Е.М. Мелетинский
"Общие места"
и другие элементы
фольклорного стиля
в эддической поэзии*
Позитивистская скандинавистика конца XIX - начала XX века в противоположность романтической науке видела в "Эдде" только книжный эпос, древние песни изучались средствами современной литературоведческой текстологии с выявлением ряда авторских редакций; сходные мотивы и стилистические обороты интерпретировались как результат сознательного заимствования. "Эдда" была слабо затронута научным движением за признание "фольклоризма" эпической литературы в трудах Менендеса Пидаля, Ришнера, М.Парри, А.Лорда, Мэгауна и др., по-новому осветивших Гомера, эпос романских народов, даже "Беовульф" путем сопоставления стиля этих памятников и эпических песен, бытующих до сих пор в устной форме. Между тем еще старая работа Р.М.Мейера 1 показала (не затрагивая, правда, проблемы фольклоризма как таковой), что в эпосе всех германских народов существовал устойчивый фонд формульных выражений, который трудно свести к заимствованию. После работ Парри и Лорда, увидевших в формулах, прежде всего в формулах метрически закрепленных, признак фольклорного генезиса книжного эпоса, возникает соблазн истолковать эту формульность германского эпоса, в том числе и скандинавского, в плане фольклоризма.
В 1958 году в Гарвардском университете Р.Келлог защитил диссертацию, содержащую попытку усмотреть подобную формульность в "Эдде", но диссертация эта до сих пор (на 1978 год. - Ред.) не опубликована и результаты Келлога остаются нам неизвестными. В 1964 году, по-видимому, независимо от Келлога советский скандинавист Э.Макаев в весьма содержательной статье 2 напомнил о возможности истолковать "общие места" "Эдды" как результат не литературных заимствований, а "синхронного" использования общих фольклорных традиций. Более подробно эта проблема разбирается в нашей книге ""Эдда" и ранние формы эпоса" 3. В несколько ином плане мы обращаемся к ней и в настоящей работе.
Эддическим "общим местам" присуще резкое преобладание типического над индивидуальным, так же как "общим местам" в устной народной поэзии, однако широкое варьирование и синонимия указывают на далеко зашедший процесс дефольклоризации.
Временнбые отношения в "Эдде" в повествовании от автора формализуются главным образом посредством двух формул, находящихся между собой в отношении дополнительной дистрибуции- формулы "ранних времен" с бr (бr, бr var, бr var alda, т. е. "рано во времени") и формулы прекращения счастливого состояния, резкого поворота в судьбах мира и героя с unz (до тех пор пока). Формула с unz распространяется и на пространственные отношения для выражения скорости, внезапности перемещения из одного места в другое. Эти формулы - своеобразный оператор резких поворотов во времени-пространстве.
На границе прямой речи и повествования стоит формула, указывающая на время в субъективном плане, с mбl (mбl er at... c инфинитивом, т. е. "пора..." что-то рассказать или совершить). Формула начальных "ранних времен" несомненно типичный зачин, почти буквально повторяющийся у самых различных народов в мифе и эпосе, ср. Vsp* (строфа) 3: бr var alda, pat et Ymir byg°i (были ранние времена [букв. "рано во времени"], когда жил Хюмир); Vsp 2: еc man i"tna, бr um borna (я помню великанов, рожденных в ранние времена). Отголоски этой формулы, в которых обращение к мифическим временам постепенно стирается, находим и в других песнях, например бr var alda, pat er arar gullo (были ранние времена, орлы кричали) в HH I. 1; ср. зачины Sg 1; G°r I; Rp, также Hym. То, что перед нами стереотипная формула, доказывается не только параллелями и локализацией ее в зачине, но и своеобразными примерами ее разрушения. Так, в зачине Hm бr фигурирует не формально, а буквально: бr um morgin, т. е. "рано утром", а далее следует попытка передать давность времени действия своими словами:
Было это не нынче, не вчера,
прошло много [времени] с тех пор,
мало что [было] древнйе - это было
[еще] наполовину ранее.
Старая формула вытесняется также ссылкой либо на то, что сам рассказчик был очевидцем происходящего, либо на древние сказания (последнее - особенно в прозаических вставках).
В Vsp описывается наступивший после создания мира золотой век, длившийся до известного перелома (unz priбr qvуmo pursa meyiar), т. е. "пока не пришли три девы турсов" (ст. 8); возможно, речь идет о норнах, которые стали определять судьбы людей и богов. Далее (ст. 17) эта строчка повторяется с вариацией unz prнr qvуmo уr pvн lн°i (пока трое не пришли из этого народа) - речь идет о богах, нашедших древесные прообразы людей. Vsp дает яркий пример дополнительности формул с бr и с иnz. Бr определяет древнейшую эпоху превращения хаоса в космос, a unz - начало обратного процесса. В некоторых других мифологических текстах встречается формула unz riъfaz regin, т. е "пока не погибли боги" (Grm 4; Sd 19; Ls 41; Vm 52). В героических песнях соответственно говорится, например, о безмятежном существовании Гудрун до начала драматических событий - "пока не поехали свататься к Брюнхильд", "пока не позавидовали братья" (Sg 3; G°r II. 1; G°r II. 3) и т. п. (ср. аналогичные примеры с Hym 4, 30; Sg 51 и т. д.). Формулы с unz сигнализируют большей частью о наступлении беды", но никогда о выходе из тупика (оператор перемены состояния). Это же переключение состояний в пространственной проекции дает формулу мгновенного перемещения в мифологических песнях Hym (ст. 7) и Prk (ст. 5, 9). Например:
unz fyr бutan kom бasa gar°a
"c fyr innan kom i"tna heima.
(Prk 5)
умчался из Асгарда,
примчался в Ётунхейм.
Но прежде чем перейти к выражению пространственных отношений, напомним формулу с тб1, сигнализирующую осознание рассказчиком наступления срока для перехода к действию или повествованию: Mбl er at pylia pular stуli б - Hбv 111 (настало время вещать с престола тула) или Mбl er mйr at ri°a ro°nar brautir - HH II. 49 (пора мне скакать обагренными тропами) и т. д. (ср. Vsp 14; Skm 10).
Переходя к формализации пространственных отношений, необходимо отметить, с одной стороны, бинарные противопоставления в близнечных формулах и параллельных строках земли и неба (i"r° - uphiminn), земного мира и преисподней (heimr - hel), мест обитания богов и великанов (asgar° - i"tunheimr), верха и низа - ср. формулы fyr mold ne°an (внизу под землей) и fyr mold ofan (наверху на земле) (Vsp 2; Ls 23; Alv 3 и др.) - а с другой стороны, особенно в героических песнях, представление о земном мире в целом - на всем свете, под солнцем (н heimi, б moldo, und sуlo). В соответствующей группе формул речь идет о ком-то или о чем-то лучшем или первом "на всем свете" (обычно в превосходной степени); о первой войне, о самом лучшем свойстве, о самой большой любви, о самом могущественном князе, о самой красивой девушке, самой несчастной и т. д. (см., например, Vsp 21, 24; Sg 18; G°r I. 4, 17; HHv 1, 39; Rm 14; Grp 7).
Пространственные отношения, особенно в героических песнях, часто выражаются с помощью оппозиции "внутри" (бut, бuti)/"снаружи" (in, inni), которая, в свою очередь, имеет тенденцию сочетаться с оппозицией неподвижного сидения или стояния (снаружи) и активного движения (внутрь). Самостоятельными формулами являются sat (stу°) бuti, которая, выражая статическое состояние перед началом действия, в ряде случаев имеет ритуальное значение, и gecc in.., в особенности gecc in endlangen sal (вошел и прошелся по помещению), а также антиномическое объединение обоих этих выражений в одну формулу (см. примеры этих формул: сидение снаружи, вход в помещение - Vsp 28; Sg 6; HH I. 48; Vkv 30; Od 3; Prk 27; Vkv 7; Skm 3 и др.).
Эддические "общие места" чаще всего моделируют определенные ситуации. Некоторые формулы непосредственно восходят к светскому этикету и передают общепринятые церемониальные формулы (приветствие, вопрос об имени-отчестве, о новостях) или воспроизводят соответствующие позы и жесты (вход в дом вдоль палаты, вставание говорящего, сидение вдовы над телом убитого).
Вопросы об имени (Hver er, hvat er) и ответы (еc heiti - я называюсь) встречаются и в гномико-дидактических, и в протодраматических, и в эпических песнях. Аналогичные вопросы и ответы встречаются в "Песни о Хильдебранде", а также очень широко в эпосе различных народов - славянских, тюркских и др. Менее распространена формула приказа встать (rнstu) сыну или слуге (Skm 1; Vkv 39; Ls 10) и вопроса о новостях (Prk 10; HHv 5 и др.).
Для гномических песен очень характерны по многу раз повторяющиеся обращения, предшествующие очередному вопросу (при соревновании в мудрости, выспрашивании провидицы и т. п.) и начинающиеся словами seg°u mйr (скажи мне...), наподобие пушкинского "Скажи мне, кудесник - любимец богов, что сбудется в жизни со мною...". Аналогичные вопросы в жанре "перебранки" даются с пародийно-ироническим оттенком, seg°u тйr иногда заменяется на фонетически созвучное, но обратное по смыслу pegi pи, т. е. "молчи ты" (pegi pбu... peira оr°а), например в Ls, Prk, G°r I. Чисто ритуальный характер имеют формулы приветствия с Heil и проклятия, включающие gr"m (gramir). В перебранках формула проклятия дополняется формулой њrr ertu... ос ›rviti с использованием близнечной синонимической пары (њrr - ›rviti), означающей "безумный" (например, Ls 21, 47; Od 11 и др.). К той же группе формул относятся и увещевания вести себя в соответствии с кодексом чести. Здесь ключевое слово - sњmr (подобающий); ср. HH I. 45; HH II. 3; Br 9; Sg 17, 61; Hlr 1. Все перечисленные церемониальные формулы, а также ранее упомянутая формула с тбl специфичны для прямой речи. Все остальные формулы относятся к повествованию, из них на первом месте - чрезвычайно широко распространенная и совершенно идентичная аналогичным "общим местам" в эпосе других народов формула введения прямой речи: pб (или Hitt ) qva° pat (или pб) + имя и отчество (или прозвище) - "так сказал такой-то". Например: pб qva° Loki, Laufeyiar sonr - Prk 20 (так сказал Локи, сын Лаувейи), pб qva° pat Heimdallr, hvнtastr бsa - Prk 15 (так сказал Хеймдалль, светлейший ас) и т. п. Ср. в русских былинах: "Говорит Добрыня, сын Никитич". Формульный характер имеет введение ответа типа eino pvн H"gni annsvor veitti (Sg 17, 45), соответствующее былинному: "Отвечал Добрыня, сын Никитич", а также фиксация момента окончания беседы: hvarf... anspilli frб (вернулся... с беседы), например в G°r II. 11.
Приведенные формулы введения речей - это та же церемониальность, перенесенная в повествовательную плоскость. Выше мы уже сталкивались с формулой "сидения" (реже "стояния") героя. Сидение над телом убитого, безусловно, связано с ритуальным поведением; поза жены, склоненной над телом мужа, становится в повествовательных стихах (описывающих действие извне) стереотипным выражением вдовьей скорби. Отсюда формула hon sat [sorgfull] yfir dau°om (она сидела, [опечаленная], над убитыми), применяемая с некоторыми вариациями, в частности, для описания горя Гудрун после смерти Сигурда (см.: G°r I. 1; G°r II. 1, 12; Hm 7).
Ритуальным является и сидение посла на высокой скамье (Akv 2). Некоторые другие случаи "сидения", имеющие формульный характер, связаны с ритуально-магическим действием и относятся к Одину, провидице-вёльве, великанам, мифической старухе, Вёлюнду (Vsp 25, 37, 40, 42; Vkv 10, II; Hym 2 и т. д.). Но формула выходит за эти ритуальные пределы и в общей форме выражает статическое состояние, предшествующее действию, или является способом введения новых действующих лиц.
После ритуальных по своему генезису формул следующей ступенью обобщения является описание действий, символизирующих эмоции: склоненная поза горюющего, безрадостное пробуждение, злорадный смех в лицо врагу и т. п.
Если, например, сидение вдовы над телом убитого мужа вполне ритуальный образ скорби, то образ коня, склонившегося над убитым, представляет собой формулу, аналоги которой можно найти и в русских причитаниях: gnapir ж grбr iуr yfir gram dau°от - Br 7, ср. G°r II. 5 (склонился серый конь над мертвым князем). Формула с глаголом "склониться" становится вообще знаком огорчения и печали, например hryggr var° Gunnar ж hnipna°i - Sg 13, ср. G°r II. 7 (печален был Гуннар и склонился). Описание горя, особенно женского, стереотипно описывается слезами, чаще всего формулой "пошла, плача" (gecc hon grбtandi). Вариации можно найти в G°r II. 5,3; Akv 12; Ghv 9 и др.
Неожиданное несчастье может быть выражено пробуждением, "лишенным радости": hann vacna°i vilia lauss - Vkv II, также Vkv 31; Sg 24 (он пробудился, лишенный радости).
Иногда формульное выражение vilia lauss (vilia fir°) отсутствует, но его заменяет рассказ пробудившегося о дурных снах (Br 14; Am 21; G°r II. 37 и др.), или за пробуждением сразу следует несчастье (убит Сигурд, похищен молот Тора).
Предложения, начинающиеся с глагола "смеяться" в третьем лице прошедшего времени (hlу), обычно выражают радость и торжество или презрение к врагам и к смерти (см. Hm 20; Akv 24; Sg 30; Br 10; G°r III. 10; Prk 31 и др.). Hlу pб часто развертывается в более распространенную формулу, включающую слово hugr, которое означает состояние духовного подъема:
H1у pб Brynhildr, Bu°la dуttir,
eino sinni af "llom hug.
(Sg 30)
Рассмеялась Брюнхильд, дочь Будли,
единственный раз, от всей души;
H1у pб Atla hugr н briуsti.
(G°r III. 10)
Рассмеялся дух Атли в [его] груди.
Eino sinni и af "llom hug встречаются и в других комбинациях. Для эддической поэзии, как и для народного творчества, характерна контрастная символика в изображении душевных состояний. В частности, плач и смех составляют своеобразную смысловую пару для выражения горя и радости. Например:
Hlжiandi V"lundr hуfz at lopti,
grбtandi B"°vildr gecc уr eyio.
(Vkv 29)
Смеясь, Вёлюнд поднялся в воздух,
плача, Бёдвильд пошла с острова.
er hon grбtandi gor°iz at segia,
par er hlжiandi h"l°a beiddi.
(Br 15)
она, плача, говорит о том,
о чем, смеясь, просила героев.
В других примерах, упомянутых выше, мы видели контраст сна без забот и пробуждения в горе.
В "общих местах" эддической поэзии отчетливо выражено гиперболизирующее, идеализирующее начало, чрезвычайно характерное для фольклора: о герое говорится, что он лучший или могущественнейший "на всем свете", любовь героя - "самая сильная во всем мире" (см. выше). Наряду со "всем светом" в "общих местах" "Эдды" широко распространены слово "весь" и оппозиция один/весь.
Мы уже сталкивались с оборотом, означающим "рассмеялся от всей души". Оппозиция один/весь подразумевается в формуле "один - лучший на всем свете (под солнцем и т. д.)". Ср.: er und einom mйr "ll um fуlgin - Akv 26, также Hym 15 (только у одного меня все скрыто); специальная формула: "один виновен во всей беде" (veldr einn Atli "llo b"lvi - G°r I.25, буквально то же в G°r I. 25 и HH II. 34, в HH II. 45 и в HHv 26 - только первая часть формулы), другая специальная формула "один мог бы (должен) всем править" (einn myndi Sigur°r "llo rб°a - Br 8; ср. Grm 2; Fm 34; Am 73), третья специальная формула "для меня он (она) один (одна)... всех лучше" (einn var mйr Sigur°r "llom betri - Ghv 10; ср. G°r II. 12; Sg 15; Hlr II; Akv 7; Hdl 43 и др.).
Оставляя в стороне некоторое количество иных "общих мест, с трудом поддающихся классификации, упомянем только совсем небольшое число обширных "общих мест", переходящих из одного стихотворения в другое. Это прежде всего рефрен о тинге богов (Vsp 9, 23, 25 и т.д.; Prk 4; Br 1), аналогичный описаниям собрания нартов, пиров Владимира или Джангара, советов богов у Гомера и т. п.; затем это описание горя Гудрун после смерти Сигурда, которое напоминает соответствующие "общие места" в народных причитаниях; и, наконец, "величания" Сигурда и Хельги (G°r I.18; G°r II. 2; HH II. 38), также имеющие типологические фольклорные параллели.
К числу характернейших стереотипных элементов, которые образуют формульный фонд эддической поэзии, относятся, кроме того, некоторые аллитерирующие близнечные пары, составляющие короткий стих или основу вариации двух коротких или даже длинных стихов. Ограничимся одним, но самым знаменитым примером: Hvat er те° бsom, hvat er те° бlfom? (Что с асами, что с альвами?) (Vsp 48, Prk 7). Подобные близнечные пары чаще всего встречаются в мифологических песнях.
До сих пор речь шла о содержании "общих мест", о заключенных в них обобщениях и символах; указывалось наличие фольклорных параллелей. Теперь обратимся к особенной поэтической ткани эддических "общих мест" и их структуре.
Loci communes в "Эдде" весьма различны по объему и составу: на одном полюсе стоят фразеологические обороты типа "одним разом", "вдоль палат", "отнять жизнь", "укоротить на голову", "обменяться словами", "от всей души" и т. п., обычно закрепленные ритмически (это часто сочетание двух слов и предлога, составляющее короткий стих), на другом полюсе - обширные описания, заполняющие целые строфы или полустрофы и встречающиеся, как правило, в очень ограниченном количестве текстов. Ядром "общего места" является большей частью группа слов (иногда семантическая пара), повторяющихся с незначительными вариантами. Но основным ядром может оказаться даже одно опорное слово, например unz, бr, mбl, hlу, vacna°i, folginn и т. д. (см. выше), правда в сочетании с неким мотивом: unz - с темой решительного поворота в судьбе героев, vacna°i - с внезапным несчастьем, hlу - с насмешкой над врагами, бr - с представлением о мифическом времени и т. п. При этом не всегда ясно, является ли данное опорное слово результатом редукции более пространной словесной формулы (бr из бr var alda, vacna°i из vacna°i vilia lauss и т. п.) или зародышем такой формулы.
В эддической поэзии, как и в эпическом фольклоре других народов, особая роль принадлежит глаголам - непосредственным выразителям действия. Многие длинные стихи начинаются с глагола, на который обычно падает аллитерация, даже за счет перестановки: sбt hann (hon), stу° hann, pб k›mr, pб gengo, hon gecc, pa°an k›mr, hlу pб, veit ec, hon vacna°i, qva° pб и т. п. Эти начальные глаголы (с добавлением кратких служебных слов) могли иметь разные продолжения. Среди этих продолжений выделяются такие, которые уточняют "символические" возможности данных глаголов созданием соответствующего контекста, словесного и смыслового. Так, формулы с sбt (stу°) имеют тенденцию представить некоторую статическую картину перед вступлением в активное действие; отсюда возникли формулы sбt hann бuti (он сидел снаружи), sбt hann б haugi (он сидел на холме), sбt hann плюс указание селения или жилища; и эти формульные выражения с sбt выделяются на фоне неформульного употребления глагола "сидеть".
Аналогичным образом к hann vacna°i могло быть добавлено vilia lauss, или соответствующее состояние могло быть описано как-то иначе; также к hlу pб могло прибавиться hugr i briуsti или af уllom hug. Из начала с gengo, gecc выросли такие формулы, как gecc hon endlangen sal или pб gengo regin б r"c stуla, т. e. "тогда отправились боги к сиденьям". Pa°an koma (пришел оттуда) очень часто намекает на приход в смысле происхождения из одного из мифических миров, по аналогии и в ответ на вопросную формулу этиологического мифа hva°an koma (откуда пришел?). На основе qva° pб образуются формулы введения прямой речи.
При образовании формул скрещиваются и сталкиваются различные модели; например, в ряде случаев моделями являются оппозиции einn (один) и "ll (все) или бut (снаружи) и in (внутри), а также многочисленные семантические пары типа i"r°/himinn (земля/небо) и т. д. Иногда формула образуется из составляющих, которые также являются формулами, ср.:
Hlу pб Brynhildr, Вu°lа dуttir,
eino sinni, af "llom hug
Все ее четыре части (соответствующие четырем кратким стихам) сами суть формулы, выступающие и в других комбинациях. С другой стороны, для эддической поэзии характерно широкое варьирование формул, при котором отдельные слова заменяются синонимами (fyr i"r° пй°ап - fyr mold nй°an; vilia lauss - vilia fir°; aldri tбyna - lнfi tбyna; "r°om scipta - mбlum scipta и т. п.), а также иногда изменение порядка расположения, грамматической формы и даже лексического окружения (pat ос pб reynda и pбu reynda pat, sofa lнfi и hvi sofi° lнfi, pбu auga falt и auga leit и leit н auga и т. п.). Из приведенных примеров, казалось бы, вытекает ведущая роль семантики по отношению к синтаксису и ритмике, однако и синтаксические модели имеют очень большое значение. Нагрузка приходится главным образом на первые слова предложения (те же глаголы или служебные слова), но иногда и на последние. Сочетание семантических и фонетических элементов лежит в основе вариантов следующего "общего места": ос blend ее peim svб meini mi"° - Ls 3 (размешаю для них мед злом), ос meini blandin mi"c - Ls 32, 56 (и злом пропитана сильно), biуr... eitri blandinn mi"c - Hdl 49 (пиво, сильно замешанное на яде), at pйr ver°r aldri meinblandinn mi"°r - Sd 8 (что ты не будешь напоен колдовским медом). Эти варианты объединены на основе представления о подмешивании яда (и злокозненной судьбы) в медовый напиток, а также на основе созвучия mi"° (мед в accusativ) и mi"c (очень), не говоря уже о синонимичности mein и eitr (яд), biуr (пиво) и mi"°r (мед).
Значение ритмических образцов хорошо видно из сличения следующих длинных строк:
Hlу pб Brynhildr - bњr allr dun°i.
Рассмеялась Брюнхильд - жилище все загудело;
(Br 10)
Hlу pб Loki - fia°rhamr dun°i (Prk 9)
Полетел туда Локи, наряд из перьев гудел;
(Prk 9)
fram rei° У°inn, foldvegr dun°i. (Bdr 3)
вперед скакал Один - зеленый путь гудел.
(Bdr 3)
"Общие места" занимают определенное место в структуре стиха, строфы, поэмы. Большинство формул, особенно указывающих на состояние или действие, помещается в начале стиха и в начале строфы, но некоторые "общие места", имеющие характер сентенции,- в конце. Такая расстановка, между прочим, типична и для французского эпоса. Как известно, Парри и Лорд жестко связывали формулу с метрической позицией.
Эддическая поэзия дает примеры такой жесткой связи прежде всего в случае использования семантических пар, занимающих короткий стих или дающих основу для аллитерации в длинном стихе. Для нашей темы более интересен второй случай:
i"r° fannz жva nй upphiminn.
не было нигде ни земли, ни неба;
(Vsp 3)
Hvat еr me° бsom, hvat er me° бlfom?
Что с асами, что с альвами?
(Vsp 48)
По тому же принципу метрически локализуются и некоторые другие формулы, не связанные с близнечными парами.
В формуле, построенной на противопоставлении "один" и "все", сами эти словечки аллитерируют между собой, стоя в соответствующих позициях в двух коротких стихах, которые составляют вместе длинный стих: ein er mйr Brynhildr "llo betri (Sg 15). (Все гласные аллитерируют между собой.)
Другие примеры: hann vacna°i vilia lauss (Vkv II), где vacna°i и vilia аллитерируют между собой, а также в некоторых других вариантах указанной формулы: vaci и б valt, vilia lauss (Vkv 31), enn hon vacna°i vilia fir° (Sg 24). Однако когда опорное слово vacna°i дается без vilia lauss (но с тем же символическим значением), оно может аллитерировать, а может и не аллитерировать vacna°i Brynhildr, Bи°lа dуttir (Br 14). В данном случае аллитерируют имена героини и ее отца. Такая аллитерация типична и также используется в формулах называния имени.
Соединение в одной формуле hlу и hugr также поддерживается аллитерацией, ср. Brynhildr - bњr allr dun°i (Br 10).
В некоторых формулах ключевое слово, как мы видели, строго локализовано в начале строки и строфы, но не обязательно аллитерирует (sat, unz, mбl и т. д.). Варьирование синтаксических и даже метрических позиций в "Эдде" параллельно широкой синонимичности. Синонимичность и варьирование такого рода встречаются и в народно-поэтических текстах, но в меньшем объеме. Напрашивается вывод, что "общие места" в "Эдде" фольклорного происхождения, но их стереотипия ослабела в процессе книжной обработки. К тем же выводам подводит нас рассмотрение других элементов народно-эпического стиля, а именно - постоянных эпитетов, повторов и параллелизмов.
Эддические эпитеты в основном распадаются на те же категории, что и в устной народной поэзии (указание на цвет, материал, размер, общую оценку), дистрибуция цветовых эпитетов и символика цветов в значительной мере совпадает с тем, что дает народная поэзия, в частности славянский фольклор.
Банальными с точки зрения фольклорных норм являются эпитеты "серый" (grбr) для волка, "черный" (svartr, blakkr) для коня и ворона, "синий" (blбr) для волн, "зеленый" (grњnn) для травы, тропы, долины, "темный" (myrkr) для леса. Эпитет "белый" (hvнtr) с его группой (solhvнtr, miallhvнtr, einhvнtr, brбhvнtr и т. п.) имеет особое значение и связан с представлением о солнечном свете. Он является постоянным при слове "девушка" (тжr, теу) и при описании женского лица, шеи, рук, волос, век и бровей; применяется для характеристики Хеймдалля как "белейшего аса" и живительной росы, стекающей с мирового древа, а также спорадически - к щиту, в силу сближения "белого" и "блестящего". Соответственно liуss (светлый, блестящий) является не только естественным определением для огня, но так же как и hvнtr, - постоянным эпитетом при словах "девушка", "женщина", "невеста", "грудь". Другой синоним "светлого" - scirr - выступает в роли постоянного эпитета, главным образом, при священном меде, драгоценных металлах, дне и солнечном боге. Третий синоним - biartr (блестящий, мерцающий) - прилагается к "ладони", "невесте", "ткани".
Группа эпитетов, объединенных вокруг понятия о светлом (за исключением демонических freinn - "искрящийся" в применении к змею и f"lr- "бледный" в применении к "трупу" и хтоническим объектам), имеет идеализирующий характер и представляет не столько отчетливое выделение его реальных признаков, сколько его идеализацию. "Светлый" в известном смысле синонимичен "прекрасному" не случайно. К тем же объектам часто применяется эпитет fagr - "красивый". Главным "соперником" группы "белого", "светлого" являются эпитет "красный" (rau°r) и его производные. "Красный" также не сводится к чисто цветовой характеристике, но его основой является не солнечный свет, а, скорее, блеск золота. Этот эпитет (особенно популярный в героических песнях) прилагается, естественно, к крови, а также к мифическим петухам, кричащим перед концом мира, но главным образом к золоту и изделиям из него (оружие, драгоценности). Постепенно универсальным идеализирующим эпитетом становится "золотой" (gullin) с его многочисленнымм производными (gull-biartr, gull-hyrn°r, gull-bitla°r, gull-ro°inn, margullin, gull-vari° и т. п.).
Украшающий, идеализирующий и в значительной мере постоянный характер имеют и эпитеты hбr (высокий), stуr, mikill (большой), brei°r (широкий), diupr (глубокий), amatugr (могучий), frњkn, уneiss, бblаи°r (смелый), itr, itrborinn (благородный, благороднорожденный), frу°r (мудрый), ungr, frumungr (юный), aldinn, gammal (старый), forn (древний), dбyrr (дорогой), g"fugr (статный), gangtamr (объезженный), hvass (острый), sli°r-beitr, sбr beitr (кусающий), svбss (милый) и др. "Благородный" - всегда князь, "мудрый" - бог или великан, "древние" - предания, "статный" - олень, "объезженный" - конь, "богатый магическими знаками" (mбlfбn) и "кусающий" - меч и т. д. Но вместе с тем в "Эдде" чаще, чем в народной поэзии, встречаются неформульные употребления эпитетов и еще чаще один постоянный эпитет прилагается к нескольким объектам. Кроме того, так же как в обычных "общих местах", бросается в глаза широкая синонимия эпитетов. Однако большинство этих синонимов (см. выше примеры группы белого и красного цвета) восходит к одному корню, является составными словами, при том что эти синонимы не уточняют значения, а остаются тавтологическими, идеализирующими, как в фольклоре. Отсюда напрашивается вывод, что генетически почти каждая группа синонимов восходит к одному украшающему и строго постоянному эпитету фольклорного типа, что перед нами - только начало процесса дефольклоризации. В тех редких случаях, где встречается нагромождение эпитетов при одном объекте, например:
Сестра была ваша названа Сванхильд,
Ёрмунрекк ее конями затоптал,
Белыми и черными, на дороге войны,
Серыми, объезженными готскими конями
(Hm 3),
и тематика, и стиль указывают на близость к народным причитаниям.
Полностью свое постоянство сохранили в эддической поэзии эпитеты к именам собственным, своеобразные прозвища богов и героев: Ham°ir inn hugomstori (Хамдир великий духом), H"gni inn frњcni (Хегни смелый), Atli inn reki (Атли могучий), Sigur°r ungi (Сигурд молодой). Большей частью эти прозвища, однако, выражаются не прилагательными, а существительными по патронимическому признаку: Pуrr, Sifiar verr (jar°ar burr), Brynhildr, Bu°la dуttir, Heimdallr, hvitastr бsa, V"lundr, alta visi (князь альвов), Ni°u°r, niara drottin (князь ньяров) и т. п. Иногда прозвища отделяются от имени собственного: вместо Сигурд можно сказать Konunоgr inn hunski (гуннский конунг), seggr inn su°rњni (воин южный), sci"ldunga ni°r (родич скёльдунгов), Sigmundar burr (сын Сигмунда). Бросается в глаза полная аналогия с русскими былинами и другими произведениями устного народного творчества.
Что касается повторов и параллелизмов, то мы ограничимся здесь только некоторыми общими выводами, отослав читателей к книге ""Эдда" и ранние формы эпоса", где этот вопрос исследован подробно.
Встречаются повторы коротких стихов, длинных стихов, хельмингов и других минимальных метрических групп, отмеченных структурным единством, наконец, целых строф. Частота повторов не зависит от метрической схемы; это косвенно свидетельствует о том, что повторы возникли раньше таких схем. Равно вероятны повторы всех указанных элементов, только повторы целых строф - примерно вдвое реже. Повторы прежде всего затрагивают начальную часть стиха, строфы.
Большинство повторяющихся групп слов является "общими местами" или формульными выражениями, широко распространенными в эддической поэзии. Это явление типично для фольклора. Преобладают однократные повторы, но гномические ритуальные формулы "сшивают" целые циклы однотипных строф. Повтор обычно связан с парным действием, или выделяет важнейший мотив (ситуацию) стихотворения, или сопряжен с излюбленным в эддической поэзии (так же как в фольклоре) приемом контраста. Только в некоторых песнях многократный повтор приобретает характер рефрена и становится активным средством упорядочения общей композиции стихотворения. В "Прорицании вёльвы" рефрены имеют характер лейтмотивов.
По структуре внутристрофические повторы совершенно аналогичны межстрофическим. Повторы внутри строфы часто носят анафорический или эпифорический характер, почти всегда соединяются с семантическим и грамматико-синтаксическим параллелизмом. Нередко встречается полный повтор с вариацией последнего слова. Такие сочетания характерны для фольклора, в особенности для архаических форм народной поэзии.
Параллелизмы в эддической поэзии семантически разбиваются на те же группы, что и в народной поэзии, например в карело-финских рунах, где параллелизм - основное средство организации эпического стиха (по В.Штайницу: "синонимические" и "аналогические", причем последние подразделяются на "вариативные", перечисления и параллелизмы по противоположности). Правда, если в карело-финских рунах 70% параллелизмов - синонимические и 30%- аналогические, то в "Эдде" - наоборот: 75% - аналогические и 25% - синонимические. Однако эта тенденция к взаимному "удалению" параллельных членов не меняет основной функции параллелизмов, не ослабляет доминирования родового начала над индивидуальным - этого основного принципа народно-эпической поэтики. Многие аналогические (вариативные) параллелизмы явно генетически восходят к синонимическим.
Параллелизмы, так же как и повторы, в равной мере представлены в стихах "эпического" (fornyr°islag) и "гномико-диалогического" (ljу°ahattr) размера. Исключение составляют только перечисления (свойственные поэзии, сохранившей в какой-то мере магический характер), тяготеющие к льодахатту, но при вторжении в эпический размер также создающие группы, сходные с льодахаттом (принцип троичности). Известная независимость параллелизмов от различия метрических форм свидетельствует об их древности, их возникновении в "дострофический" период, в недрах устной народной поэзии.
Непараллельные строки (как и в карело-финских рунах) обычно предшествуют параллелизму. В этом случае параллелизм варьирует не целое предложение, а его часть. От неполных параллелизмов следует отличать неточные. В ряде случаев параллельные строки строго изоморфны, за исключением одного-двух элементов. Такими неизоморфными элементами в первом параллельном стихе большей частью являются глаголы, особенно вспомогательные (иногда и вопросительные местоимения "кто", "что", наречия "там", "часто" и личные местоимения), а во втором стихе - союзы и наречия- "и", "или", "еще" и т. п. Наличие этих элементов само по себе нисколько не способствует ослаблению изоморфизма в остальной части стиха (как не нарушает строгость изоморфизма и вводная непараллельная строка в строфе).
Гораздо больше колеблет изоморфизм параллелизма введение группы из двух-трех слов, корреспондирующих с одним словом параллельной строки. Такая группа (так же как в карело-финских рунах) обычно локализуется во второй строке. В случаях корреспондирования двух многосоставных групп, не разложимых на отдельные слова (без уничтожения этого корреспондирования) или при введении "невалентных" слов, которые трудно даже вставить в корреспондирующую группу, грамматико-синтаксический параллелизм, как правило, совершенно нарушается. Это нарушение проявляется в сопоставлении различных частей речи, изменении порядка слов, грамматических позиций. Но в большинстве случаев можно проследить эти пути "деформации", нарушения изоморфизма, т. е. происхождение неточных параллелизмов из точных.
В свете проблемы "фольклоризма" эддического стиля очень существенно соотношение параллелизмов с эпической вариацией, которую в германистике конца XIX и начала XX века принято противопоставлять параллелизму как специфический прием древнегерманской поэзии, книжной и индивидуальной. Между тем многие эпические вариации не только сходны с параллелизмами, но явно происходят из неточных параллелизмов за счет их дальнейшей деформации и нарушения изоморфизма, в связи с переносом акцента с действия на субъект, т. е. на самого героя (он-то и "варьируется").
Генетическая связь эпической вариации с параллелизмом особенно очевидна в тех случаях, когда варьируемый элемент стоит в первых коротких стихах обеих длинных строк. При локализации варьируемого элемента в первом и втором коротких стихах одной длинной строки этот элемент, как правило, есть имя героя и заменяющая его группа слов. Очень часто вся строка представляет собой формулу введения прямой речи, т. е. перед нами типичный образ непараллельной вводной строки - такой же, как в карело-финской поэзии.
И, наконец, третий тип эпической вариации - повторяющийся элемент находится во втором коротком стихе первой строки и в первом коротком стихе второй - восходит если не к параллелизму (за счет перестановки в интересах аллитерационной системы), то, скорее всего, к полилогии (подхвату). А полилогия - это тоже один из приемов фольклорной поэтики (очень популярный, например, в русских былинах), находящийся причем в отношении дополнительности с параллелизмом.
Эпическое распространение захватывает либо целую строку (что ведет к параллелизму), либо отдельное слово (что ведет к полилогии). Приемы эти - взаимоисключающие, ибо полилогия несовместима с изоморфизмом строк.
Анализ повторов, параллелизмов и эпической вариации приводит к наиболее существенным результатам в плане соотношения мифологических и героических песен, свидетельствуя в пользу относительной архаичности мифологических песен, особенно некоторой их части. Параллелизмов больше всего в народной дидактике и в строфах, генетически связанных с заговорами (эти жанры - древнейшие элементы всякого фольклора); весьма много их (и очень велика их поэтическая функция) в таких повествовательных песнях на мифологические темы или хотя бы о мифологических героях, как Prk и Vkv. Параллелизмы отсутствуют в диалогах, редки в ученой гномической поэзии, для которой типичны повторы, связывающие вопрос и ответ.
В мифологических песнях больше семантических параллелизмов, повторение семантических элементов сопровождается анафорическими и эпифорическими повторами, поддерживается строгим изоморфизмом синтаксической структуры; резко преобладает параллелизм коротких строк.
В мифологических песнях, таким образом, хорошо сохраняется ритмико-поэтическое начало, которое играло большую роль в генезисе параллелизма. В героических песнях преобладают параллелизмы длинных строк, строго организованных с точки зрения аллитерационной техники. Параллелизм здесь гораздо более деформирован в смысле нарушения изоморфной структуры; несравненно больше вариативных параллелизмов; часто параллелизм вытесняется эпической вариацией. Эти различия косвенно свидетельствуют о том, что некоторые героические песни относительно поздно были переработаны из прозаического предания, что, кроме того, в них дальше зашел процесс дефольклоризации и что форма мифологических песен сложилась в основном самостоятельно, без ориентации на образцы героической песни.
Список сокращений к названиям эддических песен
Alv - Речи Альвиса
Akv - Гренландская песнь об Атли
Am - Гренландские речи Атли
Bdr - Сны Бальдра
Br - Отрывок песни о Сигурде
Fm - Речи Фафнира
Ghv - Подстрекательство Гудрун
G°r I - Первая песнь о Гудрун
G°r II - Вторая песнь о Гудрун
G°r III - Третья песнь о Гудрун
Grm - Речи Гримнира
Grp - Пророчество Грипира
Hбv - Речи Высокого
Hdl - Песнь о Хюндле
HH I - Первая песнь о Хельги, убийце Хундинга
HH II - Вторая песнь о Хельги, убийце Хундинга
HHv - Песнь о Хельги,
сыне Хьёрварда
Hlr - Поездка Брюнхильд в Хель
Hm - Речи Хамдира
Hrbl - Песнь о Харбарде
Hym - Песнь о Хюмире
Ls - Перебранка Локи
Od - Плач Оддрун
Prk - Песнь о Трюме
Rm - Речи Регина
Rp - Песнь о Риге
Sd - Речи Сигрдривы
Sg - Краткая песнь о Сигурде
Skm - Поездка Скирнира
Vkv - Песнь о Вёлюнде
Vm - Речи Вафтруднира
Vsp - Прорицание вёльвы
Примечания
1 Мeyer R.М. Die altgermanische Poesie nach ihren formelhaften Elementen beschrieben. Berlin, 1889.
2 Макаев Э. "Эдда" и устная эпическая традиция / Проблемы сравнительной филологии. Сборник статей к 70-летию В.М.Жирмунского". М.; Л., 1964. С. 408-417.
3 Мелетинский Е.М. "Эдда" и ранние формы эпоса. М., 1968.
* См. в конце статьи список сокращений к названиям эддических песен.
Материал размещен на сайте при поддержке гранта №1015-1063 Фонда Форда.
|