<< На главную страницу

А.А. Кретов

О взаимной проективности фольклорного текста и его метаязыковой записи1

Данная проблема возникает при инвентаризации и классификации сказок и близких им фольклорных текстов. Фактически речь идет о предельном свертывании текстов, позволяющем тем не менее не только идентифицировать текст (или целый класс текстов), но и – в идеале – развернуть запись в текст.

Требования, предъявляемые к записи, сводятся, по существу, к двум.

Во-первых, запись должна удерживать сущность (специфику) текста как представителя (варианта) определенного фольклорного инварианта.

Во-вторых, запись должна позволять отличить данный инвариант фольклорного текста от других инвариантов.

Данные два аспекта предполагают два этапа исследования: на первом осуществляется переход от текста к его метаязыковой записи, а на втором – установление отношений между записями. В связи с этим целесообразно данную проблему рассмотреть поэтапно, начав со свертывания текста в его метаязыковую запись.

Первое, что необходимо для метаязыковой записи, это сам метаязык. Поскольку для рекурсивных сказок (называемых В.Я. Проппом по одной из их разновидностей кумулятивными, а И.Ф. Амроян – по другой . цепевидными) такой метаязык разработан, удобно рассмотреть проблему проективности в системе "текст « запись".

Метаязык описания рекурсивных сказок содержит следующие понятия.

Сюжетная морфема (СМ) – повторяющаяся часть текста.

Экспозиция (Э) – часть текста от его начала до первой СМ.

Постоянная часть СМ (П) – неизменная часть сюжетной морфемы.

Переменная нового (Н) – переменная часть СМ, содержащая новую информацию по сравнению с предыдущей СМ.

Трансформация нового (Тн) – переменная часть СМ, изменяющаяся в зависимости от Н и являющаяся переменной формой неизменной функции Н.

Индикатор роста структуры (И+/-) – переменная СМ, указывающая на продолжение или завершение развертывания структуры текста (на присоединение или неприсоединение новой СМ). Имеет всего два значения, противопоставляющие последнюю СМ непоследним. Контрарна.

Переменная связи  (Св)  .  переменная часть СМ, определяющая информационные и структурные отношения между СМ. Св  отвечает за количество в данной СМ Н из предшествующих СМ. Если обозначить порядковый (текущий) номер СМ символом i, то

при Св = Ш мы имеем текст                         ступенчатой структуры,

при Св = Н(i-1 )  .  текст                         цепной структуры,

при Св  = Н(1 – (i-1 ))  .  текст                         кумулятивной структуры.

Переменная Счётчик СМ (Сч) = i. В ней ведется счёт Н.

Для большего удобства и наглядности формулы Р-сказки целесообразно ввести еще один элемент метаязыка (n), указывающий на количество СМ в тексте: n = i-max.

Правила синтаксиса.

• Переменные Тн и Сч, являются факультативными.
• Переменных Тн в СМ может быть несколько, тогда они нумеруются буквенными индексами.
• Переменная Св в тексте реализуется присутствием в СМ Н с порядковым номером меньше i. В том числе – значимым отсутствием таких Н.
• Переменная Св может состоять не в прибавлении, а в вычитании одной из Н, если в первой СМ заданы сразу все Н (ср. сказку "Звери в яме").
• В Смi-той  не может быть переменных со значением i+1  и более.
• Значение И в СМ(i-max) отрицательное (-), что означает не-прибавление очередной СМ и прекращение прироста новой информации, т.е. прекращение появления новых Н. В не-последних СМ И имеет положительное (+) значение, что означает прибавление еще одной СМ. Формы реализации И весьма разнообразны. Иногда они легко формализуемы: антонимы, наличие/отсутствие отрицания не при глаголе, вторичное появление Н, при замыкании текста в кольцо. При этом появление новой информации прекращается и Р-сказка становится похожей на докучную (циклическую = Ц-сказку). Переменная И может быть распределена по тексту (представлена целым рядом слов).
• Первая СМ принципиально неполна, ее идеальный (полный) состав выясняется только на фоне остальных СМ.
• Множество всех Н в Р-сказке, как правило, организовано отношениями возрастания или убывания: Нi>/< Н(i-1). Отступления редки и, видимо, вторичны.
• Принадлежность части текста к Н определяется по встречаемости Н в одной и той же текстовой формуле.
• Показатель i при Н может быть равен 0.
• Количество СМ равно количеству Н или меньше его на единицу (при наличии Н0).

Общая формула Р-сказки = Э+nСМ (П+Нi +Св+[Тнi, Счi]+И).

Таким образом, запись текста на метаязыке может состоять из (1) Э, (2) количества СМ (n), (3) указания типа структуры (Св), (4) постоянного текста СМ (П) с указанием мест для переменных: (5) списков Н, Тн, Сч и (6) И+/-.

После описания метаязыка можно перейти к описанию процедуры получения свернутой записи конкретного варианта и синтеза идеального текста по полученной записи.

Знание устройства текста позволяет осуществлять реконструкцию текста на строгих научных основаниях без какого бы то ни было ущерба для его достоверности.

Например, благодаря любезности А.В. Рафаевой, мы располагаем следующим текстом, недавно записанным ею в фольклорной экспедиции.

(Собиратель: А Вы сказки рассказывали?)

З.Г. – Было дело.

<…>

Собиратель: А то, что Вам мама рассказывала, Вы детям не рассказывали?

З.Г. – Ну, что мне мама-то рассказывала, ничё она мне много не рассказывала. У меня родители были не родные. Сидела я всё время дома одна, на замке. Куда уйдут – меня на замок, всё. Эти все сказки. Из дома ушла рано я. Замуж вобще молодая вышла. А потом, а сама что почитала, ну вот, в школе какие сказки, ну вот, мы читали, и книжка-то Пушкина, у меня была куплена мне. Такая большая, с картинками. Вот уж я её всю и вызубрила, эту книжку. Вот эти сказки и детям своим рассказывала, ну, про колобок, да чё да там. Все знают.

Собиратель: А как у вас про колобок рассказывают?

З.Г. – Заяц, да медведь да там, волк, да лиса съела его, вот и вся сказка. Сначала заяц попался, потом волк попался, потом медведь попался, потом лиса попалась да съела его. Вот и вся сказка про колобок. Замесила, значит, баба тесто, по сусеку помела, по амбару помела, по сусеку поскребла, наскребла мучки горсточку, замесила колобок, положила, на сметанке замесила, на масличке испекла, положила на окошечко студить. Он остыл и покатился. И вот, и вся сказка. С этого начинаешь и лисой кончаешь.

Собиратель: А как они попались-то?

З.Г. – Кто попались?

Собиратель: Ну вот, Вы говорите, заяц.

З.Г. – Он по лесу покатился, по тропиночке в лес. И вот ему идёт навстречу заяц. «Колобок, колобок, я тебя съем». Ну и так далее, он говорит: «Не ешь меня, я те песенку спою». Вот и запел. Там: «Я колобок, я румяный бок, по амбару метён, по сусеку скребён, на сметанке мешон, на масле печён, на окошке стужён, я от дедушки ушёл, я от бабушки ушёл, и от тебя, заяц, не хитро уйти». Вот, дальше покатился. И так далее, вот.

Знание организации этого текста позволяет осуществить его реконструкцию и получить следующий результат:

З. Горбунова

СКАЗКА ПРО КОЛОБОК (Реконструкция).

Замесила, значит, баба тесто, по амбару помела, по сусеку поскребла, наскребла мучки горсточку, на сметанке замесила, на масличке испекла, положила на окошечко студить.

Он остыл и покатился.

Покатился по тропиночке в лес. И вот ему идёт навстречу заяц. «Колобок, колобок, я тебя съем». Он говорит: «Не ешь меня, я те песенку спою». Вот и запел.

«Я колобок,

я румяный бок,

по амбару метён,

по сусеку скребён,

на сметанке мешон,

на масле печён,

на окошке стужён,

я от дедушки ушёл,

я от бабушки ушёл,

и от тебя, заяц, не хитро уйти».

Вот, дальше покатился.

Покатился по тропиночке в лес. И вот ему идёт навстречу волк. «Колобок, колобок, я тебя съем». Он говорит: «Не ешь меня, я те песенку спою». Вот и запел.

«Я колобок,

я румяный бок,

по амбару метён,

по сусеку скребён,

на сметанке мешон,

на масле печён,

на окошке стужён,

я от дедушки ушёл,

я от бабушки ушёл,

я от зайца ушёл,

и от тебя, волк, не хитро уйти».

Вот, дальше покатился.

Покатился по тропиночке в лес. И вот ему идёт навстречу медведь. «Колобок, колобок, я тебя съем». Он говорит: «Не ешь меня, я те песенку спою». Вот и запел.

«Я колобок,

я румяный бок,

по амбару метён,

по сусеку скребён,

на сметанке мешон,

на масле печён,

на окошке стужён,

я от дедушки ушёл,

я от бабушки ушёл,

я от зайца ушёл,

я от волка ушёл,

и от тебя, медведь, не хитро уйти».

Вот, дальше покатился.

Покатился по тропиночке в лес. И вот ему идёт навстречу лиса. <…> Вот и запел.

«Я колобок,

я румяный бок,

по амбару метён,

по сусеку скребён,

на сметанке мешон,

на масле печён,

на окошке стужён,

я от дедушки ушёл,

я от бабушки ушёл,

я от зайца ушёл,

я от волка ушёл,

от медведя ушёл,

и от тебя, лиса, не хитро уйти».

<…> Лиса съела его.

Следует отдать должное искусству эксплоратора, сумевшего выспросить у информанта почти всё необходимое для реконструкции текста. Невосстановимой оказалась лишь информация, связанная с последней сюжетной морфемой и, соответственно, с переменной И – индикатором роста структуры. Несколько повреждённой является и экспозиция, в которой отсутствует старик и мотивировка действий старухи, но неполнота экспозиции значительно менее чувствительна, чем неполнота последней СМ.

Что касается техники реконструкции текста, то она, по существу, сводится к отделению экспозиции и представления СМ в виде таблицы. Например, такой

Реконструкция идеального текста варианта состоит, по существу, в выборе из представленных в сюжетных морфемах, наиболее полных и устойчивых конструкций.

Мы видим, что в данном тексте предпоследняя и последняя СМ подлежат реконструкции. Предпоследняя СМ может быть реконструирована автоматически, а вот последняя будет иметь необычный вид: по логике текста лиса должна петь:

Разумеется, это курьёзно, разумеется, в этом нет никакой жизненной логики. Например, неясно, откуда лиса может всё это знать. Но у рекурсивных текстов своя логика и очень жесткая. Правдивость или правдоподобие жизненных мотивировок в этих текстах совершенно несущественны. И потом – чтобы съесть колобка, чего только не споёшь! Такая реконструкция имеет опору в вариантах:

"И катится [колобок] дальше, попадает лисица:

. Колобок-жолобок,

ты на маслице печен,

на одони жаренный,

спой-ка мне песенку, я тебя съем!" [Сказки Терского берега Белого моря / Изд. подготовил Д.М.Балашов, Л.: Наука, 1970, С.354-355]. В этом варианте показательно то, что лиса фактически начинает петь песенку, а потом предлагает колобку спеть её. Тут налицо контаминация: одновременно реализованы оба способа завладеть колобком . и пение, и мнимая глухота.

Но не следует думать, будто реконструкция применима только к неполным и отрывочным текстам. Даже полные и, на первый взгляд, благополучные тексты могут оказаться дефектными.

Убедиться в этом лучше всего на наиболее полном и, так сказать, "классическом" варианте сказки "Колобок" из сборника А.Н. Афанасьева.

Предпоследняя СМ (а именно с неё целесообразно начинать анализ R-сказок) выглядит так:

"Катится колобок, а навстречу ему медведь: "Колобок, колобок! Я тебя съем". – "Где тебе, косолапому, съесть меня!"

Я по коробу скребен,

По сусеку метен,

На сметане мешон,

Да в масле пряжон,

На окошке стужон;

Я у дедушки ушел,

Я у бабушки ушел,

Я у зайца ушел,

Я у волка ушел,

У тебя, медведь, не хитро уйти!

И опять укатился; только медведь его и видел!.."

В предшествующих двух сюжетных морфемах имеются отличия:

Уже начало СМ имеет три варианта:

а) "Катится колобок по дороге" (1 раз),

б) "Катится колобок" (2 раза) и

с) "Катится, катится колобок" (1 раз).

Какой из трёх вариантов выбрать? Возможны два принципа решения: частотный и генеративный. Частотный предполагает выбор наиболее употребительного варианта (б), генеративный предполагает выбор такого варианта, из которого возможно выведение остальных. Так, вариант с) "Катится, катится колобок" получается из варианта б) "Катится колобок" процедурой удвоения (редупликации с целью усиления) глагола. Можно возразить, что как раз наоборот: вариант (б) получается из варианта (с) процедурой де-редупликации. Но такое решение будет противоречить принципу простоты: из двух вариантов при прочих равных выбирается простейший. Простейшим же является вариант (б).

Варианты (а) и (б) симметричностью преобразований не обладают: из варианта (а) можно получить вариант (б) процедурой исключения избыточной информации: "Катится колобок по дороге" > "Катится колобок". Обратное же – невозможно, потому что предполагает прирост информации, что в направлении вариант > инвариант исключено: инвариант по определению обладает всей полнотой информации, чем, собственно, и отличается от вариантов. Первый раз сказано, что колобок катится по дороге, следовательно, в дальнейшем можно не повторять, по чему он катится: он продолжает катиться по дороге, так сказать, "по умолчанию", если не сказано иного.

Таким образом, начало сюжетной морфемы реконструируется по варианту а) "Катится колобок по дороге".

Вместо "Где тебе, косолапому, съесть меня!" встречаем "Не ешь меня, косой зайчик! Я тебе песенку спою", - сказал колобок и запел:" и "Не ешь меня, серый волк! Я тебе песенку спою". Поскольку фраза "Не ешь, меня, Нi! Я тебе песенку спою " устойчивей, одна и выбирается для идеального варианта текста. Кроме того, фраза " - сказал колобок и запел" также должна войти в идеальный вариант текста, потому что она опущена исключительно в целях "экономии усилий" и устранения коммуникативной избыточности. Таким образом, при наличии вариантов СМ выбирается более устойчивый и более полный.

В связи с этим фраза "И опять укатился" заменяется употребленной дважды фразой "И покатился себе дальше". Кстати, слово опять является речевым маркером сокращения СМ.

С принятыми поправками идеализированная СМ принимает следующий вид:

"Катится колобок по дороге, а навстречу ему [медведь]: "Колобок, колобок! Я тебя съем". – "Не ешь меня, [косолапый медведь]! Я тебе песенку спою", - сказал колобок и запел:

Я по коробу скребен,

По сусеку метен,

На сметане мешон,

Да в масле пряжон,

На окошке стужон;

Я у [дедушки] ушел,

Я у[ бабушки] ушел,

Я у [зайца] ушел,

Я у [волка] ушел,

У тебя, [медведь], не хитро уйти!

И покатился себе дальше; только [медведь] его и видел!.."

Проведённый анализ позволил нам получить П – постоянную часть СМ.

Она выглядит примерно так:

"Катится колобок по дороге, а навстречу ему [Нi]: "Колобок, колобок! Я тебя съем". – "Не ешь меня, [Тнi Нi]! Я тебе песенку спою" – сказал колобок и запел:

Я по коробу скребен,

По сусеку метен,

На сметане мешон,

Да в масле пряжон,

На окошке стужон;

Св_(i+1+2…)

И+

На первый взгляд, Индикатор роста структуры (И+) определяется просто. Он равен

У тебя, [Нi], не хитро уйти!

И покатился себе дальше; только [Нi] его и видел!..

Сравнение же с последней СМ позволяет обнаружить и иные отличия.

Во-первых, зачин "Катится, катится колобок" встречается только в конечной СМ. Во-вторых, только лиса вместо "Колобок, колобок! Я тебя съем", говорит "Здравствуй, колобок! Какой ты хорошенький". Только лисе колобок не говорит:  – "Не ешь меня, [Тнi Нi]! Я тебе песенку спою". Поэтому против лисы пение не имеет своей магической силы и не спасает колобка. Кроме того, только в последней СМ песня колобка кончается иначе: "и подавно уйду!" вместо "не хитро уйти!". В словах "и подавно уйду" моджно видеть излишнюю самоуверенность, граничащую с хвастовством., а следовательно - проявление противоположного знака И. В русском фольклоре хвастовство – признак антигероя. Хвастаясь, колобок перестает быть героем и утрачивает магические свойства, приличествующие герою.

Таким образом, с Индикатором прекращения роста структуры  . [И-] мы вправе не только связать процедуру редупликации зачина СМ, но также отнести к [И] оппозицию:  "Колобок, колобок! Я тебя съем". – "Не ешь меня, [Тнi Нi]! Я тебе песенку спою" <-> "Здравствуй, колобок! Какой ты хорошенький. А колобок запел", а также . оппозицию "не хитро уйти" <->" и подавно уйду". Кроме того, частью [И-] является весь конец сказки: "Какая славная песенка! – сказала лиса. – Но ведь я, колобок, стара стала, плохо слышу; сядь-ка на мою мордочку да пропой ещё разок погромче". Колобок вскочил лисе на мордочку и запел ту же песню. "Спасибо, колобок! Славная песенка, еще бы послушала! Сядь-ка на мой язычок да пропой в последний разок", - сказала лиса и высунула свой язык; колобок сдуру прыг ей на язык, а лиса – ам его! и скушала".

Как видим, переменная "индикатор роста структуры" [И] не элементарна. Она многократно продублирована и распределена по всей длине СМ от начала до конца.

Второй причиной гибели колобка может быть нарушение им ещё одного фольклорного завета: не повторять магического действия. Так, герою-богатырю волшебных сказок, сразившему первым ударом противника, злые силы подсказывают "Бей еще! Бей ещё", а он отказывается от этого, потому что от второго удара противник оживает: повторение магического действия отменяет его – совсем как повторное нажатие функциональной клавиши компьютера отменяет предшествующее состояние. (Есть много оснований полагать, что эта параллель не случайна).

То, что в тексте А.Н. Афанасьева колобок поет свою песню трижды, скорее всего – отражение позднейшего влияния волшебных сказок.

Обратимся теперь к анализу переменной связи [Св].

В Св обнаруживается конфликт между её строением и строением текста.

Отрывок

Я у [дедушки] ушел,

Я у[ бабушки] ушел,

Я у [зайца] ушел,

Я у [волка] ушел,

имеет одинаковую структуру. Наличие такой структуры в R-сказке обязательно чрезвычайно важно. Именно тут находится генетическое ядро сказки, набор её "хромосом".

Переменными величинами в конструкции "Я у [Н] ушёл" являются только переменные нового: Волк = I-1; заяц = I-2. Этим переменным нового соответствуют сюжетные морфемы. Законом строения кумулятивной сказки является соответствие количества переменных нового количеству СМ: сколько в сказке переменных нового, столько в ней сюжетных морфем и наоборот. Между тем, в рассматриваемом отрывке переменных нового у нас четыре, а сюжетных морфем только две. Следовательно, мы должны либо усомниться в законе, либо усомниться в полноте анализируемого текста. Поскольку первый вариант тривиален, не конструктивен и не продуктивен, рассмотрим сразу вторую возможность. Предположим, что закон не знает исключений и перед нами просто неполный вариант сказки. Предположим, что в своём полном варианте сказка о Колобке содержит столько СМ, сколько в ней переменных нового.

В таком случае оппозиция ЛЮДИ-ЖИВОТНЫЕ, ДОМ-ЛЕС нейтрализуется, а актуальной становится оппозиция КОЛОБОК-ВСЕ ОСТАЛЬНЫЕ (так сказать "колобковоядные").

А теперь проверим наше предположение, исследуем, не просматривается в части, посвященной Дедушке и Бабушке, признаков сюжетной морфемы.

"Колобок полежал-полежал, да вдруг и покатился – с окна на лавку, с лавки на пол, по полу да к дверям, перепрыгнул через порог в сени, из сеней на крыльцо, с крыльца на двор, со двора за ворота, дальше и дальше".

Итак, двум недостающим СМ соответствует преодоление колобком двух семиотически значимых преград: порога двери и ворот двора. В первом случае колобок покидает внутренней пространство дома, во втором – внутренней пространство двора. Ворота, как, впрочем, и порог,  являются в фольклоре очень серьёзным топосом: ведьма и баба-яга гонится за героями волшебной сказки только до околицы, которая затворяется воротами. Таким свойством обладают все позиции нейтрализации: на пороге нейтрализуется оппозиция внутри-снаружи, культурное-природное, в воротах – оппозиция мир-лес, своё-чужое.

Показательно, что между начальной частью и конечной имеется зеркальная симметрия: Редупликации полежал-полежал в начале соответствует редупликация катится, катится в последней сюжетной морфеме. Первичному перемещению колобка вниз: с окна на лавку, с лавки на пол, с крыльца на двор соответствует конечное перемещение вверх: Колобок вскочил лисе на мордочку; колобок сдуру прыг ей на язык. Если вначале колобок С-прыгивает (“), то в конце он ВС-прыгивает (‘).

Мы уже обнаружили в абзаце две семиотически значимые границы двух семиотически значимых пространств: дома и двора.

Рассмотрим их внимательнее:

"Колобок полежал-полежал, да вдруг и покатился –

 с окна на лавку,

с лавки на пол,

по полу да к дверям,

перепрыгнул через порог в сени,

 из сеней на крыльцо,

с крыльца на двор,

со двора за ворота, дальше и дальше".

Первая часть делится на четыре строки, вторая – на три.

Проанализируем их устройство:

По аналогии с первым катреном пропущенная строка второго легко восстанавливается.

Обратим внимание на конструкции по полу и дальше и дальше.

В идеальной сюжетной морфеме они соответствуют началу СМ: Катится колобок по дороге; и ее концу: И покатился себе дальше.

Повторение дальше и дальше следует в данном случае интерпретировать не как редупликацию, а как указание на две сюжетные морфемы, соответствующие Дедушке и Бабушке как переменным нового [Н1] и [Н2].

Нет ничего удивительного в том, что культурное пространство более насыщено знаками и его преодолеть труднее, чем природное. На дороге перед колобком одна преграда - сам зверь, а в культурном пространстве - и дверь с порогом и сени, и крыльцо, и ворота, не считая, разумеется, дедушки и бабушки.

Очень важно, что в экспозиции, построенной симметрично (просьбе старика соответствуют действия старухи), нет ни дедушки, ни бабушки. Они появляются только в песне колобка, который таким образом оказывается (по крайней мере косвенно называет себя) их внуком. Отсутствие прямых родителей его при этом не смущает. Эта логика была позднее воспроизведена А.Т. Твардовским в "Василии Тёркине": "Я от тётки родился".

В одном варианте старуху называет "бабкой" сам старик, в другом говорится "а внучка у них тоже была", в третьем – "Вот жили-были дед да баба, да маленькая внучка"[К-1949 Фольклор Воронежской области / Составил В.А.Тонков, Воронеж: Воронежск. обл. книжн. изд-во, 1949, с.230-231.]. И всё же устойчивое наличие слов дедушка и бабушка в песне колобка позволяет сопоставить этот сюжет с серией сюжетов о волшебном рождении.

Теперь мы можем реконструировать недостающие сюжетные морфемы, а с ними и полный текст данного варианта сказки.

ПОЛНЫЙ (ИДЕАЛИЗИРОВАННЫЙ) ТЕКСТ

афанасьевского варианта сказки "Колобок"

ЭКСПОЗИЦИЯ:

Жил-был старик со старухою.

Просит старик:

"Испеки, старуха, колобок".

• "Из чего печь-то?
• Муки нету".
• – "Ээх, старуха! По коробу поскреби,
• по сусеку помети;
• авось муки и наберется".

Взяла старуха крылышко, по коробу поскребла,

по сусеку помела,

и набралось пригоршни с две.

Замесила на сметане,

изжарила в масле

и положила на окошечко постудить.

Колобок полежал-полежал, да вдруг и покатился.

СМ1:

Катится колобок с окна на лавку, по полу да к дверям, а навстречу ему старик: "Колобок, колобок! Я тебя съем". "Не ешь меня, дедушка! Я тебе песенку спою", - сказал колобок и запел:

Я по коробу скребен,

По сусеку метен,

На сметане мешон,

Да в масле пряжон,

На окошке стужон;

У тебя, деда, не хитро уйти!

Перепрыгнул через порог в сени, и покатился себе дальше; только старик его и видел!.."

СМ2:

Катится колобок из сеней на крыльцо, с крыльца на двор, по двору, да к воротам, а навстречу ему старуха: "Колобок, колобок! Я тебя съем". – "Не ешь меня, бабушка! Я тебе песенку спою"", - сказал колобок и запел:

Я по коробу скребён,

По сусеку метён,

На сметане мешон,

Да в масле пряжон,

На окошке стужон;

Я у дедушки ушел,

У тебя, баба, не хитро уйти!

И покатился себе дальше со двора за ворота; только старуха его и видела!.."

СМ3:

Катится колобок по дороге, а навстречу ему [заяц]: "Колобок, колобок! Я тебя съем". – "Не ешь меня, [косой зайчик]! Я тебе песенку спою".

Я по коробу скребён,

По сусеку метён,

На сметане мешон,

Да в масле пряжон,

На окошке стужон;

Я у [дедушки] ушел,

Я у[ бабушки] ушел,

У тебя, [зайца], не хитро уйти!

И покатился себе дальше; только [заяц] его и видел!.."

СМ4:

Катится колобок по дороге, а навстречу ему [волк]: "Колобок, колобок! Я тебя съем". – "Не ешь меня, [серый волк]! Я тебе песенку спою"", - сказал колобок и запел:

Я по коробу скребён,

По сусеку метён,

На сметане мешон,

Да в масле пряжон,

На окошке стужон;

Я у [дедушки] ушел,

Я у [ бабушки] ушел,

Я у [зайца] ушел,

У тебя, [волка], не хитро уйти!

И покатился себе дальше; только [волк] его и видел!.."

СМ5:

Катится колобок по дороге, а навстречу ему [медведь]: "Колобок, колобок! Я тебя съем". – "Не ешь меня, [косолапый медведь]! Я тебе песенку спою", - сказал колобок и запел:

Я по коробу скребён,

По сусеку метён,

На сметане мешон,

Да в масле пряжон,

На окошке стужон;

Я у [дедушки] ушел,

Я у [бабушки] ушел,

Я у [зайца] ушел,

Я у [волка] ушел,

У тебя, [медведь], не хитро уйти!

И покатился себе дальше; только [медведь] его и видел!.."

СМ6:

Катится, катится колобок по дороге, а навстречу ему [лиса]: "Здравствуй, колобок! Какой ты хорошенький!. Колобок и запел:

Я по коробу скребён,

По сусеку метён,

На сметане мешон,

Да в масле пряжон,

На окошке стужон;

Я у [дедушки] ушел,

Я у [бабушки] ушел,

Я у [зайца] ушел,

Я у [волка] ушел,

У [медведя] ушел,

У тебя, [лиса], не хитро уйти!

"Какая славная песенка! – сказала лиса. – Но ведь я, колобок, стара стала, плохо слышу; сядь-ка на мою мордочку да пропой ещё разок погромче". Колобок вскочил лисе на мордочку и запел ту же песню. "Спасибо, колобок! Славная песенка, еще бы послушала! Сядь-ка на мой язычок да пропой в последний разок", - сказала лиса и высунула свой язык; колобок сдуру прыг ей на язык, а лиса – ам его! и скушала".

Теперь понятно, почему колобок ушел от старика и старухи: они тоже хотели его съесть.

При этом Колобок из рода Хлебо-Булочных оказывается обладающим по крайней мере некоторыми атрибутами божества: разумом, речью, способностью вступать в родственные отношения и магическим даром певца. Последнее роднит его с музыкантом Орфеем из древнегреческой фольклорной традиции. Можно сказать и определённее – Колобок – это русский Орфей. Именно магическое пение околдовывает (цепенит) людей и зверей и позволяет Колобку спокойно уходить от них. Подтверждение этому находим в варианте, записанном Н. Киселевой, ученицей VI класса в 1915 г. от Фокия Павловича Зиновьева, 60 лет, в д. Костомарово Молоновской вол. Подольского уезда, в котором лиса поёт песенку колобку и съедает его потому, что тот её "заслушался". Другое подтверждение ещё красноречивей: "Медведь заслушался песни колобка и не заметил, как он укатился от него" [РУССКИЕ СКАЗКИ В ЗАПИСЯХ И ПУБЛИКАЦИЯХ ПЕРВОЙ ПОЛОВИНЫ XIX ВЕКА, М.-Л.: ИЗД-ВО АН НАУК СССР, 1961, С.160-162].

При этом звери в сказке обладают речью и разумом, что заставляет усомниться в их звериной сущности, а точнее – в строгости оппозиции люди||звери. Звери – это люди, а люди – это звери. Так трактуют рекурсивные сказки эту оппозицию. И в этом они не отличаются от сказок о животных.

Следует обратить внимание и на постоянную часть песни: она даёт полную этиологическую характеристику колобка.

Главная загадка сказки содержится в превращении колобка из объекта в субъект. Как только он остывает и становится готов к употреблению, он оживает и стремится избежать своей участи. Происходит чудо именно на окошке. Поскольку его туда положили студить, окошко должно было быть открыто. Уральский вариант [К-1967] ставит чудо колобка в прямую связь с солнцем: "[Старуха колобок] Поставила на солнышко сушиться. А колобок упал с окошка и пошел в лес гулять". Показательно, что из нескольких колобков оживает только тот, что положен на окно или тот, который падает при вынимании из печи:

Она помела да три калабуга намела. Один калабуг положила на окно, а другой на судью лавочку (против печки), а третью на загнетку (печка). Ну как с окна калабуг прыгнул да как пошел, да к попу на гувно.  [К-1849].

Кроме пения, для колобка характерны ещё две функции: колобок катится, а перед этим колобок падает (прыгает или соскакивает). Примечательно, что и солнце делает то же самое: оно катится по небу, отсюда закат, или падает – отсюда запад. Само название Колобок < колоб указывает на круглую (шарообразную) форму. Тут трудно не согласиться с О.Н. Трубачевым, видящим в слове корень *kol- [ЭССЯ-10:121-122], тот же, что в словах о-коло, колесо, *коло-бой < коло-боить; коло-ворот, коло-брод и т.д.. Другое дело, что сближение второй части с глаголом бить не обязательно: *-b- может быть просто детерминативом (расширителем) ПИЕ корня. Обращение к СРНГ-14 (См. Колоб, Колобок) позволяет понять, что колобок делался и из гороховой муки, поэтому горошина, фигурирующая в некоторых вариантах сказки, вполне оправдана. А колобком называли и пирожок, и ватрушку. Но самое примечательное – то, что колоб-колобок оказывается ритуально отмеченным словом: "1. Небольшой круглый хлебец. Колобок-крестовник. Хлебец из ржаной муки с изображением креста наверху, имеющий обрядовое значение: его съедают в среду на четвёртой неделе великого поста (в средокрестрье) или кладут в ячменные семена, предназначенные для посева; эти семена выносят на поле в мешке вместе с крестовниками, чтобы перед началом сева съесть их, помолившись, а остатки отдать лошади. Оят. Ленингр., Калинин." [СРНГ-14:144]. Хоть крест тут и фигурирует, перед нами явно не христианский, а крестьянский, земледельческий обряд очевидно языческого происхождения, на что указывает ритуал поедания колобка и его явная связь с обеспечением плодородия.

Деду с бабкой колобок был нужен для поедания. На это указывает не только песенка колобка, в которой дед и баба оказываются о общем ряду всех несостоявшихся пожирателей (кстати, это обстоятельство позволяет увидеть родство сюжета колобка с сюжетами о пожираниях – тут перед нами целая цепь не-пожираний). Самим мотивом создания колобка зачастую является голод:

Жил старик со старухою, и было у них хлеба много-премного. То он и говорит: "Старуха, старуха, куда хлеб девать?". – Давай, - говорит, - в реку валить". Ну до того довалились, что пришлось самим есть нечего. "Ну поди-ко, - говорит, - старуха, по закрому помети" [К-1849 РУССКИЕ СКАЗКИ В ЗАПИСЯХ И ПУБЛИКАЦИЯХ ПЕРВОЙ ПОЛОВИНЫ XIX ВЕКА, М.-Л.: ИЗД-ВО АН НАУК СССР, 1961, С.216.].

Жили-были старик со старухой, старые, бедные. Приходит праздник, а у них нет никаких припасов, ни даже горсточки муки [К-1850 РУССКИЕ СКАЗКИ В ЗАПИСЯХ И ПУБЛИКАЦИЯХ ПЕРВОЙ ПОЛОВИНЫ XIX ВЕКА, М.-Л.: ИЗД-ВО АН НАУК СССР, 1961, С.160-162.]

Жили яны, жили, дожилися — нечего .сьци [К-1893 Материалы для изучения быта и языка русскаго населения северо-западного края. Собранные и приведенные в порядок П.В.Шейном. Том.II. . САНКТПЕТЕРБУРГ, ТИПОГР. ИМП.  АН, 1893, С.6-7.]

Жил-был старик да старуха. Подошел голодный год, негде было взять ниоткуда хлеба [К-1970P].

Вот старик со старухой двое жили. Он и говорит: . Что-ка, бабушка, мне хочется колобков. Нет ли мучки в лукошке? [К-1970Z].

Но самое показательное, что в конце одного из вариантов колобка съедают дед и баба:

Пошел дедка искать колобка, у всех спросил – не видали колобка-жолобка?

. Видели, . говорят, . он у лисицы сидел.

. Так она, мерзавка, и съела, больше некому.

А она спит, спит, лиса! Вот он ружьё приладил и стрЕлил, и лисицу застрелил, и распорол живот, он тут и есть. И понес домой, лисицу принес и колобка принес, принес воду – не оживет ли? Искупал, омыл – не ожил колобок.

. А возьмем-ка мы колобка лучше съедим!

И съели колобка, чаем запили, и сказка вся. [К-1970Z].

Кроме того, колоб – "Девичья игра. Арх., Слов. карт. ИРЯЗ. <> Колобы печь. Игра (с хороводом и пением [! – А.К.]). "Составляется круг, который движется с пением: "Прихожу домой – печка затоплёная.., Колобы состряпаны: Эдако-ль высоки, Эдако-ль широки, Эдако-ль низеньки, Эдако-ль узеньки". Расходясь возможно дальше, сжимаясь в одну кучу, привскакивая или опускаясь до земли, показывают размеры колоба". Онеж., Калинин, 1933. [СРНГ-14:141]. В этом примере поразительным является сочетание круга–хоровода, пения, печи и колобка. Сам же колобок оказывает изофункциональным короваю, обрядовость которого хорошо исследована и не вызывает сомнений.

Вряд ли случайно, что в одном из вариантов у старика и старухи есть корова, и волшебную бобинку, из которой в итоге получился пирожок, старик находит в соломе у коровы: "Жили яны, жили, дожилися — нечего .сьци, а корова у ихь была. Пошоў дз.дъ короўк. даваць—нашоў бобинку ў соломц., прынесъ, дый кажиць: «На ты, бабка, звари ету бобинку». — «Дз.дька мой, дз.дька, говорыць баба, што тутъ зъ естый бобинки, я й горшка ни подбяру; запашымъ мы яе лучше». — «Ахъ, бабынька, а и дз.жъ мы зямли подбяремъ подъ ету бобинку, хиба запашымъ яе ў лазни лодъ полкомъ». Ну, и запахали. [Шейн-1893]. Не забудем, что сметана и масло, на которых замешивается и печётся колобок, предполагают наличие коровы, из молока которой получают то и другое. Таким образом, колобок – явное дитя скотоводства и земледелия.

Особенно показательны перемещения участниц ритуала вверх и вниз, что воспроизводит перемещения колобка в конце и в начале сказки. Перемещениям колобка вширь также имеются аналоги в сказке, когда тесто лезет из дежи, а хлеб из печи, а затем и из хаты: "Хл.бъ тотъ, росьци, росьци, зъ дз.жки вонъ л.зиць. Яны яго ўзялж ў печь ўсадзили, а хл.бъ той росьци, росьци, съ печки на загн.ту ўзыйшоў, зъ загн.ты вонъ лизиць. Заслонку отслонили, а ёнь чиразъ хату пирайшоў ў вокно, — вокно отперли, уцёкъ хл.бъ той за вокно. Дз.дъ зъ бабый кинулися за тымъ хл.бомь"[Шейн-1893]. Это единственный, известный нам вариант, котором "пирожокъ бяжиць", а не катится. При этом показательно, что хлеб становится пирожком только за окном, из которого он (хотя в сказке об этом и не сказано падает на землю).

В остальных же вариантах, если даже в сказке появляется не колобок, а пирожок, всё равно тот катится: "Вот бегут они бегут, бегут сзади за пирожком, а пирожок катится" [Фольклор русского населения Прибалтики, М.: Наука, 1976, С.160-161].

  Дополнительное подтверждение солярной природы колобка находим в следующих вариантах экспозиции.

Жил-был старик да старуха. Подошел голодный год, негде было взять ниоткуда хлеба. Пошел старик на улицу, нашел горошинку.

Принес домой, положил под койку и говорит:

—  Ну, баба, принес горошинку, пускай растет, будет нам хлеб.

Вот горошинка расти-порасти, доросла    до койки — разобрали койку. Расти-порасти, доросла до потолка — разобрали потолок. Расти-порасти, выросла до крыши — разобрали крышу. Выросла горошинка большая-пребольшая, не достать ни деду, ни бабе — ни­кому. Взяли они ее сжали, смолотили, намололи, испекли хороший, красивый румяный пирожок. [Фольклор русского населения Прибалтики, М.: Наука, 1976, С.160-161. С. 163: Записана в 1970 г. в дер. Аннаполь Истринского  сельсовета Лудзенского района от Е.П. Бирюковой, 48 лет, Э.В. Померанцевой].

Якъ жіў дз.дъ зъ бабый, м.ли яны одну раду, .ли хл.бъ съ оўсомъ и били одзинъ одного ў лобъ коўшомъ. Жили яны, жили, дожилися — нечего .сьци, а корова у ихь была. Пошоў дз.дъ короўк. даваць—нашоў бобивку ў соломц., прынесъ, дый кажиць: «На ты, бабка, звари ету бобинку». — «Дз.дька мой, дз.дька, говорыць баба, што тутъ зъ естый бобинки, я й горшка ни подбяру; запашымъ мы яе лучше». — «Ахъ, бабынька, а и дз.жъ мы зямли подбяремъ подъ ету бобинку, хиба запашымъ яе ў лазни лодъ полкомъ». Ну, и запахали. Бобинка тая ўзыйшла, росла, росла, подымаиць полокъ. Дз.дъ ўзяў полокъ разо-браў, а бобинка тоды росьци, росьци, доросла до крышы. Яны ўзяли, дый подняли яе. Потымъ того знясли на токъ, высушили, змолоцили, змололи; змолоўши, хл.бъ, учынили. [Материалы для изучения быта и языка русскаго населения северо-западного края. Собранные и приведенные в порядок П.В.Шейном. Том.II. САНКТПЕТЕРБУРГ, ТИПОГРАФИЯ ИМП. АН, 1893, С.6-7;  Витебской губ. и уезда, с. Маделино. Записано от бывшей дворовой М. Игн. Хмелевской].

Наличие четко выделяющихся сюжетных морфем указывает, что вместо Экспозиции мы имеем самостоятельный сюжет, который легко отождествляется с сюжетом АТ 1889К Человек влезает на небо по дереву.

Основанием для идентификации является тип "потакающего взаимодействия" растения, посаженного в доме, и людей:

"Посадил дед бобинку... а бобинка выросла под самый стол; приняли стол, она ещё выше выросла, сняли накат, крышу – всё растет, и выросла под самое небо" [Аф.№ 20 т.1, с.32].

Ср. "Старик посадил кочешок в подпольецо... рос, рос, до полу дорос. Старик взял топор и вырубил на полу прямо кочешка дыру. Кочешок опять рос, рос, до потолку дорос; старик опять взял топор и вырудил на потолку прямо кочешка дыру. Кочешок рос, рос до неба дорос. Как старику поглядеть на верхушку кочешка? Полез по корешку, лез-лез, лез-лез, долез до неба, просек нА небе дыру и влез туда." [Аф.№18 1:31].

В сказке про колобка такие же действия предпринимаеются и по отношению к хлебу, который растёт.

Доказательство солярности колобка находятся на небе:

"Смотрит: стоят жерновцы [ручная мельница]; жерновцы повернутся – пирог да шаньга [Ватрушка или хлеб из пшеничной муки, обмазанный сметаною и маслом], наверху каши горшок" [Аф.№18 1:31].

Иными словами, на небе старик увидел славянский аналог карело-финнской Сампо . мельнице по производству пирогов и колобков из пшеничной муки, сметаны и масла. Именно эти составляющие и фигурируют в этиологической части песни колобка.

В таком случае становится закономерным и падение колобка в начале сказки: на землю он мог только упасть. А при непрорубленной крыше – едиственное отверстие, через которое колобок мог попасть с неба внутрь дома – это окно. Поэтому ясно, отчего падение маркирует новое качество колобка – разумного, говорящего, красивого, румяного, катящегося и поющего:

Вот старик со старухой двое жили. Он и говорит:

. Что-ка, бабушка, мне хочется колобков. Нет ли мучки в лукошке?

Она сходила, там наскребла, несколько колобочков и спекла. Потащила из печки – колобок пал и покатился. И человеческим словом заговорил:

. Я у бабушки ушел, я у дедушки ушел.

И покатился [К-1970Z].

Вряд ли случайно, что в конце сказки о волшебном растении появляется "Лиса-лекарка", которая требует от старика снести ей в баньку "толоконца мешочек, маслица горшочек", т.е. опять составляющие колобка, из которых лиса месит саламату, которую и съедает. Напомним, что свою бобинку старик и старуха "запахали" (посадили) в бане (у лазни) под полком.

Среди типичных восточнославянских контаминаций указывается контаминация колобка с сюжетами о лисе 158+1+2+3+4 [Звери в санях у лисы+Лиса крадет рыбу с воза+волк у проруби+Лиса обмазывает голову тестом (сметаной)+Волк хватает лису за лапу] [Сравнительный указатель сюжетов. Восточнославянская сказка, Л.: Наука, 1979, с.397]. Особое внимание следует обратить на сюжет АТ 3, в котором лиса опять оказывается в соседстве с тестом и сметаной. Только на этот раз они не внутри лисы, а снаружи.

В двух из известных нам вариантов между колобком и сюжетом АТ 158 имеется ещё один сюжет: Лиса обманывает пастушков, выменивая пирожок, с начинкой из экскрементов, на бычка. [К-1893; К-1970P].

Внимательный анализ позволяет утверждать, что сюжет колобка связан с бОльшим количеством сказочных сюжетов, чем это отражено в научной литературе.

Кроме сюжета о чудесном рождении и о растении, по которому взбираются на небо, колобок связан с "Репкой" и "Курочкой рябой (разбитым яичком)" (АТ 2022), а также с сюжетом о пожираниях и извлечении из чрева, родственном Глиняшке или Красной Шапочке.

С "Репкой" сюжет колобка связан не только через набор переменных нового: Дедка, бабка, внучка и сучка.

"Взяли они ее

сжали,

смолотили,

намололи,

испекли хороший, красивый румяный пирожок.

Положили пирожок на окошко,

а сучке сказали:

—  Ну,— говорят,— сучка, смотри, чтобы пирожок не ушел бы никуда.

А внучка была тоже у них.

Вот сидит сучка, смотрит: пирожок зашевелился. Кричит:

—  Баба, баба, пирожок уже шевелится.

—  Смотрите, сучка, внучка.

—  Баба, баба,— говорит,— пирожок уже спрыгнул.

—  Смотрите, сучка, внучка.

—  Баба, баба,— говорит,— пирожок уже побег.

—  Ах ты, такой да сякой, да что же это вы не усмотрели?

И побегли сзади.

Вот бегут они бегут, бегут сзади за пирож­ком, а пирожок катится. [Фольклор русского населения Прибалтики, М.: Наука, 1976, С.160-161].

Как и в "Репке", дед сажает нечто, и это нечто вырастает "большое-пребольшое": "Вырослагорошинка большая-пребольшая, не достать ни деду, ни бабе — никому" [Фольклор русского населения Прибалтики, М.: Наука, 1976, С.160]. (В некоторых вариантах сажает и бабка, но у неё никогда ничего не вырастает).

Связь с разбитым яичком – не простым, а золотым, также возвращает нас к солярному мифу и даже – к основному мифу о происхождении вселенной из яйца. Здесь также мы имеем дело с этиологией. Мотив яйца вновь заставляет вспомнить нас и о древнегреческой мифологии и о карело-финском эпосе "Калевала".  Примечательно, что яичко снесено в куте под окошком, падает вместе с полочкой и разбивается, после чего и разворачивается главное действие. В сюжете АТ 2022 (Разбитое яичко) встречаются те же действующие лица, что и в "Репке": Дедка, бабка, внучка и мышка. Кроме того, в этом про разбитое яичко есть поп, к которому первому прибегает колобок, чтобы сообщить, что он от попа уйдёт:

Ну как с окна калабуг прыгнул да как пошел, да к попу на гувно. Говорит: Поп, поп, я от тебя уйду!". – Э, где тебе, - говорит, - уйти, мы тебя цепами заколотим". – "Я, говорит, от старика ушел, от старухи ушел, а от вас, - говорит, - и бог велел" [К-1849].

Главный вопрос, который мы можем и должны поставить – как относиться к сцеплению и переплетению кумулятивных сюжетов? Что это? Случайное сцепление отдельного или фрагменты былой целостности?

Только новые исследования позволят дать обоснованный ответ на этот вопрос.

УЧТЁННЫЕ В СТАТЬЕ ВАРИАНТЫ

1. К-1849               РУССКИЕ СКАЗКИ В ЗАПИСЯХ И ПУБЛИКАЦИЯХ ПЕРВОЙ ПОЛОВИНЫ XIX ВЕКА, М.-Л.: ИЗД-ВО АН СССР, 1961, С.216.
2. К-1850               РУССКИЕ СКАЗКИ В ЗАПИСЯХ И ПУБЛИКАЦИЯХ ПЕРВОЙ ПОЛОВИНЫ XIX ВЕКА, М.-Л.: ИЗД-ВО АН СССР, 1961, С.160-162.
3. К-1855 Народные русские сказки А.Н. Афанасьева в трех томах. Т.I, / Изд. подготовили Л.Г. Бараг и Н.В. Новиков, М.: Наука, 1984, с.46-47.
4. К-1893 Материалы для изучения быта и языка русскаго населения северо-западного края. Собранные и приведенные в порядок П.В.Шейном. Том.II. СКАЗКИ, АНЕКДОТЫ, ЛЕГЕНДЫ, ПРЕДАНИЯ, ВОСПОМИНАНИЯ, ПОСЛОВИЦЫ, ЗАГАДКИ, ПРИВЕТСТВИЯ, ПОЖЕЛАНИЯ, БОЖБА, ПРОКЛЯТИЯ, РУГАНЬ, ЗАГОВОРЫ, ДУХОВНЫЕ СТИХИ И ПРОЧ. САНКТПЕТЕРБУРГ, ТИПОГРАФИЯ ИМПЕРАТОРСКОЙ АКАДЕМИИ НАУК, 1893, С.6-7.
5. К-1908 Северные сказки. Сб-к Н. Е. Ончукова: В 2 кн. СПб.: Тропа Троянова, 1998, С.410-411. [переиздание сб-ка 1908 года].
6. К-1915 Серия "Фольклорные сокровища московской земли". Т. 3. Сказки и несказочная проза. М: "Наследие", 1998. [Записала Н. Киселева, ученица VI класса в 1915 г. от Фокия Павловича Зиновьева, 60 лет, д. Костомарово Молоновской вол. Подольского уезда.]
7. К-1949               Фольклор Воронежской области / Составил В.А.Тонков, Воронеж: Воронежск. обл. книжн. изд-во, 1949, с.230-231.
8. К-1967 Ученые записки УрГУ №60, Сер. филол., вып.5: Фольклор на родине Д.Н. Мамина-Сибиряка (в уральском горнозаводском поселке Висим), Сведловск, 1967, с.233.
9. К-1969 РУССКИЕ НАРОДНЫЕ СКАЗКИ. М.: НАУКА, 1969, С.380-381 [А.Н. Корольковой].
10. К-1970 Сказки Терского берега Белого моря / Изд. подготовил Д.М.Балашов, Л.: Наука, 1970, С.324-325.
11. К-1970P Фольклор русского населения Прибалтики, М.: Наука, 1976, С.160-161  [Записана в 1970 г. в дер. Аннаполь Истринского сельсовета Лудзенского района от Е.П.Бирюковой, 48 лет, Э.В. Померанцевой].
12. К-1970Z Сказки Терского берега Белого моря / Изд. подготовил Д.М.Балашов, Л.: Наука, 1970, С.324-325 [МАРИЯ ФЕДОРОВНА ЗАБОРЩИКОВА].

• К-2002 Записано в 2002 году А.В.Рафаевой от З.Горбуновой.

Мы проанализировали два текста и можем дать их свёрнутые варианты (см. Приложение).: