<< На главную страницу

Ж. Кормина
(Европейский университет СПб.)

Из армейского блокнота
(заметки о топике и риторике солдатского письменного фольклора)

Армия – это море нарядов, гектары полов,
километры писем и океан тоски.

Из блокнота солдата-срочника

Эта статья появилась в результате такого обычного для антрополога времяпрепровождения, как подглядывание и подслушивание. Картинка: пьяный парень в солдатской форме шагает от Витебского вокзала, крича на весь Загородный: "Я вернулся!". Граждане расступаются. Милиционеры глядят с пониманием. Еще картинка: двое молодых ученых, один – служивший, гордый своей военной профессией (радист) и тем, что пришел из армии без единой лычки, обычным рядовым, другой – получивший погоны лейтенанта по окончании военной кафедры университета и не служивший, дискутируя в дружеской компании о зависимости между опытом службы, погонами и мужественностью, на глазах у изумленной публики переходят от словесной перебранки к методам физического воздействия. Неважно, кто победил. Замечателен повод для состоявшейся драки. Прибавьте к визуальному ряду подкрепленные воспоминаниями демонстрации армейских фотографий родственниками и друзьями, а также застольные мужские разговоры (служба в армии – обычная светская тема для служивших), рассказы служивших и ждавших, а также и не служивших и не ждавших, а просто живших рядом – и вы представите в общих чертах круг источников для этих заметок.

В советское время с введением всеобщей воинской обязанности при минимальных льготах военная служба стала – и юридически, и фактически – обязательным этапом в жизни молодого человека ¹. Став неизбежным, этот опыт со временем начал оцениваться как необходимый, и 2-3 года армейской (или флотской) службы превратились в функциональный аналог классической инициации в экзотических обществах. И осмысляться она стала аналогичным образом. Так, сложилось представление о том, что армия дает молодым людям некое особое знание, необходимое для настоящего мужчины. Факт "превращения" юношей во взрослых людей как результат армейского опыта констатировался сообществом через признание нового социального статуса за вернувшимися со службы. Не взятый на службу по здоровью получал обидный ярлык "браковка" и подозревался окружающими в физической неполноценности, предполагающей его несостоятельность в качестве брачного партнера. Во всяком случае, именно так было в провинции ².

Уходящие на службу, точно так же, как инициируемые в экзотических культурах, оказываются за пределами своего сообщества как в географическом, так и в социальном смысле. Они попадают в иным образом структурированный мир со своими традициями – дедовщиной – и корпоративным духом, в созидании которых каждый из вновь прибывших участвует с большим или меньшим энтузиазмом.

Лучше всего о специфической армейской системе ценностей, ставшей неотъемлемой частью личного опыта подавляющего большинства мужчин этой страны, говорит солдатский фольклор. Как мы увидим, максимы из солдатских блокнотов со свойственной им подростковой неуклюжестью и прямолинейностью касаются не только собственно армейской службы. В них формулируются представления о гендерных ролях, гражданская позиция, этические ориентиры и пр. Следует оговориться, что эти тексты безусловно не описывают всей полноты армейского опыта, всего спектра отношения к службе и не могут рассматриваться в качестве энциклопедии армейской жизни. В них мы имеем дело лишь со схемами, посредством которых артикулируется этот опыт.

Солдатские блокноты, о которых пойдет речь, – это записные книжки, которые заводят обычно в начале службы и забывают тогда, когда начинают изготовление дембельского альбома. В отличие от демебельского альбома, который создается с тем, чтобы на гражданке репрезентировать его хозяина как бравого вояку, не лишенного своеобразных эстетических пристрастий (заметим, поразительно шаблонных), функция солдатского блокнота не так определенна. Его, видимо, тоже заводят потому, что так делают все, но про него скоро забывают и не всегда привозят со службы. А если привозят, то он не становится частью семейного архива, как это случается с дембельским альбомом. Пожалуй, можно назвать солдатский блокнот черновиком к дембельскому альбому, как ценности, навязываемые армией, – проектом на взрослую жизнь, которого придерживаются или же подчеркнуто нарушают.

Содержимое типичного солдатского блокнота составляют, во-первых, вполне обычные для записной книжки пометки, имеющие утилитарную цель – для памяти (адреса, дни рождений) и, во-вторых, солдатский письменный фольклор. И структура блокнотов, и входящие в них тексты отличаются высокой степенью повторяемости. Конечно, среди составителей встречаются и оригиналы, в блокнотах которых преобладают цитаты из художественной литературы и философских сочинений или тексты популярных (любимых) песен – но настоящие нонконфомисты просто не будут вести такой блокнот. Свою специфику в содержание блокнота вносит принадлежность его автора к определенному роду войск, однако основной корпус текстов и тем солдатских блокнотов все же удивительно стабилен. Рассмотрим некоторые из них ³.

Время

Время службы для автора блокнота – это срок, временной отрезок, границы которого призыв и увольнение в запас (демобилизация). Время между этими рубежами слабо дифференцировано. Его просто надо прожить, отбыть: "Солдат спит – служба идет". Оно особого качества. Армейское время так же порционно, стандартизовано и однообразно, как солдатская диета:

Масло съел – и день прошел,

Съел яйцо – неделя.

Что бы съесть такого,

Чтоб два года пролетели ⁴. (4)

Способы отсчета времени, принятые в нормальной, гражданской жизни, здесь не работают. Срок службы измеряется в количестве съеденной пищи и изношенной формы:

Три пары сапог,

Две пары х/б,

И мы можем писать на стене ДМБ. (5)

Впрочем, ДМБ пишут и только что призванные на службу. Уже по дороге в часть они оставляют графитти с датой своего возвращения на гражданку: ДМБ-89, например, если дело происходит в 1987 году. Однако в неписаных правилах армейского житья существует строгий запрет делать такую надпись до того момента, когда призыв получает на нее право.

Товарищ, верь: взойдет она,

Звезда пленительного счастья,

Казармы рухнут, и тогда

Навек из списков этой части

Исчезнут наши имена!

И на воротах КПП

Напишут буквы ДМБ (11).

Нарушение запрета писать заветные буквы до срока жестоко карается старшими товарищами ⁵. Но писать сроки службы в блокнотах никому не возбраняется, так что нет ничего удивительного, что на первой странице блокнота практически всегда помещается соответствующая запись. Этот срок может быть посчитан в абсолютных точных величинах: "2 года, 24 месяца, 104 недели, 730 дней, 17520 часов, 1051200 минут, 63072000 секунд. И я дома" (1) и отлит в стихотворную форму: "Кто не был, тот будет, кто был – не забудет 730 дней в сапогах". Когда срок службы сокращается до полутора лет, цифры изменяются, пусть даже в ущерб сохранению ритма стиха:

Проходят годы, меняются люди,

Но твердо звучит на всех языках:

Кто не был – тот будет,

Кто был – не забудет

547 дней в сапогах. (5)

Время службы определяет социальный статус солдата. Внутри армии есть свои социальные возрасты, которые наступают, в общем, автоматически: определяются сроком службы (см: Юдин 1998: 29-30, Банников 2001: 116). Чем ближе к демобилизации, тем выше статус военнослужащего срочной службы, что выражается в его правах и обязанностях:

Дождь, хреновая погода –

Отслужили мы полгода,

Тихо смылись мы с работ –

Отслужили ровно год.

В карты режемся с утра –

Отслужили полтора.

Льется в горло "Зверобой" ⁶ –

Это едем мы домой (2).

Для репрезентации статусных отношений в армии в процессе стихийного семиотического творчества изобретается метафорика, описывающая отношения субординации, основанные на "старшинстве". Отсюда такие обозначения разных "возрастов", как "дед", "старый", "молодой". Один из основных этических принципов, пропагандируемых на гражданке, – уважение к старшим и послушание младших – превращается в армии в способ легализации отношений власти. Апелляция к этой общеизвестной и всеми культурными людьми разделяемой истине придает системе статусной дифференциации в армии характер абсолютной нормы.

Срок службы проживается как отдельная жизнь, внутри которой есть свое рождение и смерть (крайние "возрасты" – духи и дембеля – это состояния "младенчества" и "умирания" солдата), молодость и старость. Здесь заново надо пройти такие этапы социализации, как обретение речи (умение правильно обращаться к старшим по званию и отвечать на вопросы дедов ⁷) и способности ходить: "Мужики учатся ходить два раза в жизни: 1 раз – в детстве, 2 раз – в армии" (2). Для этой жизни свойственна динамика роста, такая же обязательная и неизбежная, как в "просто" жизни. Как оптимистично пишут в начале службы, "дембель – не девушка, мимо не пройдет" (3).

Героизм

В рамках повседневной житейской аксиологии служба в армии бессмысленна. Чтобы придать этому событию значение, оказывается необходимым использовать риторику другого дискурса – военно-патриотического:

Возьми, страна, мои два года,

Я отдаю их потому,

Что кто-то где-то и когда-то

На свете выдумал войну. (1)

В приведенном четверостишии прослеживается явное влияние послевоенной традиции эпитафий, вошедших в поминальные стихи, исполнявшиеся 9 мая, высеченных на обелисках и монументах: "отдать жизнь за Родину", "ценой своей жизни" и т.п. В текстах, выдержанных в этой стилистке, служба в армии репрезентируется как жертва, одновременно безвозмездная и невозместимая в принципе. Время в таких текстах предстает как нечто целое, не дробное и почти материальное, как то, что можно отдать, подарить:

За личное счастье,

За счастье людей

Подари свои 730 дней. (4)

На последней странице одного из блокнотов, там, где должна стоять его стоимость, написано: "Цена 2 года" (3) ⁸. Пусть это не вся жизнь, но все-таки это "две страницы, вырванные на самом интересном месте", составляющие целый период жизни – юность: "Армия – это свеча, в которой сгорает юность" (3).

Без венков и процессий,

В сапогах и берете,

Смахнув капельки пота

С чуть заметных усов,

Я саперской лопаткой,

Сжав проклятием зубы,

Закопал свою юность

Среди псковских песков. (8)

Одним из способов придания службе осмысленности является эксплуатация солдатским фольклором образа мужчины-воина. Авторы блокнотов словно примеряют на себя костюм героя, защищающего своих друзей, сестру, девушку.

Живи, мой друг,

Балдей и пьянствуй,

Я охраняю твой покой.

В моем подсумке 2 обоймы,

За мной ты, как за каменной стеной (3).

В этих текстах также часто используются клише из военно-патриотического дискурса. Солдат охраняет сон своих близких:

Без вас, друзья, пройдут 1,5 года.

Без вас я буду грязь топтать.

Но только знайте: это время

Вы можете спокойно спать (9).

Гуляй, сестренка, спи спокойно,

Ведь где-то, стиснув автомат,

Тебя надежно охраняет

В зеленом камуфляже брат. (4)

Спи спокойно, родная девчонка,

Крепче ресницы закрой.

Солдат желдорбата с лопатой

Охраняет твой сон и покой ⁹.

В последнем четверостишии третья строка предоставляет широкие возможности для варьирования. Трансформация определяется способом репрезентации рода войск, в которых служит автор. В приведенном варианте лирический герой – военный строитель; если автором блокнота является, скажем, пограничник, этой строкой может быть "твой друг в гимнастерке зеленой" (2) и т.п. Идея проста: где ни служит солдат, какую работу ни выполняет, он стоит на страже сна и покоя оставшихся на гражданке.

Нельзя не заметить, что защищаемый, тот, ради кого несет свою службу солдат, – это как правило ровесник или ровесница (а не мать или отец). Для представителей его возрастной группы служба в армии является актуальной частью повседневной реальности (кто-то служит, кто-то косит, кто-то ждет). Армия прямо или опосредованно влияет на их судьбы, систему ценностей и жизненные ориентиры. Во всяком случае, каждый из них должен выработать свое отношение к перспективе или же факту армейской службы. В силу специфики подросткового мира личная позиция в этом возрасте во многом зависит от мнения близких друзей и нередко отличается от позиции родителей ¹⁰. Любопытно, что служившие в армии Великобритании эпохи всеобщей воинской повинности (1945–1963 гг.) также склонны рассуждать о своей службе в терминах общего опыта сверстников и приобретения подростком нового качества – взрослого человека, причем патриотический дискурс для них также оказывается второстепенным (см.: Martin 1997). Вероятно, причиной тому сам факт обязательной военной службы при условии одинакового возраста призываемых, превращающий армейский службу в инициационный институт.

Гендер

Служба в армии оценивается как особый мужской опыт. Солдатский блокнот предупреждает, что мужчина, который "сапог солдатских не носил", исключается из числа его потенциальных читателей:

А если ты мужского пола

И этих мук не испытал, –

Закрой блокнот, положь на место:

Не для тебя его писал (3).

Другая категория исключенных – девушки, ровесницы военнослужащих срочной службы. Распространенное стихотворение "Письмо любимой" построено на сопоставлении контрастных миров – "гражданки", где проходит жизнь девушки, и мира армейской службы, которая предстает как мужской мир, женщинам недоступный и непонятный, как опыт, разделяющий их и дающий молодому человеку право на снисходительное отношение к своей сверстнице:

...Что касается службы солдатской, –

Я не буду подробно писать,

Потому что тебе, дорогая,

Все равно ничего не понять… (5).

В армейской субкультуре формируются гендерные стереотипы, которые, кажется, не выносятся за ее пределы ¹¹. Один из таких стереотипных образов – неверная девушка, покой которой охраняет "ее солдат".

Закружили метели парнишку,

Он, в снегу замерзая, ползет.

А его девчонка в постели

Честь и совесть свою отдает. (4)

Служи, солдат, учи уставы

И занимайся строевой;

А где-то женщиною стала

Девчонка, что была с тобой. (2)

Изменяя "своему парню", девушка не просто "перестает ждать" своего молодого человека, она предает солдата, а вместе с ним и те ценности, которые связаны с исполняемой им социальной ролью: "Девушка, изменившая пограничнику, несет ответственность по статье "Об измене Родине"" (6). Вот еще более впечатляющая максима: "Помни, солдат: ты охраняешь сон парня, который спит с твоей девушкой" (1). Конечно, это тот самый парень, который закосил от армии, тот самый, кому запрещено читать солдатский блокнот. Часто стихи построены как обращение от всех парней, несущих срочную службу, ко всем девушкам-ровесницам:

Зачем вы плачете, когда нас провожаете,

Зачем вы обещаете нас ждать?

Ведь каждый знает, каждый понимает,

Что с армии дождется только мать. (5)

И наказание "неверной" также иногда берет на себя вся группа. Такой девушке могут послать по почте так называемый "сапог": лист бумаги, истоптанный сапогами и исписанный бранными словами в адрес предательницы ¹². Существенно, что солдатский фольклор не предполагает возможности измены со стороны молодого человека: "десантник изменяет девушке только тогда, когда ему изменяет запасной парашют" (3). Он верный, надежный, способный на большое чувство, – словом, идеальный герой. Правда, таким его делают не личные качества, а судьба солдата: "Девушка, помни! В Армии солдат прижимает к груди автомат и целует только знамя" (6).

Вообще тон высказываний о девушках в солдатском фольклоре либо циничный, либо сентиментальный – в зависимости от того, в какой из двух ролей она выступает: как "неверная" или же как "ждущая". Надо заметить, что норма – когда у солдата есть девушка, которая ему пишет и тем самым берет на себя роль "ждущей", сама, между прочим, порой об этом и не подозревая. Это в большинстве случаев – игра во взрослых, своеобразная проба чувств. Конечно, бывают и исключения: и чувства искренни, и намерения определенны – вернуться из армии и жениться на любимой девушке, которая "дождалась". Но все же роман по переписке и разыгрывание драмы в случае "измены" – не только исполняемой, но и безусловно переживаемой – настолько типичное для армейской субкультуры явление, что позволяет говорить о разворачивании некоего стереотипного сценария, навязываемого социальным статусом. Как уже говорилось, в эту сферу вовлекаются не только несущие службу, но, шире, группа ровесников, для которых эти правила релевантны.

Подобные игры во взрослых могут включать такой жестокий ход, как проверка на верность, известный по еще недавно популярной песне "Ковыляй потихонечку". Герой песни, солдат, пишет своей девушке о том, что он потерял ноги, и интересуется, будет ли она любить его, инвалида, как раньше. Девушка отвечает, что он должен ее забыть: "Заживут твои ноженьки, проживешь как-нибудь". Через некоторое время герой возвращается домой целый и невредимый, "на обеих ногах", и отказывается простить не выдержавшую испытания подругу. Как ни парадоксально, этот фольклорный сюжет иногда становится сценарием для разыгрывания реальной жизненной драмы. Так, мне известен случай, произошедший в Петербурге в середине 1990-х, когда девушке ее служащий в армии одноклассник (кстати, с ее точки зрения, между ними не было никаких романтических отношений – только приятельские) написал, что ему ампутировали ноги. Вскоре выяснилось, что это была просто "проверка" ¹³. Другая аналогичная история относится ко времени окончания Великой Отечественной войны. Место действия – Свердловск, сюжет известен. По пути домой молодой человек посылает своей девушке письмо с сообщением о том, что он стал калекой (лишился ног), и по возвращении назначает ей свидание, на которое его привозят на машине. Девушка говорит ему, что ей не нужен инвалид, и тут он – красавец с орденами, совершенно здоровый – выходит из машины... Описанный сюжет дает прекрасные примеры реализации одной из излюбленных в армейском фольклоре максим: "Армия – это школа для мужчин и экзамен для женщин" (5).

Школа жизни

Помнится, когда я училась в школе, моих соучеников стращали армией, там, мол, вас научат. Чему именно научат, не говорилось, да и речь шла явно не о перспективе приобретения каких-то знаний, а о дисциплине, к которой приучают на службе. Как пишут в блокнотах, "армия ума не дает, но дурь вышибает" (6), т.е. доводит до нормы, принятой в сообществе. Выходит, что армия представлялась прежде всего неким социальным институтом с воспитательными функциями. Задача этого института состоит в доведении до кондиции сырого материала и проверке его на брак. В селе, где прошло мое детство (и, кажется, это характерно для провинции вообще), в армию не попадали только те, кто успевал раньше попасть на скамью подсудимых, так что любой молодой человек должен был пройти через дисциплинарный институт. Конечно армия и тюрьма не приравнивались друг другу и воспринимались как разные варианты судьбы, определяющейся, правда, примерно в одном и том же возрасте. Между прочим, получить судимость и не попасть из-за этого в армию было трагедией, поскольку тем самым жизненный сценарий такого неудачника приобретал иную, отличную от его одноклассников и приятелей конфигурацию и дальнейшая судьба нередко была предопределена.

Замечательно, что за армией и сегодня признается та же дисциплинирующая и обучающая функция. Вот отрывок из школьного сочинения ученицы 11-го класса одной из школ Свердловской области: "Ребята – будущее нашей Родины, и они должны быть мужественными, храбрыми и сильными. В армии их тому научат". В интервью, взятом у призывника в Новгородской области осенью 1999 г., опрашиваемый также объясняет смысл армейской службы при помощи "педагогической" лексики: "Надо сходить, посмотреть, как там. Поучиться жизни. Парни просто, которые старше, говорят: в армию надо, говорят, идти – жизни научишься. Лучший урок" (12). Надо оговориться, что в обоих случаях мы, судя по всему, имеем дело не с глубокой внутренней убежденностью и осознанной позицией, а со стихийным конструированием ответа на заданный вопрос – тему сочинения или вопрос собеседника – из подручных средств. Интересно, что "под руку" при этом попадается именно этот, а не какой-нибудь иной способ аргументации.

Армейский фольклор полон "образовательной" метафорики: "Армия – школа хорошая. Но как хорошо в ней не учись, все равно оставят на 2 год!" (10). Армия сравнивается с институтом, а род войск – с факультетом. В результате курса обучения происходит перерождение "юнца" ("пиздюка") в мужчину:

Запомни истину одну,

О ней слагаются былины:

Приходит в армию пиздюк,

А возвращается мужчиной (2),

который готов теперь признать, что

Самым

Лучшим

Уроком

Жизни

Была

Армия (11).

Каковы же методы армейской педагогики? Такие ее характеристики, как институт индивидуального кураторства и воспитание на "эпических образцах" проанализированы в тонкой и ироничной статье М.Л. Лурье, к которой я и отсылаю интересующихся. Вполне закономерно, что в осмыслении законов армейской жизни, где постоянно выстраиваются и подтверждаются отношения власти, активно используется метафорика сексуального насилия (об этом подробнее см.: Банников 2001: 132 и далее). Любопытно другое: постоянное сопоставление солдата в армии и его ровесницы на гражданке. Выше были приведены четверостишия, построенные на параллелизме между миром военным, полным физических испытаний (он в снегу замерзая, ползет или ходит строевой) и миром гражданским, где она во вполне комфортных условиях, отдавая честь и совесть, становится женщиной. Разный опыт приводит к одному результату: юноша и девушка становятся взрослыми. Впрочем, в некоторых текстах этот опыт взросления обозначается одинаково: "Запомни, друг, законы Ома: нас здесь ебут, а девок дома" (4).

Служба в армии и возмужание как следствие этого опыта осмысляется в солдатском фольклоре, в частности, в терминах потери невинности. В одном весьма распространенном тексте, который существует в устном варианте в виде тоста, прямо сообщается о разнице в женском и мужском способах взросления: "Девушка становится женщиной за одну ночь. Юноша становится мужчиной за два года службы. Так выпьем же за то, чтобы эти два года пролетели как одна ночь!" (7). Итак, взрослым делает юношу его социальный опыт, приобретаемый им в армии: "Не тот мужик, кто с бабой спал, а тот мужик, кто плац топтал" или в более мягком варианте: "Не тот мужчина, кто женат, а тот мужчина, кто солдат". Другого способа стать мужчиной солдатский фольклор, естественно, не знает.

Заканчивая свой краткий экскурс в мир солдатского фольклора, хочу привести слова одного призывника, который сейчас должен быть уже "дедом". "Конечно, это дискриминация, что если я пацан и мне восемнадцать лет, я должен, просто обязан идти в армию. Но всё-таки… Я патриот своей страны. Я должен. Я обязан. Если все, то и я" (13).

Источники

1. блокнот 1988–1990 гг.
2. блокнот 1997–1999 гг., погранвойска
3. блокнот 1990–1992 гг., десантные войска
4. блокнот 1999–2001 гг., погранвойска
5. блокнот 1995–1997 гг., внутренние войска
6. блокнот 1995–1997 гг., погранвойска
7. интервью с Р., 1981 г.р., записано в октябре 1999 г. в Новгородской обл.
8. блокнот 1991–1993 гг., десантные войска
9. блокнот 1992–1994 гг., погранвойска
10. блокнот 1988–1990 гг., автомобильные войска
11. блокнот 1996–1998 гг.
12. интервью с А, 1981 г.р., записано в октябре 1999 г. в Новгородской обл.
13. интервью с Н., 1981 г.р., записано в октябре 1999 г. в Новгородской обл.

Литература

Банников 2001 – Банников К.Л. Антропология экстремальных групп. Доминантные отношения среди военнослужащих срочной службы Российской Армии // Этнографическое обозрение. 2001. №1. С. 112–140.

Лурье – Лурье М.Л. Служба в армии как "воспитание чувств" // Мифология и повседневность. 3. СПб. В печати.

Юдин 1998 – Юдин А.В. Семиотичность и ритуализованность поведения военнослужащих срочной службы Советской Армии (первая половина 1980-х годов) // Живая старина. 1998. №2. С. 29–32.

Martin 1997 – Martin S. Your Country Needs You: Attitudes Towards National Service in Britain 1945–63 // Oral History. Autumn 1997. Pp. 67–73.

Примечания

1. Всеобщая воинская повинность как принцип организации армии была введена в 1874 году, однако реально в мирное время попадало в армию не более трети молодых людей призывного возраста. Действительно обязательной для каждого мужчины военная служба стала только в 1930-е гг.
2. Отчасти в провинции ситуация такой и остается. В крупных городах, где в последние годы престижность службы в армии резко упала, также существуют социальные группы, для которых армейская служба остается престижной, например, для профессиональных чиновников.
3. Благодарю Марину Калашникову за помощь в сборе материалов.
4. Пунктуация и орфография здесь и далее будут приводиться в соответствии с принятыми нормами, нередко в ущерб точности цитирования источников.
5. Андрей Красильников, устное сообщение.
6. Горькая настойка, по крепости равная водке.
7. См. Юдин 1998: 29–30.
8. Вообще, для армейского дискурса достаточно актуальна метафорика купли-продажи. Известно, что "покупателями" называют приезжающих на призывной пункт представителей различных родов войск, участвующих в распределении новобранцев. Как написано в одном из блокнотов, "хорошо знает себе цену тот, кого купили". (1)
9. Текст записан по памяти. Такие стихи получила моя подруга в письме от служившего в армии одноклассника в самом начале 1990-х.
10. Мне известны случаи, когда молодые люди, которые могли бы избежать службы по здоровью или в силу родительских связей, шли в армию, потому что их друзья служили.
11. Оценке армейского опыта как условия приобретения мужского "гендерного качества" посвящена статья М.Л. Лурье. Он рассматривает широко представленный в солдатском фольклоре (устных рассказах) и литературе образ солдата – героя-любовника и тему особого армейского эротизма. В письменном фольклоре солдат репрезентируется скорее как жених.
12. Благодарю Антонину Дьконову, г. Петрозаводск, за эту информацию.
13. Я благодарна Веронике Вайшля за рассказанную историю.