начальная personalia портфель архив ресурсы о журнале

[ предыдущая статья ] [ к содержанию ] [ следующая статья ]


Роберт Шпеман

Ценности против людей
Как война спутывает наши понятия

Когда публичные события грозят принять катастрофический ход, право гражданина составлять свое собственное мнение и советоваться с экспертами о том, что нужно делать, может стать моральной обязанностью. Нынешняя война, в которую наша страна нечаянно втянулась, является подобной ситуацией. И вот каждый день все чаще раздаются голоса, голоса тех, кто принимает политические решения, и тех, кто считает себя сведущим и компетентным. Все они просят слова, чтобы помочь своим согражданам составить собственное мнение. Это само по себе достойно похвалы, но часто, к сожалению, не заслуживает ее, ибо эти голоса затуманивают авантюристской политической семантикой подлинные альтернативы.

Пацифисты не могут не оберегать иллюзию, будто дальнейшие переговоры имели бы шанс и без войны. “Ни одна проблема еще не была решена военным путем”, — заявляют они. Но, во-первых, это неверно, а, во-вторых, подразумевает, что любая проблема разрешима невоенным путем, что тоже неверно. Такая антивоенная позиция была бы честнее, если бы она была сформулирована приблизительно следующим образом: “Нам нужно смириться с тем, что в Европе депортируются и уничтожаются малые народы. Мы можем стремиться лишь увеличить негативные последствия для преступника. В наши задачи не может входить предотвращение геноцида, если оно возможно лишь ценой жизни наших сыновей и путем насилия, нарушающего международное право. ‘Пусть лучше произойдет несправедливость, чем она будет устранена несправедливым способом’ (Гёте). Мы можем лишь позволить естественным процессам идти своим путем, пока параллелограмм сил не приведет к новому равновесию”. Так приблизительно будет выглядеть эта альтернатива, если освободить ее от утопического тумана.

Даже и без мандата

Однако до кульминационного пункта семантическая путаница доводится сторонниками интервенции. Для них было бы лучше всего, если бы вообще не произносилось слово “война”. Но как еще иначе назвать то, что там происходит? Есть две возможности. Можно говорить о полицейской акции, которая служит восстановлению правового состояния или наказанию его нарушителей. Эта возможность исключается. Государства, объединенные в НАТО, не обладают никакой суверенной властью над Югославией. Следовательно остается другая возможность: в случае бомбардировок речь идет о террористических актах в мирное время. Те, кто их осуществляют, и те, кто отдает на них приказ, могут быть, если Югославия их захватит, привлечены к ответственности в соответствии с югославским уголовным правом. Только если идет речь о военных действиях, эта возможность исключается. Ибо война, как и мир, — это правовое состояние, хотя и менее радостное. В чью картину мира не вмещается такое убеждение, тот вынужден, если он стремится защищать акцию НАТО, прибегать к семантическим уловкам, что в настоящее время и происходит.

Между тем, международное право осуждает не всякую войну, а лишь не разрешенную Советом безопасности ООН наступательную войну. Поэтому европейские военные министерства уже давно были переименованы в “министерства обороны”. Если не собираются это изменить, то война против Югославии ни в коем случае не должна быть наступательной войной. И как раз в этом подчеркнуто уверяет нас наш министр обороны. Но разве это оборонительная война? Разве какой-нибудь член альянса подвергся нападению со стороны Югославии или она угрожает его жизненным интересам? Нет. Следовательно те, кто оправдывает войну, если, конечно, они хотят быть честными и не хотят искажать смысла слов, должны сказать приблизительно следующее: “Дискриминация наступательных войн в международном праве была далеким от реальности заблуждением, которое любое государство имеет право исправить под свою ответственность. Как и прежде существуют справедливые наступательные войны, то есть войны, оправданные справедливыми целями. Справедливой целью является, например, восстановление нарушенных основных прав групп населения в суверенных иностранных государствах, таких как албанцы, судетские немцы или палестинцы, черное большинство или белое меньшинство в Южной Африке, или католики в Северной Ирландии. Право на ведение такой интервенционистской войны имеет, даже и без мандата ООН, любое государство или группа государств, или, в менее глобальном случае, любая великая держава или союз держав в рамках политического пространства, на упорядочение которого они претендуют. Всякой такой великой державе предоставлено самой решать, когда подобное нарушение прав имеет место.”

Я не выступаю здесь ни за, ни против такой нормы международного права. Замечу лишь, что именно такова норма, лежащая в основе нынешней интервенции, если в ее основании вообще лежит какая-то норма, а не просто голое право сильного. До тех пор, пока защитники интервенции не заявят о своем признании этой нормы, мы имеем право сомневаться в том, что они действительно знают, что творят. Но если они все-таки заявят о своем признании такой нормы, тогда остается указать на то, что к классическим характеристикам справедливой войны принадлежат, наряду с собственным представлением о “справедливых целях”, еще две: обоснованная надежда выиграть войну, а также моральная уверенность в том, что зло, подлежащее устранению, не будет перевешано злом, причиненным войной.

Но самое большое недовольство возникает относительно семантики, с которой нам представляют те справедливые цели, ради которых ведется война. Как и прежде речь идет о защите, хотя и не о самозащите. Так защите чего? Защите миллиона албанцев? Речь идет, так дают нам понять канцлер и министр обороны, и оппозиция говорит тоже самое, о защите европейской интеграции и того, на чем она основывается — о защите “наших ценностей”. Ну вот мы и прибыли. Защищают не людей, а ценности.

Это может означать двоякое, и в обоих случаях это означает нечто бессмысленное и чрезвычайно опасное. Или под этим подразумевают, в соответствии с господствующим западным релятивизмом, так называемые “западные ценности”, т.е. то, что мы ценим и считаем важным, наш образ жизни, западный way of life. Но в Югославии на него не совершено никакого нападения. Албанцы тоже его не воплощают и Милошевич не стремится воспрепятствовать никому из нас на свой манер спасти свою душу. Защита западных ценностей в Югославии может, следовательно, означать лишь навязывание нации нашего образа жизни в перспективе принятого нами за нее решения о ее будущем членстве в Европейском союзе. Но в таком случае речь идет о классическом примере империалистической войны. Или же, в другом случае, полагают, что люди по своей природе обладают неотъемлемыми правами, к которым относится и право принадлежности к определенному народу, и тогда хотят помочь тем людям, которые лишаются таких прав. Но в случае такого обоснования интервенции в духе естественного права речь идет не о защите “ценностей”, а о защите людей. С точки зрения философии ценностей это и в самом деле ценно — помогать другим людям в осуществлении их прав или просто спасать их жизнь. Но эта ценность, которая не обязана своим происхождением человеческой оценке, не нуждается ни в утверждении, ни в защите. Она ценна сама по себе. Тот, кто в соответствии с ней, защищает людей, защищает не ценности, а именно людей. Защищать ценности —малоценное занятие.

Все это похоже на спор о словах. Таковым он является и в самом деле. Но от этого спора зависит многое в реальности. Ведь при защите ценностей люди могут не приниматься во внимание. Для борьбы с “малоценностью” депортации не важно, кому же в конце концов будет оказана помощь. К тому же борьбу за ценности можно продолжать сколь угодно долго, кому как нравится. Значимость ценностей, т.е. то, что делает их ценными, ведь независимы от наших действий. Попыткам добиться признания ценностей, им соразмерного, принципиально не могут быть положены никакие пределы. Не будет никакого конца интервенциям, потому что, цель войны не операционализуема. Кроме того, всегда зависит от нашего произвола, каким ценностям в данный момент мы собираемся помогать. Например, воспитание в духе благоговения перед Богом является обязанностью, согласно конституции земли Северный Рейн-Вестфалия. Но никто еще не выступил с требованием удалить со службы в этой земле всех учителей-атеистов. И слава Богу.

Интернациональные бригады

Но допустим на одно мгновение, что вся эта болтовня о защите ценностей — это лишь свидетельство слабости мышления и не имеет дурных намерений, а на самом деле речь, конечно же, идет о защите людей. При этом для политической риторики нынешней войны характерно подчеркивание ее строгой бескорыстности. Говорят, что здесь не задействованы ни наши интересы, ни американские. Речь идет только о людях на Косовом поле и ни о чем другом, ну разве что, еще и о “наших ценностях”. Но в таком случае война НАТО была бы глубочайшим образом аморальной, ибо несправедливой. Один из самых благородных поступков человека — это рисковать собственной жизнью, чтобы спасти жизнь чужих людей или защитить их права. Но это величайшая несправедливость — принуждать к этому других или вдобавок еще подчиненных. Родина образует составную часть человеческой идентичности, и защита ее, при необходимости даже ценой собственной жизни, составляет с момента возникновения демократии гражданскую обязанность, что бы о ней ни думали. А поскольку альянсы обеспечивают безопасность своей страны, то это относится и к защите союзников. Но не может быть никакой правовой обязанности для человека жертвовать без вознаграждения своей жизнью и благом ради жизни и блага чужих людей.

Интервенционистская армия, которая, одновременно, не защищает никакие национальные интересы, может поэтому состоять лишь из “интернациональных бригад”, которые рекрутируются только из трех категорий лиц: из людей с миссионерскими политическими убеждениями, из авантюристов и из героических натур, действующих из чистой любви к дальнему. Эти бригады должны финансироваться из добровольных пожертвований, пусть даже и пользующихся налоговыми привилегиями, но не из принудительно собираемых налогов. Есть один национальный интерес, который, правда, никогда не годится для оправдания интервенционистской войны, а, в лучшем случае, может быть желательным побочным эффектом справедливой войны — испытание новых систем вооружения для вероятных будущих войн.

Тот, кто стремится помочь нам при составлении мнения о войне за Косово поле, должен нам сначала рассказать все те истории, что веками рассказывают сербы и албанцы своим детям. В остальном же он должен употреблять слова, которые описывают то, что там происходит, в их обычном значении, а не затуманивать их утопической семантикой. Тогда спор, хотя и будет продолжаться, но, по крайней мере, будет лучше известно, о чем собственно спор ведется.

Frankfurter Allgemeine Zeitung 4.05.1999 ¹ 102, p. 49.

Перевод Николая Плотникова

Роберт Шпеман (Robert Spaemann) род. в 1927 г. Профессор философии в университете Людвига Максимилиана (Мюнхен). Автор книг: Zur Kritik der politischen Utopie. Zehn Kapitel politischer Philosophie. Stuttgart 1977; Moralische Grundbegriffe. München 1982; Glück und Wohlwollen. Versuch über Ethik. Stuttgart 1983 и мн. др.


[ предыдущая статья ] [ к содержанию ] [ следующая статья ]

начальная personalia портфель архив ресурсы о журнале