М.Л. Лурье

Детский современный анекдот

Coвременный анекдот, как один из ведущих жанров прозаического фольклора, в последнее десятилетие нередко привлекал внимание исследователей - фольклористов, социологов, литературоведов. Упоминался анекдот и в работах о фольклоре школьников. При этом не только не исследованным, но и не выделенным из общего корпуса остается тот пласт анекдотов, которые можно было бы определить как собственно детские.

Специальная фольклористическая публикация анекдотов, записанных непосредственно самими детьми, предпринятая В.Ф.Лурье в его "Антологии фольклора младших подростков" (см.: Школьный быт и фольклор. Таллинн, 1992. Т. 1. С. 19-28), охватывает репертуар детей 10 - 12 лет. В этом возрасте сосуществование и взаимодействие "детского" и "взрослого" в культуре подростков особенно интенсивно. Сохраняя еще в большой степени инфантильные представления и установки, сознание ребенка уже во многом ориентировано на культуру взрослого мира. Это, разумеется, отражается и на фольклоре и в частности касается репертуара анекдотов: он представляет собой у 4-7-классников смесь из текстов, вынесенных из детства, и анекдотов из репертуара старших.

Задача вычленения корпуса собственно детских анекдотов достаточно сложна. На наш взгляд, рамки могут быть поставлены следующие: тексты, активно рассказываемые детьми в возрасте от 3-4 до 7-8 лет и завершающие свое бытование в кругу11-13-летних подростков.

У современных детей само понятие "анекдот" появляется приблизительно в трех- четырехлетнем возрасте. В их представлении анекдот - это смешная история, "смешной рассказик", как определил один из наших информантов. Предлагая детям этого возраста рассказывать анекдоты (эксперимент проводился в нескольких детских садах Санкт-Петербурга), мы услышим от них пересказы фрагментов мультипликационных фильмов (в основном - "сериалов", например, о Томе и Джерри, о Розовой Пантере и т. п.), сказки, смешные, в их понимани, истории, в основном с трюковым комизмом. Такого рода "анекдоты" часто сочиняются или досочиняются дошкольниками на ходу, в чем видится попытка овладения жанром: в их сознании еще нет понятия о принципиальной анонимности авторства анекдотов, и, подобно тому, как у подростков и взрослых происходит состязание знатоков и рассказчиков, для детей наибольшей ценностью выглядит умение самим придумывать "смешные рассказики".

Встречаются в репертуаре детей этого возраста и собственно анекдотические тексты (известные по другим записям), но они обычно пересказываются с серьезными искажениями (так, более двух третей текстов, записанных от детей одной группы одного детского сада, представляли собой именно такие, "испорченные" анекдоты). Приведем пример.

(1)"Идет Гена с Чебурашкой в цирк. Чебурашка говорит: "Гена, можно в туалет?" Гена говорит: "Нет". А он говорит: "Нет! Сиди"."Ну, Геночка!Ну, пожайлуста!" "ну хорошо, иди. Только в унитаз не провались!" Чего-то его так долго нет. Потом идет Гена, садится на горшок и поет: "А надо мною вся Америка" А Чебурашка говорит: "А надо мною чья-то жопа!"

Степень испорченности текста в данном случае, казалось бы, невелика: заменено одно слово. Однако этим разрушено само смеховое ядро анекдота, так как весь смешной пассаж состоял именно в метрико-рифмической оформленности финального ("неприличного") диалога, - исчезает рифма Европа - жопа.

В варианте, записанном от другого исполнителя, канонический финал вообще отсутствует, он заменен фразой, скорее всего несознательно подставленной ребенком в процессе рассказывания, что приводит к кардинальной трансформации текста, переносу комического акцента с финального диалога на ситуацию:

(2)"<...> Чебурашка провалился в горшок. А там Гена пошел в туалет. И сказал. А Чебурашка говорит: "Кто это на мне сидит?"

Если в первом случае искажение могло бы быть сочтено за ошибку, то во втором, вероятно, сделало бы анекдот вовсе не смешным в глазах старших. Но дошкольники не понимают, что текст испорчен, второй вариант из приведенных в комическом отношении для них не менее полноценен, чем первый и чем "канонический". Определяющим фактором, по-видимому, является для детей сама ситуация рассказывания анекдотов, целенаправленного "усмешения" друг друга. Уже в этом возрасте, то есть практически до появления в репертуаре детей "настоящих" анекдотов, закладывается модель бытования анекдотов: пересказывание друг другу, многократное повторение, создание "собственных" вариантов, состязательность рассказчиков (рассказывают "наперебой"), и главное - смеховая экзальтация в момент рассказывания/слушания, благодаря которой место анекдота может с равным успехом занять почти любой текст (в этом плане можно провести параллель с "травлей" анекдотов в компании подвыпивших взрослых).

Собственно детские анекдоты (5-8 лет) обнаруживают тенденцию тяготения к одному типу: это не столько "короткие устные рассказы со смешной концовкой", сколько рассказы со смешным текстом в конце. Смеховым ядром таких анекдотов является именно финальный "пуант".

(3)Купил заяц мотоцикл. Встречает его волк, спрашивает: "Что это такое?" Заяц говорит: "Мотоцикл". Волк пошел в магазин, стукнулся об дерево и забыл. Приходит снова к зайцу, спрашивает: "Я забыл, как эта штука называется". Заяц говорит: "Мотоцикл". Волк пошел, опять стукнулся и забыл. Опять у зайца спрашивает: "Как называется?" Зайцу надоело, он и говорит ему: "Жопа". Волк приходит в магазин и говорит продавщице: "Покажите мне жопу". Продавщица говорит: "Да не буду я вам показывать жопу!" - "Нет, покажите мне жопу!" Ну, она показала ему жопу, а он говорит:

"Жопа не такая,

Жопа голубая,

Жопа дрынь-дрынь-дрынь, и поехала!".

(4)Приехал иностранец в Советский Союз. Пошел в кино "Богдадского вора" смотреть. А рядом старушка сидеа и вязала. У нее спица зацепилась за его штаны, и она ему все брюки распустила. Пишет он жене письмо:

О Мери, Мери,Мери!

Как трудно жить в С эсэре:

Пока смотрел "Богдадсий вор"

Советский вор штаны упер.

По форме такой текст, помимо стихотворной строфы, может представлять из себя ответы на вопросы невпопад (ср. в анекдоте о Незнайке: "Что нужно сделать если твой друг уезжает?" - "Взять его за руку и вытащить". - "Что нужно делать, когда твой друг тонет?" - "Помахать ему ручкой" - и т. п.), диалог (ср. в анекдоте о ковбое и индейце, объяснявшихся знаками: "Ты кто?" - "Я козел". - "Горный?" - "Нет, водоплавающий"), наконец, просто одно смешное слово:

(5)Послала жена мужа купить купальник. Он ударился головой и забыл, как называется. Приходит в магазин и говорит: "Дайте мне этот, как его... сиськописькодержатель!".

Собственно сюжет анекдота оказывается как бы пристегнутым к забавному четверостишию или диалогу, венчающему повествование. Его (сюжета) функция заключается не в подготовке комической ситуации, как во "взрослом" анекдоте, а в обеспечении финального mot. Для этого, в свою очередь, необходимо, чтобы герой обрел то свойство, результатом реализации которого и станет порождение абсурдного и потому смешного текста: герой такого анекдота должен быть неадекватен норме в своем речевом поведении, ибо mot произносится им самим.

Можно выделить несколько наиболее распространенных сюжетных мотивов, обеспечиавющих "на выходе" эту неадекватность.

Во-первых, рассогласование слова и понятия может стать косвенным результатом многократного забывания правильного наименования, как это происходит в двух приведенных выше анекдотах ("Жопа не такая..." и "Сиськописькодержатель").

Другой близкий данному мотив - герой не расслышивает "нормативных" объяснений. (6)Едет чукча в такси. Спрашивает у шофера: "На чем мы едем?" - "На машине". А ему послышалось: "На шине". Увидел милиционера и спрашивает: "А кто это там стоит?" Шофер говорит: "Милиционер". А ему послышалось: "Милиписькин". "А что это впереди?" - "Забор". А ему послышалось: "Салат". Врезались они в забор, милиционер стал шофера ругать, а чукча выходит и говорит ему: "Товарищ Милиписькин,

Шофер не виноват,

Мы ехали на шине

И врезались в салат".

Третий мотив - "странное" имя героя или связанного с ним персонажа. (7)Было у бабки четыре собаки: Аба, Сруся, Пира, Гами. Пошла она с ними гулять - все собаки убежали. Бабка бегает и кричит: "Аба, Сруся, Пира, Гами! Аба, Сруся, Пира, Гами!" А милиционер ей говорит: "Срись хоть блинами, только не на моем участке!".

В четвертом случае герой обретает речевую неадекватность через соприкосновение с волшебным предметом. (8)Крокодил Гена и Чебурашка едут в автобусе, а на сиденьи лежит пирожок, а на пирожке написано: "Кто этот пирожок съест, тот будет вместо Р говорить Г". Они разделили пирожок и съели его. Выходят, Гена говорит: "Чебурашка, ты что будешь, могоженое или пигоженое?" - "А мне все говно!".

Наконец, неадекватность героя может быть мотивирована объективной его инакостью. Этот мотив реализуется в анекдотах об иностранце, о попугае, о Незнайке. В первом случае сказывается языковая чужесть персонажа, в двух других - их невладение человеческой логикой, что приводит к тому же рассогласованию ситуации и текста, ее описывающего. (9)Был у учителя попугай, говорил он маты, говорит да говорит, а учитель ему говорит: "Лети по белу свету, научись хорошим словам". Полетел, летит, летит, а там мальчишки в войну играли и кричали. "бей гада, бей его!" Ну, полетел дальше, летит и видит: мальчишки поймали лягушку и кричат: "Ссыте на нее, ссыте!" Запомнил, полетел дальше, смотрит, а там пингвинчики: "а мы пингвинчики, а нам не холодно, а мы на Севере живем!" Запомнил и полетел дальше. Прилетел к учителю и говорит матами. Учитель упал, а он кричит: "ссыте на него, ссыте!" Учитель встал и посадил его в холодильник, а он кричит: "а мы пингвинчики, а нам не холодно, а мы на Севере живем!" Учитель взял и посаидл его в клетку, а он кричит: "бей гада, бей его!" Он его продал.

Итак, основная функция сюжета - создавать ситуацию, провоцирующую порождение заключительного "пуанта". Однако здесь необходимо сделать одно важное, на наш взгляд, уточнение. Дело в том, что финальный текст, смешной для ребенка сам по себе и нередко "цитируемый" дошкольниками в отрыве от анекдота в качестве смешного стишка, все же не является самодовлеющим в комическом плане. Смеховой эффект анекдота состоит как раз в противоречиии между абсурдностью с точки зрения языка и/или логики заключительного текста и его "складностью", которая ощущается ребенком, во-первых, в том, что нелепый текст оказывается не случайным, а, наоборот, как бы естественно, вытекает из повествования, является его логическим завершением, необходимым результатом цепочки событий, и, во-вторых, в его (текста) цельности, выстроенности, если это стихи - в метрико-рифмической завершенности. Складная глупость - вот что смешно.

Кроме того, смешные и часто абсурдные сюжетные ситуации заставляют слушателя "посмеиваться" уже в процессе исполнения анекдота (к чему, как уже говорилось, располагает и сама ситуация рассказывания смешного). Смешно, что покупатель просит продавщицу показать ему жопу, смешно, что иностранец остается без штанов, смешно, что тот же иностранец (в другом анекдооте) сперва "срал, срал - недосрался", а потом "срал, срал - пересрался", смешно, что собаку зовут Срусей, смешно многократное, настойчивое стуканье об дерево, смешно само несуществующее слово "милиписькин", выпадающее из ряда прочих "ослышек" чукчи. Являясь как бы стартовой площадкой для финального текста, нарратив, тем самым, обеспечивает эмоциональный "разгон" слушателю и рассказчику.

И, наконец, последнее замечание о сюжете анекдотов с "пуантом". Дело в том, что все указанные мотивы, лежащие в их основе, и, более того, конкретные ситуации, положения, в которые попадают герои, могли бы стать основой для "полноценного" сюжета, перерастающего в комическую ситуацию. Иностранец, которого раздевают среди бела дня, ковбой и индеец, объясняющиеся знаками и абсолютно по-разному толкующие состоявшийся диалог, собака, имеющая кличку Вижу, - все эти ситуации-зародыши напоминают нам новеллы Бокаччо, главы из Рабле, русские "заветные" сказки, - в конечном итоги выводят к фонду сюжетов анекдотической сказки. Но в детском анекдоте эти сюжеты остаются нереализованными, так как ребенку на определенном уровне понятнее смешной текст, чем смешная ситуация. Те же самые сюжетные завязки (например, как иностранец, реагируя на букву "М" заходит в метро вместо туалета) в анекдотах, бытующих в среде подростков, не обрываются с появлением довлеющего инфантильному комизму смешного стишка, а развиваются, приводят к комическим ситуациям. Таким образом, для детей 4-8 лет анекдот является не только своего рода первой практикой мастерства рассказчика, но и школой сюжетосложения, умения создавать повествовательный текст.

Примечание:

Тексты 1, 2 записаны T. Кругляковой на магнитофон в детском саду N32 г. Санкт-петербурга. 8, 9 цитируются по публикации: В.Ф.Лурье. Антология фольклора младших подростков. Школьный быт и фольклор. Таллинн. 1992. Т. 1. С. 19-28. NN 28, 7. Остальные анекдоты (3-7) записаны от руки по памяти или при случайных обстоятельствах и атрибуции не имеют.

Примечания