Такой метод художественной литературы и литературной критики есть то, что мы называем методом социалистического реализма».

Охарактеризованный метод был назван «основным методом советской художественной литературы», впрочем, использование разных жанров, стилей, форм и приемов не исключалось. Поскольку, по мысли докладчика, «…пролетариат, как и в других областях материальной и духовной культуры, является единственным наследником всего лучшего, что есть в сокровищнице мировой литературы», он должен критически усвоить полученное им культурное наследство. При этом особо отмечалась неизбежная в период классовой борьбы тенденциозность искусства.

Такой поворот – возникновение новой литературы, находящейся на принципиально ином уровне – продиктовал тональность едва ли не всех выступлений. После долгих лет напряженной борьбы литераторам различных направлений и групп было даровано нечто вроде прощения, причем, в условиях, когда прежние табели о рангах уничтожены, каждому предлагалось искать место в создаваемой заново иерархии. Завышенная самооценка, рожденная неожиданной амнистией и вниманием к советской литературе самых высоких инстанций, отчетливо прозвучала в некоторых выступлениях. Н. И. Бухарину, не являвшемуся теперь одним из первых лиц в партии, но академику, члену Президиума АН СССР, директору Института истории науки и техники, выступившему с докладом «О поэзии, поэтике и задачах поэтического творчества в СССР», столь резко возражали многочисленные оппоненты, что докладчику пришлось дважды – устно и письменно – уточнять свою позицию.

В широком смысле слова последовавшие затем партийные и государственные документы, пусть и затрагивали какие-то новые на данный момент проблемы, ничего нового не несли. Главная их задача заключалась в том, чтобы поддерживаться работу огромного централизованного механизма, куда отдельными составляющими входили и литераторы, и издатели, и полиграфисты, и распространители.

Дабы избежать возможных сбоев, работа этого механизма всячески упрощалась. Так, производство книг постепенно сменялось их тиражированием, о чем напрямую сказано, например, еще в постановлении ЦК ВКП (б) «Об издательстве детской литературы» от 9 сентября 1933 г.: «Не гоняясь за количеством названий, отказаться от издания детской книги тиражом менее 20 000, стараясь давать только проверенную книгу в подлинно массовом тираже». И это при том, что в обязательном порядке лучшие произведения детских писателей и художников должны были предварительно печататься в журналах для детей.

И если статья 125 Конституции СССР 1936 года гарантировала гражданам СССР свободу слова и свободу печати, обеспечивая эти права «предоставлением трудящимся и их организациям типографий, запасов бумаги, общественных зданий, улиц, средств связи и других материальных условий, необходимых для их осуществления», то одновременно изобретались новые способы контроля за литературой и книгоизданием. Оформление издательских договоров на основании творческих заявок было признано ошибочным, издательству в обязательном порядке следовало иметь готовую рукопись, заключение на которую должен писать не случайный человек, а кто-либо из «квалифицированных, проверенных рецензентов», рассмотрением тематических планов, изданий и тиражей Гослитиздата обязан заниматься специально созданный редакционный совет (Постановления ЦК ВКП(б) «О работе Гослитиздата и тематическом плане издания художественной литературы на 1940 г.» от 13 июля 1940 г.). Ставка делалась опять-таки, на проверенную литературу, в том числе и советскую, выпущенную тиражом не менее 50 000 экземпляров.

Постановление Оргбюро ЦК ВКП (б) «О журналах «Звезда» и «Ленинград» от 14 августа 1946 г.

Выход этого постановления можно считать началом принципиально нового этапа, как в идеологической работе партии, так и во взаимоотношениях власть предержащих с художественной средой. Задачи, сформулированные в этом документе, вполне условны, лица и печатные издания, упомянутые в нем, выбраны едва ли не случайно. Но конечная цель, к которой стремились авторы постановления, определенна и недвусмысленна – запугивание общественности и подавление общественного мнения. Сколь бы ни было оно жестоко и несправедливо к упомянутым в нем писателям, постановление «О журналах «Звезда» и «Ленинград» следует рассматривать именно в контексте времени. Фигуры, по которым пришелся основной удар, – М. М. Зощенко и А. А. Ахматова взяты почти навскидку (оттого эффект оказался намного сильней). Власти хотели встряхнуть общество, охваченное послепобедной эйфорией, показать, что послаблений не будет (так это и поняли самые разные литераторы, от К. М. Симонова до С. С. Наровчатова и Д. С. Самойлова).

Постановлению предшествовала серия документов и мероприятий, в том числе, Докладная записка управления пропаганды и агитации ЦК ВКП (б) Секретарю ЦК ВКП (б) А. А. Жданову о неудовлетворительном состоянии журналов «Звезда» и «Ленинград» от 7 августа 1946 г., Постановление Оргбюро ЦК ВКП (б) по итогам рассмотрения вопроса о журналах «Звезда» и «Ленинград» от 9 августа 1946 г., заседание Оргбюро ЦК ВКП (б) по вопросу о журналах «Звезда» и «Ленинград» от 9 августа 1946 г.

Произведения, упомянутые в тексте постановления, могли быть и другими, на месте М. Л. Слонимского, написавшего неудачный рассказ «На заставе», а также И. Садофьева и М. Комиссаровой, напечатавших плохие стихи, могли оказаться иные авторы. Рассказ М. М. Зощенко «Приключения обезьянки», опубликованный до того в детском журнале «Мурзилка», лишь перепечатанный затем без ведома автора в журнале «Звезда», навлек начальственный гнев.

Стоит отметить, что обвинения в окарикатуривании советских людей, представляемых примитивными и малокультурными, почти дословно повторены в Постановлении Оргбюро ЦК ВКП (б) «О репертуаре драматических театров и мерах по их улучшению» от 26 августа 1946 г., но здесь они адресованы уже не М. М. Зощенко, а группе советских драматургов.

Впрочем, абсурдны и намеки на недостойное поведение М. М. Зощенко во время войны (он, как инвалид, не подлежал призыву в армию, а эвакуирован был по распоряжению Ленинградского горкома партии). Это – грубое искажение фактов, равно, как утверждение, что А. А. Ахматова (откликнувшаяся на военные события в стихах), застыла «на позициях буржуазно-аристократического эстетства и декадентства, – «искусства для искусства».

Характерна сама тональность, никак не подходящая для документа государственного значения, однако, столь часто использованная впоследствии – М. М. Зощенко назван ни больше, ни меньше «пошляком и подонком литературы». Таким образом, в постановлении сделан решительный шаг: претензии к произведениями искусства сменились претензиями к определенным личностям, их создателям.

Поставленная цель была достигнута. Дело не в том, что из нарочито невнятных пунктов документа вполне конкретных лишь два: «выправить линию журнала и обеспечить высокий идейный и художественный уровень… прекратив доступ в журнал произведений Зощенко, Ахматовой и им подобных» (что касается журнала «Звезда») и закрыть журнал «Ленинград». Сами по себе оргвыводы не представляли особой угрозы. Ужасала непредсказуемость выбора объекта для проработки. Именно потому страх, рожденный постановлением, был неописуем. Каждый желал подтвердить свою благонадежность. Старые знакомые обходили М. М. Зощенко на улице, функционеры из Союза писателей отобрали у А. А. Ахматовой рабочие карточки, тем самым обрекая на голод. Запугивание оказалось действенным. Литераторы (а вскоре и представители других искусств, ибо последовали аналогичные постановления, посвященные театру и музыке) поняли, что на месте покаранных мог оказаться кто угодно, в том числе, они сами.

«Постановление о журналах «Звезда» и «Ленинград» важно и тем, что, по всей вероятности, это единственный документ, действенность которого интересовали авторов, о чем свидетельствует публикация « О журнале «Знамя» (Проверка выполнения редакцией журнала «Знамя» постановления ЦК ВКП(б) о журналах «Звезда» и «Ленинград»), увидевшая свет в № 1 газеты «Культура и жизнь» от 11 января 1949 г.

И еще в одном смысле «Постановление о журналах «Звезда» и «Ленинград» оказалось уникальным. Это единственный партийный документ по вопросам литературы, который был признан ошибочным. Постановление отменено в 1988 году решением Политбюро ЦК КПСС.

Хотя мероприятия коммунистической партии и советского правительства в области литературы не оканчиваются вместе с эпохой сталинизма, мероприятия эти принимают совершенно иной облик.

Стоит сравнить хотя бы темы, которым посвящены партийные документы восьмидесятых годов: « Постановление секретариата ЦК КПСС о публикации зарубежной детективной литературы» от 10 марта 1975 г., «Постановление секретариата ЦК КПСС о мерах по усилению контроля за подготовкой и изданием мемуарной литературы» от 4 июля 1977 г. (оба под грифом «совершенно секретно»), вплоть до принятого незадолго до разрушения советского государства «Постановления Верховного Совета СССР «О неотложных мерах по пресечению пропаганды порнографии, культа насилия и жестокости» от 12 апреля 1991 г., когда власти уже не в состоянии были контролировать ни книгоиздание, ни телеэфир, ни тиражирование видеопродукции, чтобы понять – эпоха партийных постановлений кончилось.

Не отказываясь от намерения контролировать и направлять литературу, партийные и советские органы с конца пятидесятых годов предпочитали более действенные меры, такие, как суды над литераторами (среди них, Ю. Даниэль, А. Синявский, И. Бродский) или высылка (например, высылка А. И. Солженицына).

Огромную роль сыграла и сама атмосфера времени – репрессии тридцатых и сороковых годов, послевоенные кампании. Страх настолько глубоко проник в души людей, что впоследствии государственного вмешательства уже не требовалось, достаточно было намека и провинившиеся либо неблагонадежные карались товарищами по союзу писателей (чему примером многочисленные «процессы исключения» из Союза писателей, начиная с Б. Л. Пастернака и кончая участниками альманаха «Метрополь»).

Мероприятия, адресованные группе лиц либо конкретному лицу

Среди массы партийных и государственных документов следует выделить особый раздел – документы, связанные с конкретным произведением того или иного автора. Можно вспомнить, хотя бы, Постановление политбюро ЦК ВКП (б) о повести Б. А. Пильняка «Повесть непогашенной луны» от 13 мая 1926 г., Постановление политбюро ЦК ВКП (б) о пьесе М. А. Булгакова «Дни Турбиных» от 30 сентября 1926 г., Постановление президиума ЦК КПСС «О клеветническом романе Б. Пастернака» от 23 октября 1958 г.

Документы эти посвящены не просто судьбе книги, либо судьбе ее создателя. Скорее, это своего рода «открытые письма», часть многомерной игры, которую государство (или первое лицо государства) вело с литераторами.

Впрочем, существовала и практика личной переписки. К И. В. Сталину в разное время и по самым разнообразным вопросам – от трудоустройства и книгоиздания до выезда за границу – обращались М. А. Булгаков, Л. Ю. Брик, Е. И. Замятин, Б. Ясенский, М. М. Зощенко. Резолюция, благожелательная или нелицеприятная, а то и телефонный звонок – приобретали масштабы государственные, входили в единый комплекс мероприятий, где партийные документы составляли лишь малую часть.

Письма, в которых решалась та или иная судьба, могли быть адресованы и третьему лицу. Так, И. В. Сталин предупреждал Секретаря Союза советских писателей В. П. Ставского в записке от 10 декабря 1935 г.: «Не надо обязывать его написать вторую книгу «Капитального ремонта». <…> Не надо обязывать его написать о колхозах или Магнитогорске. <…> Словом, дайте ему перебеситься… . И поберегите его». Будущее писателя Л. С. Соболева было определено.

К наиболее эффективным мерам воздействия на сознание литераторов относились встречи с И. В. Сталиным и членами Политбюро, происходившие несколько раз в доме А. М. Горького после его возвращения из-за границы. Одна из таких встреч состоялась 26 октября 1932 г. Присутствовало чуть больше четырех десятков особо приглашенных писателей. Мемуары запечатлели искренний восторг, который испытывали эти отнюдь не склонные к восторгам люди.

Опыт подобных встреч перенял впоследствии Н. С. Хрущев, однако, встречи проходили теперь не на нейтральной территории, а представителей художественной интеллигенции – литераторов, художников, кинематографистов – приглашали или в Дом приемов на Ленинских горах (17 декабря 1962 г.), или в Кремль (7 и 8 марта 1963 г.), где присутствующих щедро угощали, а потом шел нелицеприятный «разговор по душам», исход которого был совершенно непредсказуем. Теперь случайными оказывались не только объекты для проработки, лишь случаем и меняющимся настроением «первого человека в государстве» диктовались последствия такой «задушевной беседы» или «дружеской критики»: с одной стороны, разгром художников-«формалистов» во время посещения Н. С. Хрущевым выставки в Манеже, с другой стороны, неожиданное сохранение Союза кинематографистов, решение о роспуске которого было уже принято (в связи с этим, небезынтересно отметить – централизации культуры дошла уже до того, что родилась идея слить Союз писателей, Союз художников и Союз композиторов в один творческий союз, распустив почему-то при этом Союз кинематографистов). Снятие Н. С. Хрущева со всех постов положило конец и традиции подобных встреч.

Мероприятия, обеспечивающие материальное благосостояние

Характерно, что одним из первых партийных документов, напрямую относящихся к литераторам, стало Постановление Политбюро ЦК РКП (б) о продовольственном снабжении писателей от 16 августа 1919 г. Труд писателей был признан «общественно необходимым и полезным», и хотя это касалось только членов Московского профессионального союза писателей, общая тенденция оказалась намеченной.

Целая система мер, не менее разветвленная, чем система мер идеологического воздействия, была направлена на сферу сугубо материальную. В постановлении ЦК ВКП (б) «Об издательской работе» от 15 августа 1931 г. говорилось: «Ввиду того, что система оплаты авторов имеет большое значение для улучшения качества издаваемой продукции, необходимо дифференцировать эту оплату и установить такую систему гонорара, которая бы стимулировала выдвижение наиболее талантливых авторов; особенно это необходимо в отношении авторского труда в тех видах литературы, которые имеют для данного периода особо важное значение».

Огромную роль в подчинении и дифференциации писательской массы сыграло Постановление политбюро ЦК ВКП (б) об образовании Литературного фонда СССР от 27 июля 1934 г. Сама по себе подобная организация не была чем-то новым, литературный фонд существовал и до революции, но цели тогда были совершенно иными – организация эта оказывала поддержку литераторам и являлась не средством влияния, а средством, обеспечивающим определенную творческую независимость. Однако существовали еще и такие категории – прямо или опосредствованно – влияющие на гонорары, переиздания и положение в обществе, как почетные звания, медали и ордена, Сталинские (позднее – Государственные) и Ленинские премии, а также закрытые распределители, дома творчества, писательские жилищные кооперативы, дачные поселки, во время войны возможность выехать в эвакуацию и т. д.

Напрямую зависел от официального статуса (иными словами, благонадежности) доступ к информации: в Книжной лавке писателей по списку продавали книги, которые почти не поступали в обычные магазины.

Немало значили совещания молодых писателей (последнее состоялось в 1990 г.), а также писателей, объединенных по жанровым категориям: писателей-маринистов, писателей, пишущих о рабочем классе, о военно-патриотической и оборонной тематике. Результаты таких совещаний напрямую влияли как на издание новых книг, так и на распределение должностей в различных подразделениях Союза писателей.

Стоит отметить, что между сферой идеологической и сферой бытовой граница была чрезвычайно подвижной. Директивы, заимствованные из того или иного постановления, советские литераторы зачастую переводили из сферы идеологической в сферу житейскую, пользовались ими как орудием для обеспечения благосостояния. При переговорах в издательстве они аргументировали необходимость выпуска своей книги «госзаказом» или актуальностью избранной темы, вне зависимости от художественных достоинств рукописи, добивались повышенных тиражей и переизданий.

Все это также вписывалось в систему мероприятий коммунистической партии и советского правительства в области литературы.

Литература:

О партийной и советской печати, радиовещании и телевидении. М., 1972.

А. В. Блюм. За кулисами «Министерства правды». Тайная история советской цензуры. 1917-1929. СПб., 1994.

«Литературный фронт». История политической цензуры в СССР. 1932-1946 гг. М., 1994.

Д. Л. Бабиченко. Писатели и цензоры. Советская литература 1940-х годов под политическим контролем ЦК. М., 1994.

В. А. Шенталинский. Рабы свободы в литературных архивах КГБ. М., 1995.

«Счастье литературы». Государство и писатели. 1925-1938. М., 1997.

История советской политической цензуры. Документы и комментарии. М., 1997.

Власть и художественная интеллигенция. Документы ЦК РКП (б) – ВКП (б), ВЧК – ОГПУ – НКВД о культурной политике 1917-1953 гг. М., 1999.