начальная personalia портфель архив ресурсы о журнале
[ предыдущая статья ] [ к содержанию ] [ следующая статья ]
Письма читателейМихаил Сергеев
Заметки к дискуссии о западной славистике и русской философии
В четвертом номере Логоса за 2000 год я прочел дискуссионные материалы о западной славистике и ее роли в формировании образа России и русской культуры за рубежом. В конференциях, организованных Американской ассоциацией славистики, я участвовал неоднократно, — не только как докладчик, но и как организатор заседаний, а также член оргкомитета региональных конференций. Хочу высказать свои мысли на тему дискуссии, основанные на личном опыте, а также впечатлениях, полученных от общения с американскими коллегами.
Разумеется, в годы существования Советского Союза, — сверхдержавы, противостоящей США, — славистика находилась на особом положении. Американцы ведь народ практичный. В годы холодной войны их интерес к России и странам соцлагеря был значительно выше. Зато после развала СССР и превращения России в региональную державу, государственные субсидии, а также приток студентов пошли на убыль. Последний всплеск энтузиазма, насколько мне рассказывали очевидцы, пришелся на горбачевскую перестройку и начало ельцинского президентства.
Несмотря на определенный кризис, американская славистика все же достаточно сильна и массова, чтобы его преодолеть. Сила этой организации, на мой взгляд, в том, что ее основу составляют преподаватели языка, литературы, истории, и т. д. Одним словом, — профессионалы, которые переживут любые реорганизации, поскольку преподают базовые гуманитарные предметы. Эти люди и будут воссоздавать среду для профессионального общения, которому служит эта ассоциация.
Подробнее хочу рассказать о русской философии и ее изучении в США, поскольку к славистике имею косвенное отношение, а к философии — непосредственное. К сожалению, русской философии как культурного явления в Соединенных Штатах не существует. Средний американец слышал о Чайковском и Льве Толстом, но ничего не знает о русских философах. Рядовой американский философ мог читать Бердяева, но о традиции русской мысли представления не имеет.
В начале 90-х годов я обратился на философский факультет Университета Темпл с предложением написать диссертацию по русской философии. Мне ответили, что сделать это будет трудно, поскольку сначала надо убедить профессоров в том, что таковая существует. Когда же я посещал там семинар по древнегреческой философии, преподаватель изумился, узнав, что я читаю Аристотеля по-русски: “он у вас переведен?” Это, конечно, курьез, но, как мне кажется, точно передающий ситуацию с русской философией в США.
В Америке существуют самобытные философские традиции, которые насчитывают достаточно исследователей и приверженцев, чтобы заявить о себе на уровне Американской философской ассоциации. Я имею в виду многочисленные общества, создаваемые под ее эгидой. Есть тут, к примеру, общество Сартра, общества индийской и китайской мысли. Русская философия, за исключением марксистского кружка, здесь не представлена.
В 60-е и 70-е годы двадцатого столетия в Америке увидели свет фундаментальные исследования — антологии различных философских традиций. Наряду с книгами по восточным школам, вышло и трехтомное издание русских философских текстов.[1] Эта первая антология русской философии от ее зарождения (Сковорода) и до середины двадцатого века, до сих пор считается стандартным учебным пособием для курсов по русской мысли. Ее третий заключительный том знакомит читателя с представителями русского религиозного ренессанса и марксизма. Сюда не входят, однако, такие крупные фигуры, как Флоренский, Булгаков, Флоровский, Лосев, Бахтин, и многие другие советские мыслители послевоенного времени.
Поскольку в философской среде в США специализация по русской философии — крайняя редкость и не представляет практической ценности, то устроиться на работу такому специалисту весьма сложно. Для слависта же интерес к русской мысли служит оригинальным дополнением к основной специальности. Предлагаемые ими курсы, я уверен, весьма познавательны, но собственно философская проблематика в них по вполне понятным причинам облегчена. В результате страдает уровень преподавания русской философии как самостоятельной дисциплины.
Дело осложняется и некоторыми особенностями отечественной философской школы. Российская философская традиция сравнительно молода и, может быть, поэтому склонна к преувеличению собственной значимости. Одно из проявлений этого — повышенный интерес русских мыслителей к “русской идее”, особой миссии русской философии, и т. д. Американцы, воспитанные в аналитической традиции, воспринимают такие высказывания как местную экзотику. Вновь приезжающие из России эмигранты, занимающиеся гуманитарным знанием, время от времени предпринимают попытки выявить специфику национальной философии. Пока что на этом пути их преследуют неудачи. На мой взгляд, такой подход в принципе бесперспективен. Русская мысль должна влиться в общемировой философский процесс и внутри него доказать свою мощь, — тогда она станет заметным культурным явлением, как это произошло с музыкой и литературой.
Еще одна особенность российской философской школы — трудночитаемый стиль некоторых ее представителей. Вполне возможно, что тут сказалась близость к немецкой философской традиции. Как бы то ни было, чтение Флоренского или Лосева — занятие, требующее немалого интеллектуального напряжения. Однако, если в Европе неудобоваримый текст считается проблемой для читателя, то в Америке — это проблема автора, который не в состоянии коротко и ясно изложить свои мысли.
Наряду с лингвистическими и формально-техническими препятствиями, на пути к сближению американской и русской философских традиций стоят и барьеры, которые можно определить как культурно-метафизические. Поясню, что я имею в виду. Российская философия во многих своих проявлениях носит глубоко экзистенциальный характер. Русские мыслители слишком часто озабочены историософскими вопросами. Историческая же судьба и культурные реалии, выпавшие на долю России в двадцатом веке настолько необычны, и во многом прямо противоположны штатовским, что американцам бывает трудно адекватно воспринять философское или литературное произведение, созданное в России. Не случайно США и СССР были антагонистами — капитализм против социализма, демократия против тоталитаризма, англо-американская аналитика против марксистского синтеза. В результате американские студенты воспринимают Россию по-своему, исходя из собственного культурного опыта.
Моя знакомая американка, к примеру, была буквально раздавлена, прочитав гоголевскую “Шинель”. В ее пересказе эта классическая повесть выглядела совсем иначе, нежели нам преподавали в школе. “Представляешь, — взволнованно говорила она мне, — этот человек (Акакий Акакиевич) занят скучной, монотонной работой. У него крохотная зарплата, нет семьи. Погода ужасная! Его единственная мечта — купить пальто, в котором зимой было бы тепло. Он долго копит деньги, покупает пальто, и в тот же вечер пальто у него крадут. Это же сплошная депрессия!” А ведь речь идет о девятнадцатом веке, — что уж говорить о двадцатом. Другой мой приятель, изучавший русский язык, попросил меня разъяснить ему стихотворение Высоцкого “Кони привередливые”. “Главный герой, — сказал он мне, — хочет, чтобы кони летели чуть помедленнее. И в то же время он их погоняет и стегает ногайками, чтобы они скакали быстрее. Это же неразумно.” Что ответить такому американцу? “Лэрри, — объясняю я ему, — когда ты прочувствуешь эту ситуацию, ты поймешь, что такое русский характер и русская судьба!”
Несмотря на неблагоприятные обстоятельства, русская философия до сих пор привлекает американских студентов. По собственному опыту знаю, что на курсы по русской мысли записываются, как правило, человек десять. Совсем не плохо для необязательного предмета, представляющего сомнительный интерес в глазах прагматичных американцев. Приходит народ и на секции по русской философии, организованные на конференциях славистики. И все же русская мысль продолжает находиться на обочине культурной жизни США, оставаясь маргинальной дисциплиной и не найдя достойной ниши ни внутри славистики, ни в сфере собственно философских наук.
Университет искусств (Филадельфия)
[1] Russian Philosophy, ed. by James M. Edie, James P. Scanlan, & Mary-Barbara Zeldin; with the collaboration of George L. Kline, 3 vols, Knoxville: The University of Tennessee Press, 1965.
[ предыдущая статья ] [ к содержанию ] [ следующая статья ]
начальная personalia портфель архив ресурсы о журнале