<< На главную страницу

А.Б. Мороз

Житие преп. Кирилла Челмогорского и устная традиция Лекшмозерья

Преп. Кирилл, игумен Челмогорский, подвизался в пустыни на Челмогоре, на берегу р. Челмы, между двумя озерами: Лекшмозером и Челмозером (сейчас Монастырским), на западе Каргополья. После его смерти там возник монастырь, разрушенный в 30-50 гг. ХХ в. Его житие составлено о. Иоанном, священником Покровской церкви села Лядины, расположенного на полпути от Каргополя к монастырю, в конце XVII в., после 1681 г.[1] До нас дошло две редакции жития: ранняя, сохранившаяся в рукописи XVIII в. из собрания Е.В.Барсова, хранящегося в отделе рукописей Государственного исторического музея (Барс. №794)[2], и поздняя, представляющая собой переработку, сделанную в 1844 г. иеромонахом Кирилло-Челмогорского монастыря Федором Гурьевым. Он сократил несколько пассажей и добавил некоторые сведения, носящие характер комментария, а также значительно исправил текст жития в отношении морфологии, синтаксиса и стиля, придав изобилующему ошибками тексту вполне литературный вид. Эта редакция известна по списку из собрания Е.В.Барсова (Барс. №795), а также по изданию К.А.Докучаева-Баскова[3], имевшего три списка, один из которых хранился в обители, а другие принадлежали жителям окрестных сел. Публикатору не были известны ни рукописи из собрания Барсова, ни сам факт существования более ранней редакции жития.

Текст жития компилирован и очевидно распадается на 2 части. В основе первой, собственно биографической лежит Житие преп. Нила Столобенского, вторая, вероятно, создана самим о. Иоанном.

Из земной жизни Кирилла приводится всего четыре эпизода. Дальнейшее повествование, по-видимому, оригинально и включает 17 эпизодов описывающих чудеса, совершенные святым после смерти, причем все они относятся ко времени жизни автора и приводятся на основании устных преданий, о чем говорит сам автор. Действие них разворачивается в монастыре, его ближайших окрестностях и соседних деревнях.

Фольклорная экспедиция РГГУ, работавшая в селах Орлово и Труфаново, неподалеку от места, где был Кирилло-Челмогорский монастырь, пыталась выяснить, существуют ли в устной традиции сюжеты, связанные с Кириллом. Нам удалось записать ряд преданий, повествующих и о жизни святого, и о его чудесах после смерти.

Сюжетов, связанных с жизнью и смертью святого, несколько:

1. Этот преподобный-то Кирило и идёт в деревню по какой-то просьбы или что-нибудь, по какой-то надобности и они ему попали встрету на пути. И они ево спрашивают: старчё! Они никак не назвали, а старчё, где у тебя кошелёк с деньгами. -А идите, за иконой, в углу. Сам продолжил путь в деревню, а они пошли к нему. Зашли к нему вот -ну это. Ниже мамы-то, за мамой <место на кладбище на территории монастыря, где похоронена мать информанта>. Только до иконы-то коснулиси и ослепли. Вот и всё. Он приходит отсюда с этой деревни, они стоят, выйти-то не могут никуда - слепы. Вот они и просят: «Старчё, отпусти нас с Богом. Ну вот - забыл, забыл, что он им сказал-то, а они такие... он уйм возвёл зрение-то. И они ушли обратно (с. Труфаново, зап. от Н.М.Исаева, 1933 г.р.).

Приведем для сравнения соответствующий эпизод жития:

Во время убо некое приидоша на Челму гору к преподобному разбойницы съ Онеги реки, по прозванию чудь белоглазая. <...>уразумевъ преподобный приходъ злыхъ человекъ разбойникъ, и возведъ очи свои на небо, и со слезами помолився Богу, глаголя сице: “Не остави мене, Господи Боже мой, не отступи от мене, вонми въ помощь мою, Господи спасения моего” <...> Вопросивше же его съ великимъ прещениемъ, глаголюще: “Старче, повеждь намъ, где твое сокровище хранимое?”- преподобный же отецъ нашъ Кириллъ не имый от таковыхъ ничтоже, о немже вопрошенъ бысть, но въ последней нищете живый, точию имяше едину ризу, и ту зело худу. Глагола же имъ святый сице: “Чада, все мое сокровище въ кельлии моей во углу, имя рекъ ему,”- бе бо въ нареченномъ углу поставленъ образъ Богородичный съ Превечнымъ Младенцемъ<...> Но что убо зде сотвори самая премудрость въ Троице славимый и покланяемый Богъ, избавляя угодника Своего от руки врагъ его, всегда готовъ сый на помощь рабу своему<...> Разбойницы же они возрадовашеся о глаголехъ преподобнаго, и скоро въ келлию его вскочивше, воззревше же въ нареченный от святаго углъ и внезапу от чюдотворныя оныя иконы Богоматере искипеша лучи паче солнечныя зари. Егда же облиста внезапный свет оныхъ душевныя и телесныя зеницы, и внезапу ослепше очеса онехъ <...> По мале же времени <...> вниде къ нимъ и самъ преподобный видети бывшее; <...> глагола имъ святый: “По что, чада, пришли есте, то и собирайте,”- они же начаша у преподобнаго прощения просити о своемъ согрешении, исповедающе ему своя злая помышления, яже на него. <...> Преподобный же, милосердовавъ о нихъ, ста на молитву и помолися о нихъ со многими слезами. <...> Въ той часъ молитвами преподобнаго, разбойницы от ослепления прозреша и припадше къ ногамъ преподобнаго Кирилла, онъ же запретивъ ктому такова зла не творити и отпусти ихъ съ миромъ<...>[4].

2-3. Как был там Кирила Челмогорский ли, как ли. Святой. И вот эти изгнать-то хотели. Труфановцы... Казара-то (деревня Казариновская там, за озером, их так называли: «Ну, казара!»). И они хотели этова изгнать. Мать где-то там, в Библии, што ли, читала. Есть книги, наверно... Изгнать хотели... Там, гоўорят, пришли - он жил в какой-то там пещере. Пришли, привязали верёвки ли, што ли и вот потащили ево из этой. Верёвка што ли оборвалась. Там они все куда-то упали... Там яма образовалась, и до сих пор эта яма есть. Дна не могут смерять. Вода. И за сосну было уцеплено. Сосна такая низкая, кудрявая. Не растёт вверх (с. Орлово, зап. от Б.Г.Бархатова, 1949 г.р.).

И опеть собрали здесь братию вот чудь-то белоглазу, чудь белоглаза. Собрали ещё войско, взяли топоры и пилы эти вот дровянки, тогда не было этих механических пил, а дровянки. И рощу эту вырубили, всё свалили на его келью, на жилищё и подожгли. Келья осталась жива, а он только когда они начали валить, он только их попросил, оставте мне эту-то сосну, не шевелите эту сосну. Это сосна осталась жива и келья его - не могли спалить, так тогда повторно эту его жильё цепью вокруг опоясали и потянули её вон туды ниже, такой креж. Они - цепи-то оборвались, там яма есть, я вот вам бы теперь показал бы. Они провалилиси и теперь там лежат, никто их найти не мог найти. Во как. Во как Кирило Преподобный Чёлмогорский так их наказал. Потому что он был отец Кирило-монастырского монастыря, преподобный отец (с. Труфаново, зап. от Н.М.Исаева, 1933 г.р.).

В последнем рассказе контаминированы два эпизода из жития:

<...> Мужие, живущии близ глубокаго Лекшмозера, начаша завидети блаженному<...>: “Хощемъ убо и мы по отечеству нашему тамо участие имети въ наследие себе и чадомъ нашимъ в прочия лета”. И пришедше на место то, идеже преподобный живяше, и начаша на горе той лесъ сещи, яко да сотворятъ себе нивы, насеяние обилию. Преподобный же Кириллъ начатъ молити мужей техъ глаголя имъ: “О братие и чада моя возлюбленнейшая, молю васъ оставити гору едину со возрастшими ту древесы,”- они же <...>не точию на милосердие не преклонишася, но от диавола толикою завистию поощряеми, мняху согнати преподобнаго от места того и смерти предати. Посекоша на горе той вся древеса, оставиша точию едино древо, именуемо сосну, и умыслиша тако: “Егда начнемъ посеченныя древеса жещы, тогда и келлия его сгоритъ”<...> И въ той часъ ста преподобный на молитву и начатъ со слезами молитися<...> Милосердый же и Человеколюбивый не оставляетъ уповающихъ нань рабовъ Своихъ, работающихъ Ему день и нощь, молитву его услыша и спасе его<...>: егда прииде пламень съ великою яростию до самыя горы, идеже <...> молитвенный храм и келлия бяше преподобнаго, и внезапу презельный той пламень Божиимъ повелениемъ яко от воды угасе[5].

В самом начале жития, в главе о пришествии святого на Челмогору приводится такой эпизод:

<...> Прииде старый супостатъ и злоковарный врагъ яве къ келлии его, и съ нимъ яко многъ народъ, около келлии обыдоша бесовский полкъ, принесше съ собою колоды, сиречь, ужища, и около келлии задеша по земли разстягше подъ гору къ Челму езеру, и сотвориша велий плищь и клокотъ многъ, кричаще нелепымъ своимъ гласомъ, глаголюще другъ другу: “Повлечемъ келлию и ввержемъ ю в езеро,”- мняще окаяннии, яко устрашится преподобный и побежитъ от места того. Видевъ же преподобный неистовство лукавых и безстудныхъ демоновъ, знаменавъ себе крестнымъ знамениемъ и ставъ на молитву <...> И возопи сатана, древний подстрекатель, ко своимъ ему темнымъ и мрачным бесомъ, рече: “О, друзи мои, не вемъ, что сотворити ему калугеру, се убо всячески мя победи, вкупе же и всю силу мою прогна, и нерадитъ о насъ<...>”[6].

4. Добрый, конешно, он, например, знал, когда он умрёт, сказал, што вот я пошол, помылся в бане, одел белое бе... чистое бельё, пошол, лёг на лавку, сказал, што я вот умру, сегодня я умру. Он обладал даром предвиденья, или как (с. Труфаново, зап. от Е.Н.Поповой, 1933 г.р.).

В житии смерть Кирилла описывается так: к Кириллу приходит его духовный отец игумен Иосиф, Кирилл исповедуется и причащается.

Посихъ преподобный Кириллъ исполнився Святаго Духа и приятъ даръ прозорливый, отверзъ неложная своя уста ко игумену, пророчествовати нача, ко игумену Иосифу <далее приводится пророчество о судьбе пустыни после его смерти>. И посемъ рече преподобный игумену Иосифу: “Отче святый, время уже приближись моего отшествия къ Богу”. <По уходе Иосифа> великий же подвижникъ <...> безмолвствовати нача и, вшедъ въ келлию, затвори себе и на всенощное правило уклонися. По исполнении же правила своего <...> малу болезнь ощутивъ, возляже на одре своемъ, по обычаю, и преставися<...>[7]

Из всех сюжетов, приводимых в житии, в устной традиции по сей сохранились только те, которые связаны с жизнью святого. Все они имеют письменный источник, скорее всего, вторичный: наши информанты часто сами ссылались на некие книги. Судя по указанию К.А.Докучаева-Баскова, который, издавая житие, пользовался списками, принадлежавшими местным жителям, в XIX в. рукописи могли иметь хождение. Однако нам не встретилось ни одного упоминания о них. Вместе с тем, как нам удалось выяснить, у родителей многих наших информантов[8] на руках были два издания: Жития святых на русском языке, изложенные по руководству Четьих миней св. Димитрия Ростовского[9] и Историко-статистическое  и археологическое описание Челмогорской мужской пустыни[10]. В первом из них житие Кирилла излагается кратко, а собственно биографическая часть, заимствованная из жития св. Нила Столобенского, совсем опущена (в житии Нила в том же издании она приведена). Вторая книга наряду с историко-статистическими сведениями о пустыни приводит фрагменты жития по К.А.Докучаеву-Баскову. Хотя эти книги сохранились у некоторых из наших информантов и сейчас, сведения об обители и ее основателе они черпают не из них, а из устных рассказов своих старших родственников.

Судя по количеству записей (около ста, сделанных со слов примерно 30 человек), предания о Кирилле и монастыре продолжают активную жизнь. В устной традиции, сюжеты видоизменяются. Упрощается «ролевая структура» этих рассказов: полностью опускаются те пассажи жития, в которых Кирилл молитвенно обращается к Господу и Он помогает святому преодолеть бесовское искушение или справиться с враждебно настроенными местными жителями. В характерной для «народного православия» и народного культа святых манере св. Кирилл сам наделяется магической силой («Во как Кирило Преподобный Чёлмогорский так их наказал»,- говорится о провалившейся в яму чуди).

Устные предания о Кирилле перерабатывают житийные сюжеты, отбрасывая все, что кажется лишним и дополняя новыми деталями. Так, предсмертное пророчество о судьбе пустыни не упоминается в записанных нами рассказах, зато акцент делается на предвидении собственной смерти.

Сюжет о противостоянии Кирилла и бесов, желавших стянуть его келью с горы, приобретает особые детали и композицию. Бесы в преданиях имеют «знакомые черты»: называются то нечистой силой, то чудью белоглазой (предания о чуди распространены в этих краях), то казарой (современное пренебрежительное название жителей д. Казариновской в с. Труфанове); появляется обязательный во всех рассказах на этот сюжет финал, логично завершающий противостояние: тянувшие веревками или цепями келью сорвались и провалились в яму или болото, где и погибли. Наконец, в этих преданиях появляется сосна, за которую цепляли цепи, желая стащить келью в болото.

Проникая в устные рассказы, житийные сюжеты видоизменяются в соответствии с условиями действительности. Место, где был монастырь, и по сей день почитается если не как святое, то как особое, выделенное из «повседневного пространства». Оно и расположено особняком: с трех сторон Челмогора окружена водой и болотами, на территории бывшего монастыря уже в недавнее время устроено деревенское кладбище. Место обители почитается, что подтверждают и обетные кресты, стоящие среди могильных: «Делали как типа заветы. Вот этот крестик, вон старый, дак бабуля делала моя. А тот дя<дя> Коля Исаев, по-мойму, зделал. Ну, кто какой завет зделат. [Бабушка информанта поставила крест, чтобы ее сыновья пришли с войны.] Вот она поставила, и сыновья обои пришли» (с. Орлово, зап. от Б.Г.Бархатова, 1949 г.р.).

Предания мотивируют восприятие этого места как сакрального: оно во многом  связано с фигурой основателя пустыни, эпизоды из его жизни ярки и носят очевидно легендарный, фольклорный характер[11]. По классификации мотивов преданий Н.А.Криничной[12], в сюжете об ослеплении разбойников могут быть усмотрены мотивы типа Р-1-и, в сюжете о сожжении деревьев - типов О-9-г, О-10-а, О-10-б, в сюжете о келье - типов Б-1, Р-1-г, У-1-а, У-1-в. Примечательно, что в устных рассказах не встречается эпизод «о рыболовцах», в котором Кирилл не принял обычного подношения рыбаков, «бе бо человек той <принесший его> имея нечисто тело свое от блудныя страсти»[13]. Товарищи поняли это и отправили к закрывшемуся в келье подвижнику другого посланника, который был принят им. Можно предположить, что этот эпизод не вошел в устную традицию, так как проблематика нравственной чистоты лежит вне фольклорного мировидения.

Все остальные сюжеты актуальны, связаны в сознании людей с конкретными местами, где и происходило действие. На юго-восточном склоне Челмогоры, на краю кладбища, за фундаментом алтаря разрушенной Богоявленской церкви, есть неглубокая яма, вокруг которой и стоят обетные кресты. По преданию, она осталась на месте кельи, в которой жил преподобный: «Яма была тамо-где... <Какая яма?> -Ну там, наверно, была келья <...>Да там вот яма такая есть, часовенка, говорят, там была <...> (с. Труфаново, зап. от А.И.Старцевой, 1926 г.р.) (житие гласит о том, что Кирилл был погребен «въ часовне, от северныя страны церкви чюднаго Богоявления Господня, юже самъ созда», часовня же была устроена над его гробом[14]). Неподалеку, на южном обрывистом склоне, в начале крутого спуска к болотистому берегу Челмозера (Монастырского), стоит корявая сосна. Она и в самом деле «не растет вверх», как та, за которую, по преданию цепляли цепи, стаскивая келью в воду: «Говорят, вот у этой сосны... э-э-э... што-то хотели стащить эту сосну - там предание такое я слыхала, што стащить... там в общем какие-то были тут разбойники - не разбойники, но никак они стащить эту сосну не могли. <Зачем они хотели стащить сосну?> -Там был вроде, у этой сосны было што-то... или это... жил преподобный какой - я не знаю точно: или Макарий, или какой - не знаю» (с. Труфаново, зап. от В.Н.Карякиной, 1923 г.р.). Внизу - болото. Едва ли ему «дна не могут смерять», «она <низина> и щас непролазна», но местные жители опасаются туда ступать (автор этих строк спустился туда - воды было по колено,- но тут же был предостережен, что это место опасное и лучше оттуда уйти). Рассказывая нам про Кирилла, жители Труфанова и Орлова, оказавшиеся в этот день на кладбище, демонстрировали все местные достопримечательности: вот здесь он жил, вон туда провалилась чудь, вот за эту сосну тащили в болото келью.

Приведенные примеры не исчерпывают сюжетов о нем и о монастыре. Ни одно из 17 посмертных чудес, описанных Иоанном, не нашло отражения в устной традиции, но имеется еще значительное число текстов, посвященных другим событиям, которые не соотносятся с житием. В большинстве своем это предания современные, относящиеся к эпохе, очевидцами которой были наши информанты. Эти предания больше связаны с монастырем, чем с его основателем.

Розрушали <Челмогорский монастырь> вот с Лёкшмозера... этот... когды тут столб <колокольня> осталсе из кирпицей, дак ёго и тракторами дёргали тросами - всё не могли сронить. А парень вот с Лёкшмозера <...> был <...> ён и сказал: «Типерь,- говорит,- пойидем, всех богов розгоним!» Приехал<...> взял топор да пришол да кирпицик там вывернул из этого столба, и весь столб рухнул на ёго, ёго там и задавило. Ёго Бох так и наказал (с. Орлово, зап. от Н.В.Олюшкиной, 1937 г.р.)

«Поеду чертей, - говорит, - из монастыря выгонять!» - эта колокольня стояла. <...> Зацепили за трос, он как сказал, што «поеду чертей выгонять»,- два раза дёрнул, колокольня полетела и прямо на трактор и парнишку этова убило (с. Труфаново, зап. от Г.Н.Попова, 1930 г.р.).

Характерна деталь: колокольню ломали так же, как некогда келью Кирилла: тащили тросами. Результат был примерно тот же. Независимо от того, отражает ли эта история реальную ситуацию или нет, здесь может быть усмотрен устойчивый мотив.

А вот так рассказывается о пожаре деревянной Успенской церкви, в которой было общежитие леспромхоза:

Он <Кирилл> был захоронен, кажется, под полом в церкви. Там стоял крестик. И вот, говорят, когда церковь сгорела, этот крестик остался нетронутым (с. Труфаново, зап. от М.А.Шумейко, 1939 г.р.).

Потом в этой церкви <в Кирилло-Челмогорском монастыре> разместили людей. Там открыли лесопункт. Там за озером. А в церкви жили люди<...> Там жили прямо вон в аналое <в алтаре>. В этом аналое была кровать поставлена только вот молодёшь, муж с женой поженились, и йих сюда отправили работать. И вот эта женщина всё рассказывала, гоўорит: из церкви выгоняли их. Как, гоўорит, спать лягут, так приходит старичок. Старенький, гоўорит: «Не место вам здесь, подите из церкви". Ну а куда уйдёшь? И вот в один день, значит, ушли на работу все, церковь загорелась. И всё внутри згорело. <На вопрос о старичке, нам ответили, что это был основатель монастыря - преп. Кирилл Челмогорский> (с. Труфаново, зап. от Поповой Е.Н., 1933 г.р.).

В последнем примере видна уже отмеченная тенденция к актуализации сакральной информации. Если в рассмотренных выше текстах актуализировалось сакральное пространство, то здесь в первую очередь важна фигура самого Кирилла, который поддерживает этот статус даже у оскверненного храма. С этой же точки зрения интересен и следующий текст, демонстрирующий как бы вневременное существование святого и святыни. В начале, по-видимому, имеется в виду сам Кирилл, далее же Кириллом называется последний настоятель монастыря, о котором рассказчик мог знать по рассказам матери.

<Какой был монастырь?> Успенский и Кирилло-Челмогорского. Основал-то Кирилла Челмогорской, а он выходцом с Новгорода. И прожил здесь пейсят два года. <...> Выходцом он был с Новгорода. <...>И прожил здесь пейсят два года. А Успенска Божья Мать Богородица... я<...> так не могу припомнить - она, тут видимо тут была подвижницей. К нему, к монастырю. <...> Она построила себе деревянную церковь. И рядом церкву - Успенская Божья Мать Богородица. И у неё было сто двадцать семь <?> человеческих. Скотный двор был на пейсят голов, две бани, два общежитиё рабочих. Две бани и два общежития рабочих. Одно общежитие было в монастыре, второе общежитие было в монастыре... это Пёлой <Пёла - выселки у монастыря>. Вот. И вот они и жили, и было у них две пчоло-семьи. Мёд свой собирали, и жили, и обрабатывали землю<...> Одной семьёй. Эти приходили прихожана через мостик, через реку, с Пёлой в монастырь всё коров доили, кормили, обряжали, молоко, простоквашу, сыр - всё сами готовили. <...> Преподобный Кирилло Преподобный он им сам указания делал, они так и исполняли. Дрова - заполняли полинницы, готовили ходили после этого, до сенокосу. Сенокос - корма заготовляли. А зимой - они опять - корма возили, скот обряжали, молоко, ну, молоко не только для своих нужд, но у них земли было около двухсот гектар. И они - земли у них были очень бедные, я вот книжку потерял, но я в книжке сам вычитал: земли у них были очень бедные, удобрений не хватало. Навозу, навозу верней. Скотоводчество. Все поля. <...>Кирилла Челмогорской, он распределял. У меня тыща человек рабочей силы. Всё. Надо год жить. Год до Хрестоспасхи (с. Труфаново, зап. от Н.М.Исаева, 1933 г.р.).

Наконец, имя Кирилла Челмогорского упоминается в преданиях с такими широко распространенными сюжетами, как наречение названия селу и проклятие жителям села. В этой роли выступают практически все местночтимые святые (в Каргополье это, наряду с Кириллом, Александр Ошевенский и Макарий Желтоводский), а также и широко почитаемые свв. Николай, Георгий и др. Так, Кирилл дал название двум деревням, входящим в Лядинскую волость: Бутину и Дудкинской - по имени их первых жителей[15].

Ареал распространения культа св. Кирилла Челмогорского невелик, он в основном ограничивается селами, расположенными вокруг Лекшмозера и по мере удаления от него становится все менее выраженным. Отдельные упоминания встречаются еще в Лядинах, дальше его следы пропадают совсем. Так, в сс. Лекшма, Ловзаньга (южнее Лекшмозерья и юго-западнее Каргополя), Саунино (северо-восточнее Каргополя), Усачево, Волосово, Троица (севернее Каргополя, вниз по течению Онеги), где велся опрос информантов на эту тему, имя Кирилла неизвестно.

Подытоживая сказанное, можно заключить, что современный культ св. Кирилла Челмогорского характеризуется двумя основными особенностями. Во-первых, его актуальность определяется близостью к месту, которое связано с его именем и жизнью. Включенность жителей окрестных сел в жизнь обители, духовную и хозяйственную, была, вероятно, причиной повышенного интереса к ней и большего, чем в других местах, распространения житийной литературы. Сам монастырь, а после уничтожения место, где он находился, оказались включены в систему деревенских святынь (часовен, камней, ручьев, источников и т. п.), имеющихся если не в каждом, то в очень многих селах, и продолжает оставаться объектом почитания, чему в последние десятилетия способствует расположенное там кладбище.

Во-вторых, культ св. Кирилла Челмогорского - явление живое и развивающееся. Устная традиция направлена на актуализацию событий из жизни подвижника, на соотнесение их с настоящим временем и местом. Этим может быть объяснен «отбор» житийных сюжетов: активно бытуют предания из жизни святого и те, которые описывают чудеса ХХ в., связанные с его именем и важные для наших современников. «Промежуточные» сюжеты, относящиеся к XVII в., полностью выключены из устной традиции Лекшмозерья.