Заключение.
Итак, мы рассмотрели жанр колыбельную песню с точки зрения структуры ее
текста, особенностей бытования и манеры исполнения, системы персонажей и
пространственных образов. Мы старались на каждом из этих уровней проводить
сопоставления с другими жанрами фольклора, а также учитывать значение контекста
традиционной культуры в целом.
Особенность бытования колыбельных заключаются в импровизационном
варьировании традиционных мотивов и образов, которые связываются между собой
или произвольно, механически, или образуя небольшие сюжеты. Эта связь может
быть обусловлена ассоциациями, продиктованными значением образов в традиционной
культуре. Порядок следования мотивов и сюжетов не задан заранее, так как тексты
существуют только в момент исполнения.
Это легко рассыпающаяся, существующая один раз мозаика, сбор имеющихся в запасе
памяти исполнителя традиционных элементов. Этот прицип «сборности» и
одномоментности существования сближает колыбельные с жанром причитаний: Разве запомношь, баю-баюшки-баю... Да там
как сбирают все, как причитают вот, да так и сбирают[1].
Манера исполнения иногда схожа с таковой, характерной для заговоров –
приговаривание.
Организация отдельных фрагментов основана на формулах, встречающихся в
текстах других жанров, преимущественно, заговоров (формулы сравнений на
параллелизме, противопоставлений, обмена и др.). Характерно также обилие
формальных признаков речевого общения, характерного, опять же, для заговорных
текстов.
Система персонажей и пространственная система колыбельных
взаимообусловлены. Особенно значимой является идея пути, пространственного
перемещения из пространства своего в чужое, являющееся образом иного мира, и наоборот. Пространственные
перемещения младенца в колыбельных имеют амбивалентное значение, что вполне
отражает представление в традиции о ребенке как о существе, находящемся между
двух миров, влияние которых не него неоднозначно. «Связь с иным миром оказывается разорванной не полностью, и потому
сохраняется возможность обратного перехода/возвращения в иной мир». Но и этот
мир для ребенка не сразу оказывается своим. Необходим «своего рода
промежуточный период при переходе из одного мира в другой»[2],
во время которого он становится человеком, осталяя постепенно все признаки и
свойства иного мира. Влияние всего потустороннего может быть губительно,
но, другой стороны, ребенок еще связан с тем миром и «вправе» рассчитывать на его
поддержку и покровительство.
Так, сон приходит и приносится
из того света и практически тождествен смерти. Ребенку желают смерти, отправляя
его на тот свет и ожидая возвращения-пробуждения. Но это – контакты с иным
миром, осуществляемые и регулируемые со стороны человека. А вот посещения
персонажей оттуда и предложения
унести туда, в смерть не
приветствуются и всячески пресекаются. Ребенка ограждают от их влияния,
запрещая покидать свое пространство, прогоняя этих персонажей обратно в мир
смерти.
Характеристика персонажей всецело обусловлена их пространственной
соотнесенностью, принадлежностью тому
или этому миру. Персонажи оттуда могут быть как опасны ребенку,
благодаря своей причастности к чужому, опасному пространству, так и желанны,
как например сон. Разница, как уже говорилось, в том, по инициативе какой из
сторон нарушается граница между мирами. Сон осмысляется в народной культуре как
смерть, а смерть как перемещение, путь в иной мир. Отсюда – идея сна как пути,
присутствующая в колыбельных. Ребенок – существо, находящееся между двух миров,
в положении путника на дороге. Это путь к взрослению, к тому, чтобы приобрести
человеческие свойства и качества. И семантика сна для него оказывается сложнее.
Для него это временная смерть с перерождением в статусе полноценного человека.
Необходима защита со стороны
потусторонних же сил, для чего отрицается человеческая природа ребенка
(мотив отсутствия родителей, равного смерти и мотив божественного
покровительства), и необходима защита от смерти, выраженная ограничением
пространства, но необходимо и погружение в мир смерти, чтобы потом
проснуться-ожить. Колыбельная и оформляет этот переход в иной, и обеспечивает защиту. Это – магический текст, теснейшим
образом связанный своей семантикой с комплексом родильной обрядности, как и с
семантикой переходных обрядов вообще. Она иллюстрирует состояние нестабильности
ребенка, его маргинальности и оформляет переход его в состояние сна как смерти
и выход из него как рождение в ноовом статусе.
