И.С. Веселова

Событие жизни - событие текста

Начнем со второго, как с более очевидного. В основе определения рассказа лежит категория события: "рассказ - такое изложение последовательности интересных с точки зрения человека событий, которое создавало бы единство действия" (Бремон 1972: 112). Таким образом, рассказ (нарратив) отличается от других дискурсивных форм наличием событийной канвы. О жесткой зависимости "нарративности" от качеств событийного ряда свидетельствует, в частности, то, что главу "Кризис рассказа" своей книги "Время и рассказ" П. Рикер открывает анализом "кризиса события" (Рикер 1999: 113 - 114).

Согласно Ю.М. Лотману "движение сюжета, событие - это пересечение той запрещающей границы, которую утверждает бессюжетная структура" (Лотман 1970: 288). Сюжет в этом случае не может состояться без героя, нарушающего границу: пересечение границы есть результат активного поведения героя-действователя. О действователях, реализующих движение фабулы, говорит и Б.В. Томашевский при определении фабулы: "Обычно развитие фабулы ведется путем введения в повествование нескольких лиц ("персонажей", "героев"), связанных между собой интересами и иными связями (например, родством)" (Томашевский 1996: 180).

Для движения сюжета в фольклорном тексте 1, недостаточно однократного нарушения границы героем, необходимо возвращение его "из-за границы" с "прибылью" (повышением в социальном статусе - "А дурак сделался королем и царствовал долго и милостиво" (Аф. № 216); приобретением богатства -

Начал Садко выгружать со черленых со кораблей

Именьеце - бессчетную золотую казну.

Как повыгрузил со черленых кораблей,

Состроил церкву соборную Миколе Можайскому.

(Русский фольклор: 249);

замужеством-женитьбой - "Ну, дальше что и рассказывать: известное дело - купеческий сын женился на Марфиде-царевне и сделался после царем" (Аф. № 252); приобретением знания).

Существенное различие сюжетных и бессюжетных форм было определено Ю.М. Лотманом: миф как полюс бессюжетности "говорит обо мне", новость, анекдот "повествуют о другом" (Лотман 1992: 226). Сюжет, в узком смысле, - это повествование в 3-м лице о другом", под которым подразумевается активный действователь, могущий преодолеть семантическую границу 2. Во всяком случае, так выглядит "героецентрический" полюс сюжетности.

Более широкое понятие сюжета применяется к описанию способа представления событий в тексте. Ю.М. Лотман в статье "Происхождение сюжета в типологическом освещении" говорит, что "выделение событий - дискретных единиц сюжета - и наделение их определенным смыслом, с одной стороны, а также определенной временной, причинно-следственной и какой-либо иной упорядоченностью, с другой, составляет сущность сюжета" (Лотман 1992: 242). Б.В. Томашевский в разделе "Тематика" своей "Теории литературы" использует для обозначения связанности событий в жизни и в тексте два понятия: фабулы и сюжета. Хронологическую связь событий он называет фабулой, сюжетом - представление этих событий в тексте (Томашевский 1996: 180 - 182).

Цитируемые выше авторы подразумевают в качестве конечного продукта подобного связывания вымышленное повествование, в то время как операции "связывания" вполне применимы и к достоверному, структурированному из жизненного материала повествованию (устный рассказ, биография). Недавно опубликованный критический анализ философии нарративной формы А.А. Олейникова основан на материале исторического (историографического) дискурса, достоверного по своей установке. Поэтика этого дискурса изучалась, в частности, Х. Уайтом: "Историку противостоит настоящий хаос уже состоявшихся событий, из которых он должен выбирать элементы для своего рассказа. ‹...› Он создает его, включая одни события и исключая другие, выделяя одни и затемняя третьи. Этот процесс исключения, выделения, подчинения проводится им ради создания рассказа определенного рода. Это и означает, что он "осюжетивает" свой рассказ" (White 1973. Цит. по: Олейников 1999: 12). Сюжет в таком, общем, смысле есть N-ная степень рефлексии над действительностью, а не композиционный прием.

Можно предположить, что в нарративах используются различные принципы связывания и осмысления событий (как отрезков движения сюжета) помимо "героецентрического". Например, временной принцип связывания событий как доминирующий использует хроника (биографии 3, летописи и пр.), пространственное соположение - путеводители, причинно-следственные цепочки - толкования.

Терминологические дефиниции в области сюжетостроения (сюжет, фабула, нарратив) могут быть упорядочены по схеме, предложенной Группой ( в "Общей риторике". Она основана на "знаменитом различении, проведенном Л.Ельмслевом между формой и субстанцией выражения и формой и субстанцией содержания" (Группа ( 1998: 300). В отношении устной достоверной фольклорной прозы это различение соотносимо с последовательностью осюжетивания событий жизни:

1. Субстанцией содержания (материалом) устных рассказов является жизненный опыт рассказчика (первая степень рефлексии/концептуализации).

2. Форма содержания (осмысления материала) состоит в отборе и связи событий в их "жизненной", хронологической последовательности - фабула по Б.В.Томашевскому (вторая степень концептуализации).

3. Формой выражения (нарративным материалом) будет избранный способ изложения связанных событий, сюжет по Б.В. Томашевскому, - "героецентрический" сюжет, а также другие способы осюжетивания материала - толкования, хроника и т.д. (третья степень).

4. Субстанцией выражения становится конкретно данная форма текста - событийная канва, раскрашенная всеми возможностями поэтики - чудеса, предание, сплетня (четвертая степень концептуализации).

Несколько ступеней рефлексии проходит и историческое повествование: ""Осюжетивание" событийного материала включает в себя, согласно Уайту, несколько последовательных уровней концептуализации ("рассказ" (story-line), "сюжет" (plot) и "аргументацию" (argument))" (Олейников 1999: 12).

Такое, несколько схематизированное, представление о процессе "рождения рассказа" позволяет связать те две валентности события, о которых было сказано в самом начале: нарратологическую и экзистенциальную. Теперь стоит уточнить, как формируется представление о событии в жизни и в тексте. Есть ли возможность пережить событие, не назвав его? "Существуют надежды и планы, сражения и идеи, но только в ретроспективных рассказах есть несбывшиеся надежды, расстроенные планы, решающие сражения и продуктивные идеи" (Mink 1970: 554. Цит. по: Олейников 1999, 12). Жизнь континуальна, но наше знание о ней дискретно. Дискретность - свойство не бытия, но нашего знания о нем. Событие жизни и событие текста не существуют друг без друга. Жизненный факт становится событием, как только мы придали ему этот статус. Сравним взаимоотношения события в жизни и тексте со взаимоотношениеми события и ритуала, описанными А.К. Байбуриным: "Ритуал в архаическом и традиционном обществе стремился поглотить событие. Так, сами роды - лишь эпизод в структуре родильной обрядности. Ритуал рождения начинается гораздо раньше родов (если быть точным - уже в свадебном обряде), а завершается через весьма продолжительное время после родов. ‹...› На деле ритуал и есть событие. Другими словами, без ритуала (или вне ритуала) нет и события. И наоборот: событие существует лишь постольку, поскольку оно воплощено в ритуале" (Байбурин 1992: 19). Событие не может быть сочтено таковым без своеобразного "акта приемки-сдачи" его традицией: в ритуале или в тексте оно должно быть легализовано. Событие существует настолько, насколько оно укладывается в представление о нем социума или индивида.

Событие происходит на фоне нормы, нарушением которой оно является. Норма - категория ментальная, часто не эксплицируемая в тексте. "В любом обществе существуют правила, формально нигде не закрепленные. Это нормы морали, обычаев, традиций. Они связаны с господствующим в обществе представлением о добре и зле, складываются в результате их многократного повторения, исполняются в силу привычки, ставшей естественной жизненной потребностью человека. Правила такого рода составляют основу ментальности населения, в свою очередь тесно связанной со стилем его повседневной жизни", - предваряет исследование повседневности советского города социолог Н. Лебина (Лебина 1999: 12). И если норма растворена в повседневности, то ее нарушения становятся поводом для текста. Установить конструктивно значимые для текста схемы и правила культуры - увлекательная задача, решение которой позволит выявить структуру текста.

Сами факты таких нарушений предопределены мироустройством: удача и неудача деятельности, опасность и спасение, и т.д. Культурой маркируются не только сами события, но и условия их возникновения. Ситуации повышенной неопределенности, как то: поступление в ВУЗ, выбор профессии, рождение ребенка, серьезное приобретение, болезни и многое другое чревато нарративами 4. "Следует обратить внимание на повторяемость обыденных ситуаций в общественной и частной жизни людей, что объясняется постоянством природных, психо-физиологических, социально-исторических факторов, формирующих эти ситуации" (Неклюдов 1998b: 289).

Стоит, однако, заметить, что события одной культуры могут не быть таковыми в другой. Капля влаги на стекле иконы для неверующего человека не значима, для верующего она - событие и чудо: "24 ноября, в три часа ночи я проснулся от сильного благоухания. Вначале я подумал, что оно исходит от мощей или от флакона духов, но, подойдя к иконе, я поразился: вся она была покрыта благоухающим миром! Я застыл на месте от такого чуда!" (Православные чудеса 4, 30). В качестве светской иллюстрации процитирую пассаж из книги В. Паперного "Культура 2": "Приведем еще несколько примеров "вредительства" в области строительства и архитектуры. Тексты Культуры 2 утверждают, что вредители: "бросали сверху в ствол шахты камни" и засовывали "гвозди в насосы" при строительстве метро, распространяя при этом клеветнические слухи, что на кессонных работах люди "теряют способность к половой жизни";‹...› нарочно не соблюдали "горизонтальность рядов кладки и вертикальность стен" при строительстве дома рабочих завода "Станколит"; ‹...› тут уместно будет вспомнить о "попах, кулаках и бывших белых", которые, пробравшись в ЗАГСы, вредительски "недоучитывали рождаемость и явно преувеличивали смертность ‹...›. Все названные здесь события с точки зрения Культуры 2 вполне однородны. Сегодняшний наблюдатель усмотрел бы в них разные типы событий. Во-первых, это случайные события или события, вызванные низкой квалификацией работников. Во-вторых, это события, которые сегодняшний наблюдатель счел бы этически нейтральными" (Паперный 1996: 209 - 211). Некоторые из фактов просто непонятны: например, что такое "недоучтенная рождаемость"? Значимыми для Культуры 2 они становятся в интерпретации их как вредительства.

В соответствии с представлениями о норме и ее нарушениях из потока происходящего и происшедшего "вырезаются" отдельные эпизоды. "В частности, величайшее значение имеет самый выбор фактов ‹...› В жизни Оли Мещерской было тысяча событий, тысяча разговоров, связь с офицером заключала в себе десятки перипетий, в ее гимназических увлечениях был не одни Шеншин, она не единственный раз начальнице проговорилась о Малютине, но автор почему-то выбрал эти эпизоды, отбросив тысячи остальных", - замечает при анализе бунинского "Легкого дыхания" Л.В. Выготский (Выготский 1968: 206).

Эпизоды, которым присвоен статус событий, монтируется в рассказ. Монтаж производится с учетом нескольких факторов. Во-первых, рассказчик должен заинтересовать 5 собеседника. "Выбираемая тема должна быть интересна. (...( В этом отношении читателя удовлетворит актуальная, т.е. действенная в кругу современных культурных запросов тема" (Томашевский 1996: 177). Во-вторых, свое прошлое человеком мыслится в виде стереотипного набора сюжетов и мотивов. "Родился, крестился, женился, умер", "veni, vidi, vici", "страдал, рыдал, терпел, исчез" (Батюшков 1977: 353). С.Ю. Неклюдов проследил совпадение "драматургии жизни" и "драматургии повествования" на примере того, как монгольская хроника XIII в. "Сокровенное сказание" описывает жизнь Чингис-хана через эпические мотивы сиротства героя. Вместо альтернативы "либо текст отражает историческую реальность, либо он является переработкой фольклорной традиции" С.Ю. Неклюдов предлагает третий путь: "еще до своего отображения в исторической хронике (или каком-либо другом подобном тексте) жизненный материал проходит определенную обработку - в соответствии с ментальными моделями данной культуры (Неклюдов 1998a: 290).

Подведу итоги. В соответствии с представлениями о норме (а процесс нормирования охватывает все умопостигаемые стороны нашей жизни: от цвета одежды, архитектуры дома, самочувствия, поведения до погоды) и ее нарушениях в жизненном потоке выделяются отдельные отрезки - события. Одно и то же явление может быть событием в одной традиции и не являться таковым в другой. Представление о событии тесно связано с мировоззренческой позицией рассказчика и его рассказа.

Разберем в этом отношении один из рассказов:

Да. У меня подруга уехала в Израиль (1) 6. Полгода назад. Говорила, что вернусь, двойное гражданство, но было ясно, что навсегда. Так и осталась. Она очень способная к языкам. За пять месяцев на курсах выучила язык. Тест сдала на 92 из 100. Хотя 50 - это уже "отлично" (2). Все удивились. Никто из группы такого результата не достиг. Потом поступила на курсы экскурсоводов при ВУЗе, университете (3). Тоже никто на них не поступил. И через несколько дней поехала куда-то, попала в аварию. Те, кто вместе с ней ехал, ничего, царапины, а она сломала шейные позвонки. Теряет зрение. Полный финиш (4). А история просто фольклорная. Она перед отъездом мыла у бабушки окно. На лоджию влетела птичка, свернула себе шею и умерла прямо там (5). Она мне рассказывала, боялась ехать и поехала. У всех было какое-то чувство, ее отговаривали. Сейчас вроде ничего, но зрение падает и позвонки - это самое главное. (Архив автора, № 14).

Рассказчица в разговоре считает нужным поделиться событием из своей жизни (4): несчастным случаем со своей подругой Х. Несчастный случай тем более несчастен, что подруга талантлива (2), (3). Событие 4 могло быть вербализировано и просто как сообщение о происшедшем: Х попала в автокатастрофу. Эта информация была бы самодостаточной в своей трагичности в круге близких Х. Собеседница не близка к Х, поэтому рассказчица не имеет цели информировать собеседницу о происшедшем с Х. Для разговора "интересно" не только событие, а его интерпретация. Несчастный случай не есть случай 7. Идея случайного противоречит стабильности картины мира. У каждого следствия должна быть причина. Рассказчица выбирает причинно-следственный тип связывания событий в своем тексте. Задача рассказа состоит в опровержении случайного: несчастье, о возможности которого подруга была предупреждена в момент принятия важного решения (об отъезде в другую страну), есть следствие проигнорированного предупреждения извне (5) (так же как собственный страх и предчувствия близких). Залетевшая в окно и умершая птичка - актуализация приметы "птица залетает в окно - к беде" (см.: Даль 1993: 585). Из жизненного континуума были выбраны и связаны через общее знание (примету) два события: проигнорированная примета (5) и автокатастрофа (4). Остальные события, отъезд в Израиль (1) и удачи в учебе (2), коррелируют с доминирующими событиями: (1) состоялось несмотря на предчувствия и примету (5), а удачи (2), (3) усугубляют трагичность (4). Смысл рассказа состоит в подтверждении такого устройства мира, в котором несчастье есть не случай, а закономерность при несоблюдении "мер предосторожности". Таким образом, событие было социализировано, рассказчица предъявила свой опыт и способ переживания.

Рассмотрение события как бытийственной категории (представление о событии аккумулирует основополагающие знания о жизни, о норме и ее нарушениях, а следовательно, о добре и зле) и события как нарратологического элемента дало возможность установить связь между ними на уровне текстопорождения. Процесс создания достоверного устного рассказа проходит от выделения событий в жизненном континууме до "осюжетивания" их в конкретном тексте. Выявление различных групп событий и способов их связывания можно использовать в дальнейшем при типологизации достоверных фольклорных нарративов.

Примечания

1 Большинство фольклорных текстов (от заговоров и былин до баллад и девических рассказов) имеют нарративную форму. Каковы бы ни были события фольклорных текстов - внешние по отношению к человеку или внутренние, героические или лирические, статические или динамические - они составляют повествование. Даже в заговорах, приоритет прагматики в которых очевиден, внутренние состояния клиента и магический императив заговаривающего облекаются в форму нарратива:

Стою благословясь,

Пойду перекрестясь

Ко быстрой реке.

Во быстрой реке

есть рыба Съедуга,

Съедает у младенца (имярек) Грыжу-Индвигу.

Испускается грыжа-Индвига

Вниз по кровям,

По долгим пальцам,

По острым ногтям

(Традиционная русская магия 1993, 99).

2 Бенвенист определял эту форму повествования как повествование в историческом плане: "Форма, называемая третьим лицом, действительно содержит указание на высказывание о ком-то или о чем-то, но это не соотносится с определенным лицом. Переменный и собственно "личный" элемент рассматриваемых обозначений здесь отсутствует" (Бенвенист 1974, 262). Повествование в "личном" (1-е, 2-е лицо глагола) регистре Э. Бенвенист называет планом речи, в 3-ем лице - планом истории. "Исторический план сообщения в настоящее время характеризует повествование о событиях прошлого. /... / По-видимому, так: с того момента, как факты зарегистрированы и переданы в историческом плане сообщения, они тем самым характеризуются как прошлое. /.../ Мы определяем исторический план как способ высказывания, исключающий какую бы то ни было "автобиографическую" языковую форму" (Бенвенист 1974: 271).

3 См., например, истории, опубликованные в сборнике "Расскажи свою историю", составленном из присланных на одноименный конкурс газеты "На дне" писем на тему бездомности (Расскажи свою историю, 1999). Конкурс был проведен петербургским Фондом "Ночлежка" и газетой "На дне" в 1999 г. Вот типичное начало таких историй:

"Ликушка-путешественница (не по Гаршину)

Позвольте представиться - совковый бомж с четырьмя гуманитарными образованиями, одно из которых высшее ‹...›.

Однажды я рассказала всего несколько эпизодов из своей скитальческой жизни знакомому мужчине, он ... заплакал. На мое недоумение он сказал: "Выслушав твою историю, и камень бы заплакал...". Итак, "камень бы заплакал"... А люди? Те, рядом с кем я жила. Они были равнодушны или помогали.

А теперь по порядку, по хронологии. Все мое детство прошло в переездах моих родителей из города в город, с квартиры на квартиру" (Расскажи свою историю 1999, 438).

4 Каждый фольклорный жанр узурпирует определенные события жизни и способ их представления в тексте. Так, например, в результате рассмотрения 65 текстов современных устных городских рассказов, схожих по структуре с традиционными быличками, было выявлено 7 групп событий, являющихся "сюжетными ядрами" в текстах:

Болезнь (увечья, изменения характера, внешности к худшему, физические недостатки) / Исцеление

Смерть / Выживание

Катастрофы, войны / Победа

Разрушение (стихийные бедствия) / Строительство

Недостача / Находка

Беременность

Имянаречение

5 Материалы "Русского ассоциативного словаря" показывают, что устойчивой реакцией на стимулы, связанные с рассказыванием, являются характеристики интересный, необыкновенный, странный, необычайный (РАС 1994a, РАС 1994b, РАС 1996).

6 Цифрами в скобках в тексте после выделенного текста я обозначаю номер события в порядке их следования в тексте.

7 Случай есть определение события, случайность - его причины. Частное замечание В. Паперного в отношении Культуры 2, которая "не верит в случайность плохих событий, за каждым плохим (как и за каждым хорошим) событием стоит чей-то умысел", справедливо в отношении любой культуры. Культура несостоятельна, если в ее арсенале отсутствуют приемы экзегезы жизни.

Литература

Байбурин 1992 - Байбурин А.К. Ритуал: между биологическим и социальным // Фольклор и этнографическая действительность. СПб., 1992. С 18 - 28.

Батюшков 1977 - Батюшков К.Н. Опыты в стихах и прозе. М.. 1977.

Бенвенист 1974 - Бенвенист Э. Общее языкознание. М., 1974.

Бремон 1972 - Бремон К. Логика повествовательных возможностей // Семиотика и искусствометрия. М., 1972. С. 108 - 135.

Выготский 1968 - Выготский Л.С. "Легкое дыхание" // Выготский Л.С. Психология искусства. М., 1968. С. 187 - 209.

Группа ? 1998 - Группа ?. Общая риторика. Благовещенск, 1998.

Даль 1993 - Даль В. Пословицы русского народа в 4 ТТ.. Т. 2. М., 1993. С. 585.

Лебина 1999 - Лебина Н.Н. Повседневная жизнь советского города: Нормы и аномалии. 1920/1930 годы. СПб., 1999.

Лотман 1970 - Лотман Ю.М. Структура художественного текста. М., 1970.

Лотман 1992b - Лотман Ю.М. Происхождение сюжета в типологическом освещении // Лотман Ю.М. Избранные статьи. Т.1: Статьи по семиотике и типологии культуры. Таллинн. 1992. С. 224 - 242.

Неклюдов 1998a - Неклюдов С.Ю. Исторический нарратив: между "реальной действительностью" и фольклорно-мифологической схемой // Мифология и повседневность. Материалы науч. конференции 18-20.02. 1998. / Сост. Богданов К.А., Панченко А.А. СПб., 1998. С. 288 -292.

Неклюдов 1998b - Неклюдов С.Ю. "Событийные сценарии" повседневности и их соответствия в нарративных структурах // Конференция "Слово как действие". Тезисы докладов. М., 1998. С. 64 - 67.

Олейников 1999 - Олейников А.А. История: событие и рассказ. Критический анализ философии нарративной формы. Автореф. на соиск. уч. ст. канд. философ. н. М., 1999.

Паперный 1996 - Паперный В. Культура 2. М., 1996.

Православные чудеса 4 - Православные чудеса в ХХ веке: Свидетельства очевидцев. Вып. 4. М., 1995.

РАС 1994а - Русский ассоциативный словарь. / Сост. Караулов Ю.И.,. Сорокин Ю.А., Тарасов Е.Ф. и др. Кн. 1: Прямой словарь: от стимула к реакции. М., 1994.

РАС 1994b - Русский ассоциативный словарь. / Сост. Караулов Ю.И.,. Сорокин Ю.А., Тарасов Е.Ф. и др. Кн. 2: Обратный словарь: от реакции к стимулу. М., 1994

РАС 1996 - Русский ассоциативный словарь. / Сост. Караулов Ю.И.,. Сорокин Ю.А., Тарасов Е.Ф. и др. Кн. 3: Прямой словарь: от стимула к реакции. М., 1996.

Расскажи свою историю 1999 - Расскажи свою историю. СПб., 1999.

Рикер 1999 - Рикер П. Время и рассказ. Т. 1. Интрига и исторический рассказ. М.; СПб., 1999.

Русский фольклор 1985 - Русский фольклор/ Сост. и прим. В. Аникина. М., 1985.

Томашевский 1996 - Томашевский Б.В. Теория литературы. Поэтика. М., 1996.

Традиционная русская магия 1993 - Традиционная русская магия в записях конца ХХ века / Авт.-сост. С.Б. Адоньева, О.А. Овчинникова. СПб, 1993.

Mink 1970 - Mink L. History and Fiction as Modes of Comprehension // New Literary History. 1970. Vol. 1. P.554.