<< На главную страницу

Л.М. Ермакова

Верования и культура Идзумо

    Топонимом Идзумо принято обозначать северо-западную область Японии, омываемую Японским морем, которая  частично соответствует современной префектуре Симанэ с центром в городе Мацуэ. Однако, по-видимому, в период складывания древней японской государственности в Идзумо было два центра – два средоточия несколько разнящихся между собой верований и обычаев, это земли, для которых общими были верования и культы, связанные с храмом Кумано в области Оу, и земли с культами храма Кидзуки, затем ставшего «великим храмом Идзумо». Весь этот ареал составляет – во всяком случае, составлял ранее – особую культурную зону, древнее царство Идзумо, во многом отличавшееся от Кинки – то есть того района западной Японии, где ныне расположены современные префектуры Нара и Киото и где полторы тысячи лет назад происходило строительство древнего государства Ямато.

    Специфика Идзумо проявляется и нынче – в некоторых особенностях прихрамовых ритуалов, в местных ремеслах и фольклоре, а также в традиционном модусе отношения к остальной Японии как к другой культурной среде. Отдельность и историческая особость Идзумо составляет даже предмет гордости для некоторых ее обитателей, например, служителей тамошних храмов, ощущающих себя хранителями этой исторической специфики и отдельной культурной традиции.

   Источником данных о древней культуре Идзумо являются, во-первых, памятник японской словесности VIII века «Идзумо-фудоки» («Описание обычаев и земель Идзумо»)1, а также «Благопожелание императору от управителя Идзумо»2 (Идзумо-но куни-но мияцуко-но ёгото, текст, провозглашаемый ежегодно в рамках придворного ритуала и сохранившийся в записи Х века). Во-вторых, это мифы и предания об Идзумо, запечатленные в «Кодзики» и «Нихон сёки»3, сводах мифов, исторических легенд и преданий, самых первых письменных памятниках японской словесности. Некоторые авторы, о которых мы скажем ниже, полагали только мифы, собранные в «Фудоки», отражающими историческую реальность, а цикл нарративов об Идзумо, собранных в «Кодзики» и «Нихон сёки», считали извращением исторических фактов, выгодным для центральной власти (речь идет, разумеется, о власти государства Ямато VIII века). Эта точка зрения нашла своих почитателей как в научной среде, так и далеко за ее пределами в Японии. Все же, несмотря на подобного рода представления об «истинности» текста «Идзумо-фудоки» в противовес «искусственным выдумкам» идеологов двора Ямато, отраженным в «Кодзики» и «Нихон сёки», нельзя забывать, что «Идзумо-фудоки» тоже составлено при дворе Ямато, хотя и включает различные предания и верования тех местностей.

    Большинство историков в настоящее время считает, что цикл Идзумо в «Нихон сёки» тоже является важнейшим источником сведений о древнем Идзумо и его отношениях с центром.

    Приведем вкратце основные мифы «Кодзики» и «Нихон сёки», связанные с Идзумо. В  «Кодзики» и «Нихон сёки» основной миф, связанный с областью Идзумо, именуется куни-юдзури, «уступка страны», то есть ее добровольная передача. Этот сюжет изображает историю мирного подчинения области Идзумо власти императорского рода, утвердившегося в центре Хонсю, в области Ямато. История эта восходит к имени сложного и многофункционального божества Сусаноо.

  Когда боги изгоняют бурного и непокорного бога Сусаноо с неба, он спускается на землю в местности Суга в Идзумо. Там он уже предстает не неистовым вредителем, а культурным героем, который с помощью чудесного меча побеждает восьмиголового змея (и находит в его хвосте еще более чудесный меч Кусанаги-но цуруги, считавшийся потом одной из трех регалий императорского рода), освобождает прекрасную Куси-инада-химэ (Чудесная Дева Рисового Поля) и женится на ней. У них рождается сын Оонамути-но ками (одно из имен Оокунинуси-но ками, «Великого Бога-хозяина страны», верховного божества Идзумо. В других версиях этого мифа. изложенных в «Нихон сёки», говорится, что Оокунинуси – потомок Сусаноо и Куси-инада-химэ в пятом или шестом поколении).

   Оокунинуси утвердил свое владычество над страной Идзумо с помощью заклятия котоагэ, «вознесения слов», сказав: «Срединная Страна Тростниковых Равнин изначально была дикой, даже корни скал, травы и деревья в ней часто были опасны и дурны. Однако я их уже разбил и покорил, и теперь уже ничто не должно противоречить порядку». Покорение противящихся, «грубых» божеств и духов таже обычно интерпретируется в смысле покорения местных племен.

   В этом сюжете «Нихон сёки» рассказывается и о встрече Оокунинуси с его же собственной душой, которая отдельно от него поселяется в Ямато, на горе Миморо, в храме Оомива.

   Сам же договор о подчинении Идзумо центральному Ямато излагается следующим образом: когда небесные боги отправили на землю Ниниги-но микото (согласно мифу, бога-предка императорской династии), они отправили двух богов (или, в рамках принятой исторической интерпретации, двух жрецов-вождей соответствующих племен) по имени Фуцунуси-но ками и Такэ-микадзути-но ками, на переговоры с властителями Идзумо. Прибыв туда, они «вытащили мечи, воткнули их в землю вверх ногами, сели на них, скрестив ноги» и спросили Оокунинуси о его намерениях – «послужишь ли этой страной небесному богу?». Оокунинуси, посоветовавшись с сыном, Котосиронуси, решает уступить власть Ниниги и передает ему через двух поименованных богов свое копье (по-видимому, регалию власти), с помощью которого в стране можно удерживать «мир и покой». После чего сам он решает скрыться «за восемью десятками поворотов дороги, что до сотни не достает» – одно из мифо-поэтических описаний дальнего места, нездешней стороны, вплоть до того света, или же, как, по-видимому, в данном случае, – храма4.

  В одной из версий этого сюжета, приведенной в «Нихон сёки», Оокунинуси отказывается говорить с двумя посланцами, и тогда Таками-мусуби-но ками сообщает ему свое повеление непосредственно: «Те явленные вещи, которыми ты управлял, теперь должны перейти в ведение моего священного внука. Тебе же надлежит ведать божественными действами. Кроме того, намереваюсь я ныне построить обитель Ама-но хису-но мия, в которой тебе надлежит жить. <...> А бог, которому ты будешь служить во время действа, будет Ама-но хохи-но микото»5.

  То есть речь идет о сохранении за главой Идзумо некоторых жреческих прерогатив при передаче всех остальных элементов власти двору Ямато в лице Ама-но хохи-но микото. При этом  для отправления обрядов строится специальный храм Ама-но хису-но мия («жилище небесного солнца»). Согласно «Кодзики», Оокунинуси, соглашаясь «уступить страну», в качестве условия специально оговаривает, чтобы этот храм не уступал в великолепии (то есть в ранге) главным храмам Ямато: «Только жилище мое [вы] устройте, как небесные покои блистающие, [как те], которыми ведает Небесная солнечная династия потомка небесных богов, на скалах-корнях столбы дворца прочно утвердите, до Равнины Высокого Неба коньки кровли вознесите и там меня почитайте»6.

  Описания этого храма Ама-но хису-но мия в «Нихон сёки» и в «Идзумо-фудоки» совпадают почти буквально – сделан по повелению Небесного бога, размеры его измеряются веревкой длиной в тысячу хиро, «завязанной в ста местах, завязанной в восьмидесяти местах» и т.п.7

  Как полагают некоторые японские исследователи, Ама-но хису-но мия – мифопоэтическое название храма и скорее всего в действительности он назывался Кидзуки-тайся, «Большой храм Кидзуки» – топоним, не раз встречающийся в «Фудоки» и «Энгисики» («Уложение эры Энги», начало X века, где приведен реестр всех существующих храмов с именами почитавшихся там богов). Название же Идзумо-тайся, Большой храм Идзумо, вероятно, было дано храму за пределами области как самому главному в провинции. Это название приобрело официальный статус в 5-ом году Мэйдзи, то есть в 1873 г., при формировании раздельных буддийских и синтоистских институций. Примечательно, что до 1945 г. это был единственный храм в стране, именовавшийся Большим (или Великим).

   Происхождение слова кидзуки объясняется в «Идзумо-фудоки» следующим образом: «Село Кидзуки, находится в 28 ри и 60 шагах к северо-востоку от уездной управы. После того, как бог Яцукамидзу-омидзуну завершил создание страны, притянув земли, он решил построить храм Великому богу, управляющему Поднебесной, и созвав все множество богов, изволил храм построить»8.

    Вышеприведенная версия происхождения храма выглядит более или менее связной, однако эта версия, можно сказать, дело рук автора статьи, поскольку невозможно свести в единую картину различные сюжеты «Кодзики», «Нихон сёки», «Идзумо-фудоки» и других текстов древности и раннего средневековья, как, например, благопожелание управителя Идзумо императору. Зато именно на многочисленных разночтениях, вариантах имен богов и вариациях сюжета современные исследователи строят свои гипотезы, пытаясь восстановить исторический ход событий, приведших к подчинению Идзумо, а также объяснить особую значимость и притягательность культуры Идзумо для древнего государства Ямато.

   Вообще, как пишет один из исследователей Идзумо, Ё.Като, нельзя назвать иначе как чудом то обстоятельство, что «Идзумо-фудоки» сохранилось целиком, а не в цитатах и фрагментах, как описания других земель Японии, составленные в тот же период. Объяснение ученого состоит не только в особой силе и красоте памятника, но и как раз в этом самом особом значении древнего Идзумо, его культуры и его населения для центрального Ямато9.

  В чем же причина столь важной столь важной роли Идзумо, этой самой загадочной области Японии (как говорят об Идзумо чуть ли не все авторы, когда-либо исследовавшие этот регион и его верования)?

 На этот вопрос существует много ответов, часто противоречащих друг другу, и все новые и новые продолжают появляться.   Существующие в настоящее время гипотезы достаточно любопытны и разнообразны, хотя во некоторых случаях чрезмерная историзация в истолковании мифа сожет показаться и чрезмерной.

  Наиболее частой среди историков можно считать более или менее прямолинейную трактовку, согласно которой в мифах «Кодзики» и «Нихон сёки» изображается просто борьба за власть между центральным и местными кланами, и до недавнего времени среди ряда японских историков добровольное и охотное вхождение Идзумо в союз племен Ямато считалось фактом, не требующим доказательств.

  Один из авторитетных японских историков середины ХХ века Цуда Сокити в своих исследованиях по японской древности, напротив, утверждал, что Сусаноо и Оокунинуси были верховными божествами общеяпонского пантеона до установления власти тэнно в центральной части страны и утверждения мифа о схождении на землю потомка богов. Затем, по Цуда, составители мифологических сводов сознательно исказили историю в угоду правящему роду тэнно. В свете этой теории имя Оокунинуси интерпретировалось как «Бог-хозяин Великой страны» (то есть всей Японии). В настоящее время большим доверием пользуется противоположная точка зрения, а именно, – что  Сусаноо и Оокунинуси – местные божества, и Оокунинуси – просто главный дух конкретного места, имя которого надлежит понимать как «Великий бог-хозяин страны» [Идзумо или Оу].

Приведем также авторитетное толкование Миякэ Кадзуо, написавшего, что миф об уступке страны отражает отношения между страной Такамагахара, – Равниной Высокого Неба, где обитают боги, – и Страной Тростниковых Равнин. За этими отношениями стоит уже сложившееся осознание вертикали «небо-страна» (амэ-куни). В мифе, по Миякэ, отражены отношения между двумя кланами, носителями двух разных пантеонов. Еще один вывод ученого – посредником в отношениях носителей двух кланов, вероятно, выступал Такэ-микадзути: во всех памятниках его имя в этом качестве сохраняется, а прочие имена оказываются взаимозаменяемыми. Как раз в это время жреческий род Накатоми начал играть ключевую роль при дворе Ямато, соответственно, особая роль в мифах отводилась Такэ-микадзути, мифическому предку этого рода.

    Миякэ относит эти события к периоду после середины VI века – видимо, именно тогда начал складываться общий культ Аматэрасу и мифологема неба (амэ), поскольку примерно в это время, при императоре Дзёмэй, начинается использование императорского титула тэнно («небесный повелитель»), а также впервые слово амэ появляется в японоязычных титулах земных императоров: так, Дзёмэй именуется Амэ-куни-осихараки-хиронива10.

    Мацумура Такэо, Эгами Намио и др. присоединили к этой точке зрения так называемую «теорию всадников», то есть версию покорения местных племен родом тэнно с вытеснением прежних богов. Миядзи Наокадзу и др. представляли себе дело так, что племя Идзумо встало во главе союза племен, сопротивлявшихся вторжению рода «спустившихся с неба» и принесших мифологию номадического типа. Однако в настоящее время эта интерпретация в целом отвергается.

  Одно время многих сторонников приобрела теория Иноуэ Мицусада, поддержанная Уэда Масамунэ, Иноуэ Макото и др. Согласно ей, в мифах цикла Идзумо отразилась не борьба племен Ямато и Идзумо, а военные действия внутри этой конкретной области на северо-западной Японии. Восточная часть боролась с западной за главенство, и борьба эта закончилась покорением западной части, то есть Идзумо, вождем восточной части, то есть Оу. Вождь Оу и стал управителем всей земли, получившей название Идзумо. Существует также и обратная точка зрения, – что это не восточые племена покорили западные, а наоборот, западные племена покорили восточные, но речь опять идет о событиях в рамках сугубо местной истории.

В целом, можно сказать, что все исторические теории делятся примерно на три группы: одни авторы считают, что за мифами «Кодзики» и «Нихон сёки», рассказывающими об Идзумо, не стоит никакой реальной истории, и все эти сюжеты – плод рационализирующего творчества составителей мифологических сводов. Другая группа ученых ищет исторические корни этих сюжетов в противостоянии двух племенных объединений – одно ( во главе с правителем тэнно) поклонялось богам, условно именуемым «богами Неба», другое же – «богам земли», то есть местным духам. Третья группа авторов полагает, что мифические сюжеты сводов отражают историю борьбы не всей обитаемой Японии того времени, а только двух групп племен северо-запада Японии, и космический (всеяпонский) размах придали этим историческим микрособытиям авторы-составители сводов.

   Приведем также некоторые из существующих на данный момент мифологических интерпретаций культуры Идзумо. В частности, требует объяснений то обстоятельство, что в мифах, записанных в «Кодзики» и «Нихон сёки», Идзумо нередко имеет характеристики иного света, входа в запредельное царство, в мир мертвых, в Страну мрака Ёми-но куни. С Идзумо связывается противопоставление света и тьмы, жизни и смерти и т.п.

   Такие крупные исследователи прошлого, как Сайго Нобуцуна и Митани Эйити, предлагали следующее объяснение: ведь если смотреть в сторону Идзумо из района древнего Ямато, то Идзумо оказывается как раз в западном, или северо-западном направлении, в области заката солнца, то есть в зоне, связанной с миром мертвых. Оттуда дует так называемый тамакадзэ, буквально «ветер душ». Это – направление, в котором расположена страна Нэ-но куни, Страна корней, где обитают души мертвых. соответствии с принципами заимствованной из Китая геомантии, это – несчастливое направление, через которые на людей идут напасти и болезни.

Сайго Нобуцуна  в работе «Мир Кодзики» указывал, что святилище Идзумо-тайся в древности называлось Хисуми-но мия (букв. – «дворец угла солнца»), что означало, по Сайго,  «Дворец захода солнца», и, по мнению исследователя, это название противопоставлялось Храмовому комплексу Исэ, находящемуся на востоке и знаменующему солнечный восход.

 Предположение это, чисто умозрительное, последующие исследователи опровергали столь же умозрительным образом, говоря, что в северо-западном направлении лежала не только область Идзумо, и для ее выбора в качестве неблагоприятного направления требовались и еще какие-то основания.

   Есть другая гипотеза, которую развивали несколько ученых, в частности, Мацумаэ Такэси, а ранее – не в малой степени Оригути Синобу и Мацумура Такэо. С их точки зрения, правители Ямато  придавали такое большое значение Идзумо потому, что именно Идзумо было священной местностью, связанной с культом мертвых и верованиями в загробный мир. Верования были затем включены в общегосударственные и стали частью мировоззрения центрального Ямато, но их происхождение не забылось, поэтому в Идзумо, как ни в какой другой области Японии, традиционно насчитывается больше всего «входов» в подземный мир, царство мертвых. 

   Особого внимания, как представляется, заслуживает гипотеза Такасаки Масахидэ, развитая также в трудах Мацумаэ Такэси. Согласно их концепции, столь важная роль Идзумо объяснялась вовсе не тем, что Идзумо представляло собой значительную политическую силу. Причина, напротив, заключалась в, так сказать, духовной силе этой округи, поскольку это была область с сильно развитым шаманизмом, и, соответственно, отсюда по всей Японии распространялись жрицы-шаманки мико, врачевательницы и ворожеи, носители культа Оокунинуси. Это благодаря им явной «идзумизации» подверглись такие культы в центральной Японии, как верования в божество горы Мива, культ божества Сува, божества Камо и др. При этом Идзумо-но куни-но мияцуко, управитель страны Идзумо, почитался всеми мико как главный жрец, осуществляющий контроль над их деятельностью.

 Что же касается мифа об «уступке страны», то его, полагают данные авторы, надо трактовать как передачу права на совершение обрядов богу Оокунинуси (и тем самым права на всю область Идзумо) от главного жреца Идзумо, распорядителя всех мико, двору Ямато11.

   Сусаноо, спустившийся в Идзумо, в свете этой шаманской теории предстает героем мифа об инициационном обряде. Оокунинуси же скорее, шаман-врачеватель, о чем, по мнению Мацумаэ, могут свидетельствовать разные эпизоды «Кодзики» – см., например, сюжет о зайце, с которого сняли кожу и которого лечит Оокунинуси, а также повествование о Кусагаи-химэ – Деве-Ракушке, и Умуги-химэ – Деве-моллюске, которые оживляют самого Оокунинуси12 и т.п.

   При этом, как пишет Мацумаэ Такэси, хоть сам он и придерживается последней из приведенных теорий, в каждой из гипотез, вероятно, заложена определенная истина, поскольку мифы цикла Идзумо, как и полагается мифам, сложны, полистадиальны, несут на себе отпечатки верований разных местностей и религиозных идеологий и т.п.

    Рассмотрим теперь вкратце мифологические мотивы Идзумо, заложенные в «Идзумо-фудоки». Сам этот текст был завершен около 733 г., то есть через 20 лет после того как императрица Гэммэй в 6-ом году Вадо отдала приказ о составлении на китайский манер поземельных реестров с подробным краеведческим описанием, – текстов, в какой-то мере предвосхищающих средневековые европейские атласы, включавшие не только географические, но и исторические, культурные, этнографические и прочие сведения. При этом, как говорится в тексте указа, записанном в «Сёкунихонги», составителям ставились следующие пять задач: 1) приискать уездам и волостям названия, благоприятные с точки зрения судьбы, 2) записать виды и названия продуктов хозяйственной деятельности по отдельным селам, 3) указать, в какой мере та или иная местность пригодна для земледелия, 4) записать местные названия гор, рек и склонов, 5) записать по рассказам старейшин существующие версии старинных преданий. «Идзумо-фудоки», с достаточной полнотой, как никакой другой текст жанра фудоки, отвечал всем этим поставленным условиям, при этом отличался от всех прочих явной самобытностью.

   Составителем «Идзумо-фудоки», был, по всей вероятности, сам управитель земли Идзумо, то есть верховный жрец, в этой части Японии считавшийся «явленным богом», замещающим «бога-духа земли» (уцуси-кунидама-но ками). В тексте практически отсутствуют характерные для описания других провинций повествования об августейших посещениях данной земли императором, его супругой или приближенными, зато неоднократно описаны ритуальные обходы земель Идзумо богами Сусаноо, Оонамути (Оокунинуси), Омидзуну. Фигурируют и другие местные боги, чьи имена отсутствуют в составленных при дворе мифологических сводах, это – великие боги Кумано, Ноги, Сада и т.д.

   В самом начале «Идзумо-фудоки» говорится о названии провинции: «История названия Идзумо [такова]. Бог Яцука-мидзу-омицуно изрек: “Облака, клубясь, поднимаются (якумо тацу) ”, – так он сказал. Поэтому-то и говорят “Якумо тацу Идзумо”, что значит: “Идзумо, где, клубясь, поднимаются восьмиярусные облака”»13.

Выражение «восьмиярусные облака» сыграло оособую роль в японской культуре и, в частности, японской словесности. Оно стало постоянным эпитетом к топониму Идзумо и было использовано как зачин в пятистишии Сусаноо, – том самом пятистишии, которое стало первым стихотворением-песней в форме пятистишия вака (танка) и было записано первым в японской письменной традиции (в «Кодзики»). Это пятистишие традиционно считается первой танка в истории японской поэзии. Вообще, фольклорно-поэтические зачины такого рода были важнейшим поэтическим приемом древней поэзии пятистиший, записанных в «Манъёсю», первой японской поэтической антологии конца VIII века. Упомянем, что в начале IX века, когда появились первые поэтологические трактаты, был составлен реестр подобных зачинов, которые были представлены там как «имена вещей эпохи богов». Возможно, что «восьмислойные облака встают» было этимологическим истолкованием топонима Идзумо, с другой стороны, это выражение могло быть его эвфемистическим или гонорифическим синонимом.

    Интересно, что в преданиях Идзумо, записанных в «Идзумо-фудоки», зафиксирован мотив творения, отсутствующий в нарративах «Кодзики» и «Нихон сёки». В японских мифологических сводах творение земель, богов, явлений природы происходит или путем самопроивольного становления, или путем рождения (посредством полового акта, из разных частей тела божества и т.д.). В преданиях «Идзумо-фудоки» описан уникальный для японской мифологии тип творения: это так называемое кунибики (кунихики) «притягивание земель». Например, в тексте говорится: «История происхождения названия Оу такова. Бог Яцука-мидзу-омицуно, совершая кунибики, изрек: “ Страна облаков (Идзумо), где, клубясь, поднимаются восьмиярусные облака, – юная страна, узкая, как полоска полотна. Она была создана маленькой, поэтому мне хотелось бы присоединить к ней [другие земли]. Если взглянутьна мыс Мисака в стране Сираги, белой, как ночная одежда такубусума, не лишний ли он в стране, то видишь, что мыс этот – лишний ”, – так он сказал. И тогда, взяв заступ, широкий и плоский, как грудь молодой девушки, вонзил он его в землю, как вонзают [острогу] в жабры большой рыбы, отрубил он землю, колыхавшуюся, словно флаги расцветшего камыша сусуки, набросил он на землю крепкую веревку, свитую из трех прядей, и начал медленно, медленно, как лодку, поднимающуюся по реке, тянуть ее, потягивать, черную, как плод симоцудзура, беря и перебирая веревку руками и приговаривая: “Земля, иди сюда, земля, иди сюда!”»14 Веревка и кол, к которому она была привязана, также превратились соответственно в гору и побережье, таким же способом притягивания были созданы земли Саки, Нунами, Цуцу и т.д.

   Комментариев и истолкований к этому фрагменту существует немало, в частности, нет согласия и по поводу того, обо всей земле Идзумо здесь  идет речь или это локальное предание, которое рассказывает о создании земли Оу, но было использовано вождем-управителем как модель для создания общего мифа творения.

 Говоря в целом, этот тип творения, по-видимому, соответствует типу деятельности племен северо-западного побережья Хонсю, связанных прежде всего с морем, продуктами рыболовства и мореходством в пределах зоны Японского моря, достигающей берегов Кореи («земля Сираги»). Бог Яцука-мидзу-омицуно – судя по имени, бог «Большой воды», – по-видимому, локальное божество, в мифологических сводах оно было объявлено отпрыском Сусаноо в пятом поколении, но в данном случае, вероятно, это и впрямь идеологический прием придворных составителей сводов, ставящих задачей объединение разноместных и разнородных пантеонов.

   Образ Сусаноо в мифах «Кодзики» и «Нихон сёки» двойствен и противоречив.

   В нарративах, представляющих события на Равнине Высокого Неба (Такамагахара), это прежде всего образ неистового бога-вредителя, который совершает «восемь прегрешений Небесных» и «восемь прегрешений Земных» (за что изгоняется с Неба, в наказание лишенный богами волос и ногтей). В результате его проступков происходит сокрытие богини солнца Аматэрасу в Небесной пещере (ритуальная смерть), наступление всеобщей тьмы, возвращение хаоса. Поэтому многие этнографы связывают его фигуру и с мотивом ритуального убийства царя, и с обрядом великого очищения от скверны. Перед уходом с неба на землю Сусаноо убивает богиню еды, и из ее тела появляются различные злаки и бобовые – в этом сюжете, во-первых, прослеживается связь с суходольным земледелием юго-восточно-азиатского типа, во-вторых, многие исследователи видят в этом сюжете и так называемую мифологему Хайнувеле (убиваемого и расчленяемого божества земледелия).

Таков «неистовый» Сусаноо в мифологических нарративах цикла Такамагахара, то есть повестях о событиях, происходящих на равнине Высокого неба. Однако оказавшись в Идзумо (цикл мифов об Идзумо тех же «Кодзики» и «Нихон сёки»), Сусаноо наоборот совершает множество славных подвигов, побеждает дракона, находит в его хвосте священный меч, освобождает девушку Куси-инада-химэ и женится на ней, кроме того, приносит людям лекарства, деревья, злаки и прочие дары культурного героя.

Приведем здесь мнение цитированного выше авторитетного этнографа Мацумаэ Такэси, который полагает, что до включения Сусаноо в пантеон «небесных богов», то есть в пантеон правящего племени области Ямато, он был богом местности Суса в Идзумо. В Идзумо же был чрезвычайно распространен и наделялся особым могуществом так называемый «змеиный обряд». По свидетельствам разных этнографов, до ХХ века в разных местах на побережье Японского моря проводился обряд плодородия, связанный с божеством полей, который мыслился в виде огромного змея (по имени Самбай), принято было также изготовлять его изображение (чаще всего из соломы). В ходе действа заключался ритуальный брак змея с девой, которая в обряде именовалась Инадзуру-химэ. Янагита Кунио предполагал, что роль невесты змея Самбай исполняла девушка, приносившая обед своим сородичам, высаживавшим рассаду риса в поле – основанием для этих его предположений служат так называемые «песни посадки риса», тауэ-ута. Такую девушку обычно именовали Хирума-моти или Онари.

    Возможно, что миф о драконе, пожирающем девушек и собирающемся пожрать Куси-инада-химэ (мотив человеческой жертвы териоморфному божеству), и послужил прообразом более позднего обряда, имеющего вид брака змея-хозяина поля с божеством риса  – часть ина- в имени Инада-химэ или Инададзуру означает «рис». Со временем связь этого обряда с испрашиванием урожая риса начала ослабевать, и в обряд было подставлено антропоморфизированное божество места, богатырь-эпический герой.

   Таковы драматические сюжеты, повествующие о Сусаноо в мифологических сводах, в «Идзумо-фудоки» же его образ гораздо более прост и безыскусен. Собственно, он там ничего не совершает вовсе, в некоторых селах или землях он, проходя, останавливается и говорит что-то вроде «здесь мое сердце успокоилось», кроме того, часто упоминаются его дети, совершающие что-либо мирное и полезное. Если бы не существовало столь яркого, противоречивого и динамичного образа Сусаноо в сводах «Кодзики» и «Нихон сёки», имя Сусаноо в «Идзумо-фудоки» было бы просто трудно заметить среди других. Очевидно, что при составлении мифологических сводов Сусаноо просто в качестве местного земледельческого божества Суса никак не мог бы получить такого большого значения, стать братом богини солнца Аматэрасу, рожденным, как и она, от прародителя Идзанаги. Анализируя предания о Сусаноо в сводах, Мацумаэ Т. делает предположение, что культ Сусаноо со временем широко распространился по территории Японии. Первоначально же он мог быть божеством, которому поклонялись приморские племена области Кии, тесно связанным с мореплаванием и мореходством, то есть с кораблестроением – откуда идет его связь с деревьями и описанная в сводах его роль божества-культурного героя, идущего по Японии и насаждающего новые деревья15.

   Предполагаемая исследователем роль Сусаноо как божества приморских племен Кии позволяет также объяснитьтесную связь Сусаноо и Страны мертвых «Нэ-но Катасу куни», «Страны Крепких Корней». Если Сусаноо был богом мореплавателей, то скорее всего он был марэбитогами, то есть богом-гостем, богом-чужаком, приходящим из-за моря, из страны, где обитают души предков и боги, откуда к людям приходит рис, огонь, плодородие и т.п. Такая страна на Окинаве и Рюкю именовалась Нирайканай, или Нируя, Нииру. Существует точка зрения, что слово нэ в Нэ-но куни лишь позже этимологизировалось как нэ («корень»), по происхождению же оно родственно окинавскому Нирайканай. Соответственно, Сусаноо сначала был богом, приходящим из-за моря, потом же ему было присвоено имя по названию местности Суса, где обитало одно из поклонявшихся ему племен.

   В «Нихон сёки» в самом деле можно найти несколько указаний на характер Сусаноо как бога-гостя. Мацумаэ называет примету этнографическую – в одной из версий «Нихон сёки» говорится, что после того, как боги велели Сусаноо уйти с неба, полил сильный дождь, и тогда Сусаноо связал в пучки зеленую траву, сделал из нее шляпу и накидку – каса и мино. А именно в таких одеяниях во многих японских деревнях вплоть до нового времени появлялся бог-гость, вернее, человек, изображавший такого гостя в обряде, в день так называемого малого Нового года, то есть 15 января по старому календарю, когда совершаются обряды плодородия, гадания о будущем урожае и т.п. (примером этому могут служить описанные этнографами обряды намахагэ в префектуре Акита, касэгитори в преф. Ямагата и др.) Мацумаэ думает даже, что культ бога Кумано, скорее всего, бога мореплавателей юга Кии, очень схожего с Сусаноо, имеет местом происхождения не Идзумо, а Кии, в Идзумо же он переместился позже.

  Что же касается текста благопожелания, которое управитель Идзумо произносит в придворном ритуале, то, возможно, первоначально это был заклинательный текст, нацеленный на тамафури, «усмирение души» вождя перед принятием полномочий главного жреца племени Идзумо (текст благопожелания ёгото и комментарии к нему см. во втором томе настоящего издания). Скажем несколько слов и о главных храмах Идзумо.

Под именем Кидзуки в «Идзумо-фудоки», как пишет К.А.Попов, записано семь храмов (большая их часть сейчас уже не существует); один из них, получивший впоследствие название Идзумо-тайся, датируется примерно концом шестого-началом седьмого века.  Историки не сходятся относительно того, какую именно запись в мифологических сводах считать соответствующей приказу о возведении именно этого храма. В любом случае речь здесь уже идет о более или менее достоверных исторических событиях, то есть о реальном строительстве очень большого по масштабам того времени культового сооружения, сам же мифологический сюжет об уступке страны и возведении сакральной постройки, разумеется, относится к более раннему периоду, чем время составления мифологических сводов.

   Разноречивы и предположения относительно того, где был впервые возведен храм Идзумо, а также – где располагались более ранние культовые постройки. Все гипотезы также опираются, в основном, на вышеназванные источники, данные которых разноречивы и неопределенны.

   Весьма вероятно, в конечном счете, то предположение, что Идзумо-но куни-но мияцуко, то есть Управитель Страны Идзумо, получивший это назначение из центра, был до этого главой общины селения Оу на востоке области (где находилось святилище Кумано как средоточие духовно-практической деятельности ее жителей), и что он со своими сородичами, возможно, и завладел западной ее частью, установил власть над местными общинами, поклонявшимися богу Оокунинуси, и передал эти земли под контроль властей Ямато16.

 Оба храма – и Большой храм Идзумо, и Большой храм Кумано и ряд других храмовых построек этой части Японии относятся к архитектурному типу, называемому тайсядзукури – в отличие от, например, синмэйдзукури, храмового стиля типа храмов Исэ. Стиль тайсядзукури считается самым древним в Японии, святилище стоит на девяти опорах, самая большая из них находится в середине постройки и именуется Син-но михасира, Столп Сердцевины. Лестница с 15 ступенями ведет в приподнятое таким образом над землей святилище. В настоящее время (постройка 1744 г., воспроизводящая прежние формы) храм имеет в высоту 24 м, однако по средневековым данным, ранее он был просто гигантским и достигал 96 м.

 Одно из старых поверий, связанных с этим храмом и основанных на мифологическом сюжете «Кодзики», заключается в том, что в середине 10-ой луны по лунному календарю все божества собираются на совет в Идзумо, соответственно, в остальной Японии, вернее, в Ямато, где находились резиденции древних правителей, они отсутствуют. Поэтому старое название месяца октября  по всей стране – каминадзуки (каннадзуки), «месяц без богов». В Идзумо же наоборот в это время проводится праздник камиари – «присутствия богов», поэтому в Идзумо октябрь называют месяцем камиаридзуки, «месяц, когда есть боги». На территории храма ставят тогда маленькие квадратные домики-святилища для прибывших божеств и проводят серию соответствующих обрядов.

  (Синто – путь японских богов. В 2 тт. СПб.., Гиперион, 2002, т.1, с.122-135)